Добрые боги

– Этот Эрзан тоже один из вас? – спросил Ханбей.

– Хочешь - спроси у него сам: вон он идёт, – с усмешкой в голосе ответила Ина Ирсо.

Ханбей увидел, как из дома, окружённого кольцом гвардейцев, вышел грузный седобородый мужчина в диковинной узорчатой накидке. Обострившееся после дневных сражений чутьё подсказало, что спрашивать излишне: Эрзан-Целитель был таким же, как Ина-Птица. Немного ненастоящим... или слишком настоящим? Поравнявшись с ними, он остановился и церемонно приподнял шляпу, на миг обнажив совершенно лысую голову.

– Ина.

– Господин Эрзан. – Богиня в ответ присела в старомодном реверансе: вышло неуклюже и даже смешно. Ханбей задумался: робеет она или подшучивает над стариком.

– Каким чудом Нарби убедил вас выбраться в наши края? – спросила она.

– Я взглянул на него и подумал: раз бродяга Набарин нацепил мундир, дело приняло совсем скверный оборот. И не ошибся, – сказал старик. – Есть время на разговор?

Его тон явно не предполагал отрицательного ответа.

– Для вас – всегда. – Ирса Ина натянуто улыбнулась; походило на то, что разговор предстоял не слишком приятный. – Тебе прямо и наверх по лестнице, Хан. Береги себя: ещё увидимся.

Ханбей раскланялся с ней, со стариком, удостоившим его коротким кивком, и поспешил уйти: стать свидетелем ссоры между двумя божествами ему совсем не улыбалось.

Он зашёл в окружённый охраной дом: его пропустили, кто-то даже поздоровался с ним – должно быть, один из тех гвардейцев, с кем вместе сражались днём – однако сам он не мог вспомнить лиц. Снаружи дом выглядел богато, но внутри был обставлен кое-как и имел неухоженный вид. От стен пахло запустением.

На площадке второго этажа маячила фигура в красном мундире. Поднявшись, Ханбей узнал однорукого капитана.

– Так это вы… Стоило сразу догадаться, – со вздохом сказал Ханбей. – Не думал когда-нибудь увидеть бога, стоящего в карауле.

Из-за отсутствия материнских наущений или по причине особых обстоятельств знакомства, но перед богом-бродягой он совсем не испытывал страха, как и не чувствовал к нему особого почтения.

– Выглядишь получше, чем вчера, – бросив на него короткий взгляд, сказал Нарбак Набарин.

– Не вашими стараниями. Что плохого случилось бы, если б вы хотя бы подали мне воды?

– Ну, мне пришлось бы нагнуться. – Бог ухмыльнулся.

– Не верю: вы добрый бог.

– Добро и зло, боги и демоны – ты не умеешь отличать одно от другого, человек. Так не говори мне, кто я и что! – В блеклых глазах Набарина полыхнуло пламя.

Ханбей сделал вид, что не заметил его вспышки: этот гнев – он чувствовал – был притворным.

– Ваша сестра сказала, у каждого поступка своя цена. В детстве я видел несколько старых гравюр, где вы с госпожой Иной и вашим отцом, Реханом-Радетелем, изображены втроём, – сказал Ханбей. – У вас на них другое лицо, но две руки. Не расскажете – за что вы заплатили?

Ханбей мало надеялся на ответ, но бог вдруг ухмыльнулся развязно и недобро и спросил:

– Ты знаешь, что за вещицу моя сестра забрала у Солка Вархена?

– Рукописную колдовскую книгу лорда Шоума… Кажется, это называется «гримуар».

– Верно: гримуар. А первые страницы в нём когда-то написал я. – Набарин поднял правую руку и под ошеломлённым взглядом Ханбея сжал деревянные пальцы в кулак.

– Вы… Но зачем?!

– Законы, правила, традиции, – проговорил Набарин, как сплюнул: фальшивая ухмылка пропала с его лица. – Им нет числа. Они связывают нас по рукам и ногам. Не одному тебе это не нравится, Ханбей Шимек. Мне тоже. Многим из нас.

– Но лорд Шоум не… – Ханбей осёкся. Внутри похолодело от внезапной догадки. – Ваш отец, Рехам-Радетель, на его стороне?!

– Человек, носивший имя лорда Айзы Шоума, умер девять лет назад, и мало кто заметил его смерть, – сказал Набарин. – Нынешний лорд Шоум, наместник Лысых Равнин – и есть тот, кого люди называют Радетелем. Самый почитаемый бог этих земель. Роббар Рехам, мой отец.

– Вот как, – выдохнул Хабней.

– Ты хотел такой правды? Другой у меня для тебя нет. – Набарин взглянул на него едва ли не с жалостью. – Радетель – истинно Добрый бог: он верит, что действует для общего блага. Что мир, где мы будем вольны творить чудеса по собственному усмотрению, окажется лучше того, что есть сейчас; что победа оправдает любые преступления и жертвы. Сегодня ничего не закончилось: война только начинается, стражник, и она будет долгой. Если не завершится нашим скорым поражением.

– Лучше уж правда, чем неведение, – мрачно сказал Ханбей. – Вы заварили эту кашу вместе с отцом. Почему же теперь перешли на другую сторону?

Нарбак Набарин смерил его долгим взглядом, раздумывая, отвечать или нет.

– Сестра из тех, кто уверен, что все, кроме неё, должны играть по правилам, – после долгого молчания сказал он. – Она с самого начала не поддерживала Радетеля и препятствовала нашим с ним занятиям. Когда для продолжения нам потребовалось уплатить первую цену, отец не стал долго раздумывать…

Ханбея передернуло.

- Но это оказалась не та жертва, которую я готов был принести, - негромко закончил Набарин. – Единственная жертва, которую я принести оказался не готов… Как я понимаю теперь, вспоминая себя тогда – любая другая бы подошла. – Набарин отвернулся. Его деревянная рука будто сама по себе поглаживала перила. – Запомни эту историю. И вспоминай каждый раз, когда имеешь дело с Добрыми богами: мы не те, кем вы нас считаете.

– Это я уже понял, – сказал Ханбей. – Спасибо за правду, господин Набарин.

– Тут только половина правды, Ханбей Шимек. – Тонкие губы бога сложились в горькую полуулыбку. – Вторая половина – у Радетеля. Запомни и это тоже. А сейчас дверь, в которую тебе нужно войти – вторая по левой стороне...

Нарбак Набарин указал вглубь дома и, отойдя с прохода, сел прямо на ступеньки лестницы. Для бога у него был очень усталый вид.

Ханбей рассудил, что и так узнал больше, чем хотел, и дальше испытывать божественное терпение не стоит. Потому просто пошёл, куда сказано.

***

За дверью оказалась полутёмная спальня. Осунувшийся до неузнаваемости Вархен с закрытыми глазами лежал на кровати. Человек, сидевший в кресле у изголовья, обернулся.

– Ваше Величество, – пробормотал Ханбей, который раз за день опускаясь на колено. Это уже начинало надоедать. – Простите мою дерзость, но что вы здесь делаете? Разве вы не должны быть сейчас во дворце?

– Сядь, – тихо сказал Кербен, указывая взглядом на второе кресло. – Никогда не задавай сразу несколько вопросов, если хочешь получить ответ хотя бы на один.

– Простите… – Ханбей сел, но тут же снова поднялся, чтобы отстегнуть ножны. – Я должен вернуть то, что взял. Благодарю за доверие, Ваше Величество.

Король жестом остановил его.

– Оставь. Пусть в твоих руках она сослужит людям хорошую службу.

– Тогда прошу: возьмите на службу и меня, Ваше Величество, – сказал Ханбей, сам поражаясь своему нахальству. – Набарин сказал – будет война, но это и без него понятно… Значит, вам по-прежнему нужны надёжные люди.

Кербен задумчиво кивнул.

– Надёжные люди, крепкие руки, светлые головы. – Взгляд его сделался острым. – Ты доверяешь богам? Набарину, Ине?

– Я готов довериться им, если не будет иного выхода: а его не будет, – сказал Ханбей то, что думал. – Но они играют в другие игры, нежели мы. Нам лучше об этом помнить.

– Что ты собираешься делать на королевской службе?

– Всё, что прикажете, Ваше Величество. Я хорошо умею управляться с оружием. Он, – Ханбей посмотрел на кровать, – нескоро восстановит прежние навыки. Ему нужен напарник.

– Можешь считать, что ты принят, – сказал Кербен. – Если соизволишь всё-таки выполнить королевский приказ и сесть.

– Благодарю, Ваше Величество1

Ханбей сел, украдкой разглядывая короля. Сходство с покойным Рошбаном II было не так уж и велико; не больше, чем между Вархеном и лордом Вульбеном. Кербен выглядел старше своих лет; у него был тихий голос человека, не привыкшего командовать и спорить, рассеянный взгляд и подвижные, чувственные черты, больше подходящие лицу барда или живописца, чем короля и воина. Ханбей подумал, что понимает, почему Вульбен пренебрежительно говорил о нём, как о «короле-тряпке»; и подумал, что тот ошибался. Возможно, в обычных ситуациях Кербену недоставало решимости, но в его распоряжении был острый и гибкий ум, не позволявший утешаться иллюзиями или не замечать очевидного. Кербен сознавал, что его зажимают в угол прежде, чем это происходило, и превращался в смертельно опасного противника. Вульбен недооценил опасность – и поплатился за это.