Страница 48 из 56
— Но все же кое-что простить никак не выйдет. Порой видишь или совершаешь что-то слишком плохое. — Делаю большой глоток колы, размышляя о Мэтте, о том, что он, возможно, убил Мину, Джеки и своего ребенка. Думаю о Треве и том, что все его мечты захлебнулись под тяжестью наших секретов. Думаю о Рейчел, которая нашла меня на дороге окровавленную и сломленную, но не выказывала никакого страха. Я вырываюсь из этих мыслей и натягиваю улыбку на лицо. — В любом случае, Мэтту помогают эти встречи, да? Он выглядит довольно неплохо.
— Определенно, — говорит он. — А он много чего натворил. Наделал множество ошибок. Мама с ним полгода не общалась. Но дядя Роб помог ему завязать, записал в программу, доказал ей, что все серьезно.
— Ему повезло, что вы за ним приглядываете. — Я рассеянно поглаживаю телефон, лежащий в заднем кармане. Трев уже должен был написать мне. Он до сих пор в участке?
— Ага, — соглашается Адам. — Когда папа ушел, он помог маме с деньгами и прочим. Так многое для меня сделал — если бы не он, не было бы и половины тех рекрутеров, которые приходят посмотреть, как я играю.
— Круто наверное. Столько людей приходят увидеть тебя. С ума сойти.
Адам нервно улыбается.
— Ага. Но в хорошем смысле, понимаешь?
— Ты усердно трудился. Ты заслужил. — А мне лишь хочется, чтобы Трев поскорее написал. Отпиваю еще колы. Во рту сухо. Меня охватывает жар. Качаю здоровой ногой вперед-назад и хмурюсь, когда она врезается в бампер.
— Ждешь выпускной год? — интересуется Адам.
— Вроде того. — Я моргаю, потирая глаза. Изо всех сил пытаюсь сглотнуть и, делая очередной глоток, разливаю колу вокруг. Рука становится подозрительно тяжелой.
— Полегче, — говорит Адам, забирая бутылку из моей руки и слезая с багажника.
Я снова моргаю, пытаясь прогнать пульсацию в голове.
— Прости, Софи, — произносит он тихонько. — Ты мне нравишься. Всегда нравилась. Хорошая девушка.
Слова не сразу обретают смысл. Не могу сосредоточиться; глаза закрываются. Такое чувство, что я выпила шесть шотов текилы подряд.
— Ты... что? Я не...
Стараюсь подняться с локтей, но руки и ноги превратились в желе. Я едва их ощущаю.
Опоил. Сквозь заторможенность прорывается слишком позднее осознание.
— Боже, — бормочу онемевшими губами. — Нет. — Снова пытаюсь подняться и соскользнуть с фургона, но он меня удерживает. Его лицо в нескольких сантиметрах от моего; вижу кусочек кожи на подбородке, который он упустил при бритье.
— Нет! — Я сопротивляюсь этой стене мышц, когда он притесняет меня к машине. Мне нужно что-нибудь. Медвежий спрей. Он в сумке. Нужно достать его... Если я просто смогу до него дотянуться...
— Софи, не сопротивляйся, — говорит он, и от того, как нежно он соединяет мои запястья, мне даже страшнее, чем если бы он ударил меня по лицу. Здоровую ногу я выкидываю вперед, но больная словно резиновая и точно не выдержит моего веса, и я еще сильнее прогибаюсь под ним.
— Мне жаль, правда. В первый раз я ничего такого не хотел. Я пытался предупредить тебя, но ты не остановилась, — говорит Адам. Я снова напираю на него в попытке вывернуться, а он обматывает мои руки жестким пластиком, до упора утягивая затяжку. — Задавала вопросы тому репортеру, пошла к Мэтту, пошла к Джеку, к Эми. Ты слишком любопытна, Софи. Совсем как Мина.
Распахиваю рот, высушенный наркотиком и словно набитый ватой, чтобы закричать, но он меня опережает. Он захлопывает мне рот ладонью и пихает меня — когда он только успел открыть дверь? — я стремительно падаю на пассажирское сиденье своей же машины, он убирает руку только чтобы вытащить ключи из моего кармана.
— Так это был ты, — скрежещу я. Мне нужно это произнести. Мне нужно, чтобы он это услышал.
Нагнувшись надо мной, он произносит:
— Это был я.
Тихое подтверждение почти приносит облегчение, и это последнее что я слышу, прежде чем он захлопывает дверь автомобиля и я вырубаюсь.
58
ЧЕТЫРЕ МЕСЯЦА (СЕМНАДЦАТЬ ЛЕТ)
— Серьёзно, это уже жуть какая-то. Зачем мы сюда приехали?
Мина оставляет ключи в зажигании, чтобы не выключался свет. Хлопнув дверью, я выхожу, а Мина запрыгивает на капот. Ее волосы горят в свете фар. Она выглядит неземной феей, почти сияет, и на мгновение меня это ошарашивает, я едва помню, что задавала вопрос.
— Я же говорила, это для газеты.
— Мина. Сюда приходят только наркоши и парочки, которые не прочь перепихнуться на заднем сиденье.
Я балансирую на краю обрыва. Внизу — бесконечная пропасть тьмы. Нога онемела от сидения в машине. Я растягиваю ее, едва нависая над пустотой.
— Всего на пару минут. Отойди от края, Соф.
— Тут еще шаг до края. — Ладно, может, и меньше, но все равно. — Что такого важного в этой истории? Эмбер выбесится, если опоздаем.
— Позже все скажу. После того, как пойму... После того, как напишу. Правда, отойди оттуда. Ты же только вернулась от тетушки, ты не можешь свалиться с обрыва. Иди сюда.
Она щелкает пальцами, и я показываю ей язык, но все же отхожу от края поближе к машине.
— Тогда развлекай меня, пока не явилась твоя Глубокая Глотка или кто там.
— Горжусь тобой за эту отсылку. — Мина прикладывает руку к груди, а второй драматичным жестом вытирает с глаз воображаемые слезы.
Зачерпнув ногой грязи, швыряю в нее, и она, взвизгнув, забирается повыше на багажник, пока не прижимается спиной к ветровому стеклу.
— Ладно, я все скажу! — торжественно молвит она. — Но пообещай: никому ни слова. — Она оглядывается по сторонам, а после наклоняется вперед и шепчет:
— Пришельцы поработят нашу планету.
— О нет! Нашествие маленьких зеленых человечков! — задыхаюсь я, подыгрывая и заставляя ее улыбаться.
В тот последний короткий момент, когда все еще в порядке, я раньше нее слышу хруст шагов.
Мина сидит на капоте к нему спиной. А я лицом, но поначалу слишком темно, чтобы что-то разглядеть.
Но затем он появляется в свете фар, и слишком быстро я замечаю две вещи: на человеке — мужчине, — идущем к нам, лыжная маска.
И он направляет на Мину пистолет.
— Мина. — Я задыхаюсь ее именем. Нечем дышать; из легких выбивает весь воздух. Я хватаю ее за руку и стягиваю с капота машины.
Нужно убираться, но бежать я не могу — слишком медленна. Он меня достанет. Она должна меня бросить. Она должна бежать и не оглядываться назад, но я не знаю, как ей это сказать; я забыла, как вообще говорить. Я едва не падаю, как ее плечи удерживают меня. Мы переплетаем руки, она раскрывает рот в безмолвном «О», завидев человека, надвигающегося на нас.
Что происходит? Что это такое?!
Боже мой, Боже мой, Боже мой.
Ничего не говоря, он останавливается в нескольких шагах от нас. Но когда переводит прицел на меня и взмахивает им, его посыл предельно ясен: «Отойди от нее».
Мина вгрызается ногтями мне в кожу. Ноги трясутся; я льну к ней, и она принимает мой вес.
— Боже мой, Боже мой, Боже мой, — шепчет Мина меж резких как стаккато вздохов.
— В сумках есть наличка. — Язык заплетается. — Ключи в машине. Забирайте их. Пожалуйста.
Он снова дергает оружием в мою сторону, быстро и яростно.
Когда я не шевелюсь, он делает шаг вперед. В этот момент, приближаясь к нам, он кажется невероятно огромным. Меня охватывает ужас, внезапный, острый, столь непохожий на все, что я прежде испытывала, что если бы могла — съежилась бы под его бременем. Мина поскуливает, мы оступаемся, шагая назад, все так же цепляясь друг за друга, но он быстрее. Все мое внимание только на пистолете, поэтому я не вижу, что у него в другой руке, пока не становится слишком поздно.
Попадая точнехонько по искривленной кости, в мою ногу врезается прут арматуры. Я кричу, жалкий звук, и падаю лицом в пыль. Пальцы роют землю, но только закапываются глубже. Мне нужно подняться... Нужно...
— Софи! — Мина рвется ко мне и кричит, когда прут мелькает перед моими глазами и ударяется в лоб. Все расплывается, кожа лопается. Боль, раскаленная, пронизывающая до костей, на лице появляется влага, и последнее, что я вижу, слышу, ощущаю, — он поднимает пистолет, произносит приглушенные маской слова, два выстрела, один за другим, и теплые брызги: ее кровь. Ее кровь на моей руке.