Страница 42 из 56
Не могу перестать плакать, когда влетаю через задний вход дома Бишопов.
— Мина? Мина, ты здесь?
Когда она не отвечает, я без стука распахиваю двери ее спальни. Скрестив ноги, она сидит на своей кровати с балдахином.
Она не спрашивает меня, что случилось
Она ждала меня
Мы молча смотрим друг на друга, и внезапно до меня доходит, почему она выглядит такой виноватой. Почему так и кажется, что она избегает смотреть мне в глаза.
Она знает.
Это она рассказала моим родителям, где найти таблетки. И рецептурные бланки, которые я стащила из папиного кабинета.
Меня затопляет чувством предательства. Хочу ударить ее. Схватить за волосы и тянуть, пока не выдерну. Наказать ее, как все это время она наказывала меня. Таково ее новое решение — отослать меня подальше, чтобы я перестала быть для нее искушением?
— Мне пришлось сказать им, Софи, — произносит она.
— Нет!
— Пришлось. — Она встает с кровати, когда я начинаю отступать от нее. — Ты не слушала меня. Перестала со мной разговаривать. Тебе нужна помощь.
— Поверить не могу, что это ты! — Во мне проносится ужас, я почти выхожу из ее комнаты.
— Мне пришлось! — Она подлетает ко мне и, затянув назад, хлопает дверью и запирает нас.
Координация совсем подводит меня, я, споткнувшись, врезаюсь в нее.
— Ты сказала мне, что слезла с тех таблеток, — шипит Мина уже без намека на чувство вины и извиняющий тон. Ее пальцы впиваются в мою руку, а я крепко сжимаю ее запястье, потому что уж в этом мы хороши — постоянно друг друга раним.
Прямо ей в лицо растягиваю слова:
— Я врала.
Она бледнеет и настолько резко отпускает меня, что я покачиваюсь.
— Как ты могла так поступать? — вопрошает она. — Красть у своего отца? Совсем на тебя не похоже. Ты могла умереть от передоза!
— Может, этого я и добивалась.
Из Мины вырывается невнятный, какой-то первобытный звук. И тут она толкает меня.
Напирая всем своим весом, толкает меня так, словно двинулась разумом. Никаких больше осторожных прикосновений, никаких протянутых на помощь рук. Они уступили желанию уронить меня, уничтожить, свести с ума.
Я падаю, но, схватив ее в последнюю секунду, тяну за собой на ковер. Хватаю ее за волосы. Ее ногти впиваются мне в плечи.
— Не смей так говорить. — Она задыхается. — Забери свои слова назад.
— Нет. — Я вздергиваю ее наверх, так, что теперь она полулежит на мне. От нахлынувших чувств не могу дышать. Руками она давит мне на плечи, вжимая в пол. Спина горит, нога вывернута под ужасным углом, а ее глаза словно мечут молнии. Теперь-то она не избегает взгляда. Как и я, потому что никогда прежде не видела ее такой, это будто самое дерзкое из всего, что она вытворяла. Она наклоняется ниже, так близко, что чувствую ее дыхание кожей. Ее волосы задевают мне шею.
— Забери свои слова, — повторяет она.
Я облизываю губы и качаю головой. Мой последний вызов.
Мина сгибает руки, и расстояние между нами наконец исчезает.
Она целует меня, и даже в такой момент я с удивлением осознаю, что сдалась не я, а она.
— Забери, — шепчет она мне в губы, у меня срывает дыхание. Тело словно само рвется вверх, чтобы слиться с ее, ее ладошки ныряют мне под рубашку, касаясь чувствительной кожи у пупка.
Я провожу пальцами по ее щекам, крепко целую, до стука зубов. Между нами никогда не было ничего ванильного и приторного; всегда было так, а со временем желание лишь обострилось. Нашей тайной войне приходит конец.
Я начинаю просить, но по-настоящему хочу произносить лишь ее имя, прижавшись к губам, ключицам, что я и делаю, бормочу его как молитву, как благодарность, как благословение.
Ее рука под рубашкой движется выше. Нырнув под лифчик, она сжимает мою грудь, и я выгибаюсь к ней.
Кажется, мы целуемся целую вечность, постепенно избавляясь от одежды, и наконец ее пальчики скользят мне в трусики, я стону в ее шею, наталкиваясь на руку, внутри поднимается волна возбуждения, когда порхающие пальцы вырисовывают круги, от чего я не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть, я дрожу, напрягаюсь и взрываюсь в ответ на ее ласки.
Немногим позднее мы меняемся местами, и уже она подрагивает от моих прикосновений, теплые ладони касаются нежной кожи, грудь касается груди, но я опускаюсь ниже, ниже, и еще ниже, и меня охватывает восторг, когда с ее губ легким шепотом срывается мое имя.
Мне хочется запомнить все до единой детали, потому что это наш первый раз.
Позже я буду помнить все, потому что этот раз оказался единственным.
53
СЕЙЧАС (ИЮНЬ)
После ухода Трева ощущаю себя выжатым лимоном. Я прохожу к своему садику, но в итоге оказываюсь на траве между двумя клумбами и наблюдаю, как солнце садится и исчезает за рекой.
Почти засыпаю, как кто-то начинает барабанить в задние ворота. Распахиваю глаза и опираюсь на локти, когда слышу крик Рейчел:
— Софи, ты здесь?
— Да, иду. — Я медленно поднимаюсь на ноги, от долгого лежания на земле ноет спина.
С трудом открыв ворота, обнаруживаю Рейчел, она прижимает к груди пластиковый пакетик. Лоб и руки припорошены пылью, а на ноге царапина. Размахивая сумкой, она влетает во двор.
— Я нашла их! — заявляет она. — Это заняло уйму времени. Кайлу пришлось уехать на работу в два, но я решила остаться. Мина спрятала их в большой коробке с Барби, заваленной целой горой всякого барахла. Меня чуть не накрыло лавиной Рождественского дерьма.
— В коробке с Барби?
— Если точнее, то в автомобиле Барби, который лежал в небольшом сундучке. Хитрая Мина. Я чуть не пропустила его.
Руки трясутся, когда забираю у нее пластиковый мешочек. Внутри два белых листка обычной бумаги, свернутых так, что не удается прочесть, что на них написано. Спрашиваю ее:
— Ты их читала? Дотрагивалась до них? Что с отпечатками пальцев?
— Все продумано. — Рейчел лезет в рюкзак и достаёт оттуда пару розовых резиновых перчаток с ромашками на манжетах. — Сомневаюсь, что найдутся хоть чьи-то отпечатки, кроме Мининых, но осторожность не помешает.
Мне не с первой попытки удается натянуть перчатки на дрожащие руки.
— Треву показывала?
— Он еще не вернулся к моменту, как я их нашла. Так что привезла сразу тебе.
— Серьезно? Он привёз меня не меньше часа назад.
Рейчел пожимает плечами:
— Его не было. Может, приехал сразу после моего ухода.
— Может, — произношу я, открывая мешочек и вынимая первую записку, свернутую в несколько раз. Разворачиваю, пока не появляются чёрные слова предупреждения:
БУДЕШЬ И ДАЛЬШЕ ВЫНЮХИВАТЬ, ТЕБЯ ТОЖЕ НЕ НАЙДУТ
Снова и снова перечитываю слова и с силой сжимаю край листка — настолько, что он сминается.
Хочется порвать бумажку.
Хочется разорвать на части его самого.
Глубоко дышу, вдох, выдох, вдох, выдох, и только после достаю вторую записку. Разворачиваю и разглаживаю следом за первой:
ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ. ЕСЛИ НЕ ХОЧЕШЬ, ЧТОБЫ КТО-ТО ИЗ НИХ ПОСТРАДАЛ, НЕ ЛЕЗЬ
Хмурюсь, когда ниже замечаю четыре адреса: квартира Трева в Чико, дом Бишопов в Сакраменто, Джирван Стрит, где живет Кайл, — и мой адрес, единственный, обведенный множество раз ярко-красным.
Сминаю лист, не могу разжать кулака. Пальцы потеют в резиновой тюрьме, сердце колотится как сумасшедшее. Смотрю через плечо. Папа на кухне моет посуду, вижу его макушку в небольшом окошке у раковины. В эту секунду не могу не подумать о том, что ему или маме придется в очередной раз открывать дверь полиции.
В последний раз.
Не хочу подвергать их этому испытанию. Они и так прошли адские мучения, которые свалились на меня. И даже больше.
Но это не важно. Нельзя придавать этому такое значение. Важно лишь найти убийцу Мины.
— Эй, может, расслабишься, не? — спрашивает Рейчел. Она посматривает на записку у меня в руке, пока я не ослабляю хватку. — Это доказательства! Короче, есть еще кое-что. — Рейчел машет на мешочек. Залезаю в него и достаю визитную карточку.