Носитель Клятв (ЛП)

Он пересек ее платье, остановившись на ладони, затем отделился от ее кожи и взмыл в воздух, став полностью трехмерным. Он парил там, черная, сложная для восприятия сеть сменяющихся линий — некоторые узоры сужались, пока другие расширялись, пульсируя на его поверхности, словно колышущаяся трава на поле.

Она не станет его ненавидеть. Она могла ненавидеть меч, которым убила свою мать, но не его. На данный момент ей удалось оттолкнуть боль, но не забыть. Она надеялась, что это не испортит ее времяпрепровождение с Адолином.

— Принц Адолин, — сказала Шаллан. — По-моему, прежде ты уже слышал голос моего спрена. Позволь представить его официально. Это Узор.

Адолин в благоговении опустился на колени и уставился на завораживающую геометрию. Шаллан его не винила. Она не раз терялась в этой паутине линий и форм, которые, казалось, повторялись, но на самом деле не совсем.

— Твой спрен, — сказал Адолин. — Шалланоспрен.

Узор раздраженно фыркнул.

— Он криптик, — сказала Шаллан. — Каждый орден Сияющих связывает различного рода спренов, и эта связь позволяет мне делать то, что я делаю.

— Создавать иллюзии, — тихо сказал Адолин. — Как с той картой на днях.

Шаллан улыбнулась и, вспомнив, что у нее осталось немного штормсвета от предыдущей иллюзии, не смогла устоять перед возможностью покрасоваться. Он подняла спрятанную в рукав безопасную руку и выдохнула, посылая мерцающий клочок штормсвета парить над синей тканью. Он сформировался в маленький образ Адолина с ее набросков, на которых он был в Доспехах Осколков. Этот остался неподвижным, Клинок Осколков на плече, забрало поднято — словно небольшая кукла.

— Это поразительный талант, Шаллан, — сказал Адолин, тыкая в миниатюрную версию самого себя, которая размывалась, не оказывая сопротивления. Он остановился, затем ткнул в Узора, который отодвинулся назад.

— Почему ты настаиваешь на том, чтобы скрывать это, притворяясь, что ты из другого ордена?

— Ну, — ответила она, быстро соображая и закрывая ладонь, распуская изображение Адолина. — Я просто думаю, что это может дать нам преимущество. Иногда важно хранить секреты.

Адолин медленно кивнул.

— Да. Да, важно.

— Как бы то ни было, — сказала Шаллан. — Узор, сегодня ты будешь нашей дуэньей.

— Что такое дуэнья? — спросил Узор жужжащим голосом.

— Это тот, кто смотрит за двумя молодыми людьми, когда они вместе, чтобы убедиться, что они не делают ничего неподобающего.

— Неподобающего? — спросил Узор. — Вроде… деления на ноль?

— Что? — спросила Шаллан глядя на Адолина, который пожал плечами. — Слушай, просто не спускай с нас глаз. Этого будет достаточно.

Узор загудел, вернувшись к своей двухмерной форме и примостившись на стенке миски. Он казался довольным, как крэмлинг, уютно устроившейся в своей трещине.

Не в состоянии больше ждать, Шаллан вернулась к еде. Адолин уселся напротив и напал на свою. Какое-то время Шаллан не обращала внимания на боль и смаковала момент — хорошая еда, приятная компания, заходящее солнце, что заливало комнату рубиновым и топазным светом, пробивающимся из-за гор. Она чувствовала потребность нарисовать эту сцену, но знала, что это тот вид красоты, который она не сможет передать на бумаге. Дело было не в содержании или композиции, а в удовольствии от жизни.

Со счастьем хитрость заключалась не в том, чтобы запечатлевать любое сиюминутное удовольствие и цепляться за каждое из них, но в том, чтобы сделать всё возможное, дабы в предвкушении ожидать от жизни множества таких моментов в будущем.

Адолин, опустошив целую тарелку стренн-хасперов, приготовленных на пару в панцирях, выловил несколько кусочков свинины из густого красного карри, затем положил их на тарелку и протянул ей.

— Не хочешь попробовать?

Шаллан изобразила рвотный позыв.

— Ну же, — сказал он, качнув тарелкой. — Вкуснятина.

— Оно начисто сожжет мне губы, Адолин Холин, — сказала Шаллан. — Не думай, что я не заметила, как ты выбрал самую острую стряпню из всего, что послала Палона. Мужская еда ужасная. Как ты можешь ощущать на вкус хоть что-то, помимо всех этих специй?

— Не дает еде быть безвкусной, — сказал Адолин, наколов кусочек и положив его себе в рот. — Здесь никого, кроме нас. Можешь попробовать.

Она оглядела тарелку, вспоминая детские годы, когда украдкой пробовала мужскую еду — хотя, не конкретно это блюдо.

Узор загудел.

— Является ли это неподобающей вещью, от совершения которой я должен тебя остановить?

— Нет, — ответила Шаллан, и Узор успокоился.

«Пожалуй, от дуэньи, — подумала она, — которая верит, по сути, всему, что я ему говорю, будет не много толку».

Тем не менее, вздохнув, она подхватила лепешкой кусок свинины.

В конце концов, она покинула Джа Кевед в поисках новых ощущений.

Она откусила кусочек и немедленно получила основание пожалеть о своих решениях в жизни. Глаза наполнились слезами, она потянулась за чашкой воды, которую Адолин, довольный собой, протянул ей. Она выпила ее, хотя, казалось, вода никак не помогла. Следом за этим она вытерла свой язык салфеткой — как можно более женственно, конечно же.

— Я тебя ненавижу, — сказала она, выпив следом и его воду.

Адолин усмехнулся.

— Ой! — вдруг сказал Узор, оторвавшись от миски и зависнув в воздухе. — Вы говорили о спаривании! Я должен убедиться, что вы случайно не начнете спариваться, так как спаривание запрещено человеческим обществом, пока вы не исполните соответствующие ритуалы. Да, да. Мммм. Обычай требует следовать определенным законам прежде, чем вы сможете начать совокупляться. Я изучал это!

— Ох, Отец Штормов, — сказала Шаллан, прикрыв глаза свободной рукой.

На миг появилось даже несколько спренов стыда, тут же исчезнув. Второй раз за неделю.

— Очень хорошо, вы двое, — сказал Узор. — Не спариваться. НЕ СПАРИВАТЬСЯ.

Он загудел, довольный собой, после чего снова опустился на тарелку.

— Что ж, это было унизительно, — сказала Шаллан. — Может быть поговорим о книгах, что ты принёс? Или о древней воринской теологии, или стратегиях для подсчета песчинок? О чем угодно, кроме того, что только что случилось? Пожалуйста?

Адолин захохотал, затем потянулся за тонкой записной книжкой, лежавшей сверху кипы.

— Мэй Аладар разослала команды, чтобы опросили семью и друзей Ведекара Перела. Они узнали, где он был перед смертью, кто в последний раз его видел и записали всё, что показалось подозрительным. Я подумал, что мы можем прочитать доклад.

— А остальные книги?

— Ты казалась растерянной, когда отец спросил тебя о политике макабаки, — сказал Адолин, наливая вина — легкого, всего лишь желтого цвета. — Так что я поспрашивал, и выяснилось, что некоторые арденты притащили сюда всю свою библиотеку. Я попросил слугу найти несколько книг о макабаки, которые мне понравились.

— Книги? — спросила Шаллан. — Ты?

— Я не провожу всё свое время, избивая людей мечами, Шаллан, — сказал Адолин. — Джасна и тетя Навани хорошо постарались, чтобы мое детство было наполнено бесконечными часами, проведенными за прослушиванием лекций ардентов о политике и торговле. Кое-что из этого засело в моем мозгу, наперекор моим естественным склонностям. Эти три книги лучшие из тех, которые, как я помню, мне читали, хотя последняя из них — обновленная версия. Я подумал, это может помочь.

— Очень мило с твоей стороны, — сказала она. — Серьезно, Адолин. Спасибо тебе.

— Я подумал, знаешь ли, если мы собираемся продвинуться с помолвкой…

— А почему не должны? — спросила Шаллан, внезапно запаниковав.

— Я не знаю. Ты Сияющая, Шаллан. Что-то вроде полубожественного создания из мифологии. И всё это время я думал, что мы подобрали тебе выгодную партию.

Он поднялся и начал мерить комнату шагами.

— Бездна. Я не хотел так говорить. Прости. Просто я… Я не перестаю волноваться, что каким-то образом всё это испорчу.

— Ты волнуешься, что как-нибудь все испортишь? — спросила Шаллан, чувствуя тепло внутри, исходящее не только от вина.