Сердцеед (ЛП)

— Видишь ли, я подумываю прищемить кое-кому хвост. Если мы хотим остаться в деле, становится все яснее и понятнее, что требуется что-то более радикальное. Что-то, что заставить людей заметить «Эдж». Ты со мной?

— Я согласна. Если есть возможность вдохнуть в «Эдж» новую жизнь...

— Мы стали такими жалкими, такими трусами; пишем репортажи с безопасного расстояния, боясь высунуться, боясь нажать на кнопку, чтобы не взорваться. Мы гаснем. Нам нужно освещать темы, которые пугают нас, завораживают... а никто не восхищает этот город сильнее, чем наши холостяки-миллиардеры. Ты знаешь, о ком я говорю?

— О плейбоях?

Она улыбнулась.

— О худшем их них, — она протягивает другой журнал. Я смотрю на обложку, надпись на которой гласит: «Святой или Грешник?»

— Малкольм Сент, — шепчу я.

— Кто же еще.

У человека, который смотрит на меня с обложки, идеальное лицо, прекрасные губы и глаза, зеленее донышка пивной бутылки. Его улыбка сулит беду. Она как бы говорит, что ему нравится причинять неприятности и что, чаще всего, он выходит сухим из воды. Но есть и какая-то отстраненность, какой-то холод в его взгляде. О да, эти зеленые глаза сделаны из зеленого льда.

— Я слышала о нем, — я признаюсь, начиная нервничать. — Да и кто из живущих в Чикаго не слышал.

«Безжалостный», как о нем говорят.

«Прожженный бабник», говорят они.

И настолько амбициозен, что утер бы нос бы даже Мидасу. О да. Поговаривают, что Сент не успокоится, пока не заполучит весь мир.

— Виктория думает, что ты слишком молода и неопытна, чтобы браться за столь рискованный проект, Рейчел. Но ты одинока, а она нет.

— Хелен, ты знаешь, как сильно мне нравится писать о трендах, но также ты в курсе, что мне очень хочется писать о чем-то более важном, истории о домах людей, о безопасности. Я хочу заслужить эту возможность, и если это и есть мой шанс, тогда я тебя не подведу. Какого рода историю о нем ты бы хотела?

— Разоблачительную статью, — она ухмыляется. — Ту, из которой мы узнаем сочные и пикантные подробности о нем. Я говорю о четырех конкретных вещах. Как ему удается всегда сохранять спокойствие и держать все под контролем? Что там за история с его отцом? Какую роль в его жизни играют все эти женщины? И откуда у него такая одержимость цифрой «четыре»? Итак, — она хлопает ладонью по столу, привлекая мое внимание, — перейдем непосредственно к сути... Скажем прямо, Рейчел — ты должна попытаться с ним сблизиться. Лги, так сказать, безобидная ложь. Осторожно проникни в его мир. Подобраться к Сенту не просто, потому-то никто до сих пор не нашел ответа даже на один вопрос, не говоря уже обо всех четырех.

Я слушала. Мое любопытство работает в полную мощность. Но кое-что меня смущает. Ложь. Маленькая безобидная ложь. Конечно, я иногда обманываю. Я же человек. Я делала хорошие вещи и плохие вещи, но я предпочитаю придерживаться стороны добра. Я дорожу своим сном, покорнейше благодарю. Но именно этого шанса я жаждала с тех пор, как поступила в колледж.

— И если Сент захочет поиграть с тобой, — продолжила Хелен, — ты должна быть готова. Возможно, тебе придется подыграть ему в ответ. Ты сможешь это сделать?

— Думаю, да, — я отвечаю, выглядя намного более уверенной, чем себя чувствую. Просто я... я не знаю, сколько еще возможностей вроде этой мне представится. Я никогда не смогу перейти к освещению вещей, которые важны для меня, если не приложу всех сил, чтобы быть услышанной. Если не возьмусь за тему, которая так волнует читателей, что способна дать мне голос, который услышат, а я очень, очень хочу этот голос.

— Думаешь, ты можешь сделать это? Или... — она смотрит в сторону.

Нет. Я не могу позволить Виктории заполучить эту статью. Я не могу отступить. На самом деле, это настолько принципиально, что я не сдвинусь с места.

— Я сделаю это. Я способна. Я хочу хорошую историю, — заверяю я Хелен.

— Мы всегда можем подождать, и найти тебе другую хорошую историю, Рейчел, — говорит она, теперь играя адвоката дьявола.

— Я сделаю это. Теперь он — моя история.

— Он — история всего Чикаго. Он любимец Чикаго. С ним нужно обращаться осторожно.

— Он — это история, которую я хочу рассказать, — заверяю я ее.

— Это я и хотела услышать, — она смеется. — Рейчел, ты просто прелесть. Ты хорошенькая. Ты смешная и ты тяжело трудишься, ты отдаешь всю себя, но все, ради чего ты живешь, настолько наивно. Ты здесь вот уже два года, еще даже не закончив колледж, ты уже достигла цели. Но ты все еще юная девушка, играющая в мире для взрослых. Ты слишком молода, чтобы знать, что есть особые правила поведения в обществе богачей в этом городе.

— Я знаю, что мы обычно стараемся угодить богачам.

— Просто помни, Сент может уничтожить журнал. Он не должен обо всем узнать. К тому времени, как все станет известно, он увидит свое лицо на обложках в газетных киосках.

— Он меня не поймает, — бормочу я.

— Хорошо, Рейчел, но я хочу интимных откровений. Я хочу все детали. Я хочу почувствовать себя в его шкуре. Каково это, быть им? Ты расскажешь это всему городу, — она счастливо улыбается, возвращая компьютер к работе, шевеля мышкой. — Я жажду услышать обо всем. Так что вперед, Рейчел. Раздобудь историю и напиши ее.

Черт побери, Ливингстон. Ты получила задание!

Я настолько потрясена и рада, в эйфории, я направляюсь к двери, дрожа от желания поскорее приступить к работе.

— Рейчел, — окликает она, когда я открываю стеклянную дверь, а все внутри у меня сплелось в клубок. Она кивает головой. — Я верю в тебя, Рейчел.

Я так и стою, в ужасе и благоговении, что наконец-то, наконец-то получила ее доверие. Я не ожидала, что страх провалить все дело также свалится на мои плечи.

— Спасибо за шанс, Хелен, — шепчу я.

— Ах да, и последнее. Обычно Сент недоступен для прессы. Но есть одно исключение, и мне кажется, тебе может с этим повезти. Просмотри его новый социально-сетевой сервис — Interface. Используй его, чтобы сблизиться. Возможно, ему и не нравится пресса, но все же он бизнесмен и с радостью использует нас для собственной выгоды.

Я киваю, будучи на долю процента уверенной в себе и на десятки процентов сомневаясь в своих силах, а стоит мне выйти наружу, как я нервно выдыхаю.

Ладно, Ливингстон. Сосредоточься, и давай сделаем это.

Я нахожу столько информации на Сента, что отправляю себе на почту десятки и десятки ссылок, чтобы продолжить исследование вечером в своей квартире. Я звоню к нему в офис, и в разговоре с его заместителем прошу об интервью. Она заверяет меня, что они дадут мне знать. Я скрещиваю пальцы, отвечая: «Спасибо, я свободна в любое время. Мой босс очень заинтересован в публикации о новом проекте мистера Сента.»

На сегодня это все, и я направляюсь домой. Моя квартира находится рядом с «Блумерской шоколадной компанией», в Фултон Ривер Дистрикт. Я просыпаюсь от аромата шоколада в воздухе. Здание, в котором находится моя квартира, пятиэтажное, на краю центра города.

Иногда сложно поверить, что я живу, как и мечтала (по-крайней мере, почти так) — я хотела портфель, мобильный телефон, каблуки и подходящие друг к другу пиджак и юбку. Я хотела быть достаточно самостоятельной, чтобы купить маме машину ее мечты и ее собственный дом, из которого ее бы не выселили за неуплату аренды. Эти пункты из списка «Хочу» я еще не выполнила..

К сожалению, я выбрала довольно сложную профессию. Еще до выпуска из колледжа я подрабатывала фрилансером, и у меня не было стабильного дохода. Ты ведь зависишь от музы, а она не всегда готова помочь тебе с идеями. Тогда-то я и ответила на объявление о работе в «Чикаго Трибьюн». «Эдж» искал еженедельного колумниста, пишущего про моду, секс и свидания, новые разработки, советы по дизайну и даже о новых породах декоративных животных. Офис занимал два этажа старого здания в центре города, и не особо соответствовал той корпоративной среде, которую я себе представляла.