История Гарнета (ЛП)

Пока мы с Пери пьем виски и смеемся над предстоящей свадьбой, кажется, будто все стало как прежде. Даже моя свадьба всего лишь предмет шуток.

Я долго не ложусь спать, и мы продолжаем вечеринку в доме Джаспера, и впервые за долгое время я снова чувствую себя собой.

Глава 11

Я просыпаюсь после полудня и вижу Кору, распахивающую мои шторы.

— Что ты здесь делаешь? — требовательно спрашиваю я. Кора меня с семи лет не будила.

— У твоей матери ленч, и ты должен присутствовать, — говорит она. — И я единственная, кому она доверят с тем, чтобы подготовить тебя вовремя.

Она отбрасывает покрывала и выпроваживает меня в ванную. Она даже ждет снаружи, пока я принимаю душ. Горячая вода хороша. Моя голова гудит.

Кора намного лучше, чем любой из лакеев. Она меньше чем за час сделала так, что я выгляжу и чувствую себя безупречно. Я даже не опоздал на ленч, пришел на минуту и тридцать секунд раньше. Я встречаюсь с Отцом в столовой у бара.

— Что за ленч на этот раз? — спрашиваю я, наливая себе большой бокал виски.

— Откуда я знаю? — говорит Отец, делая долгий глоток. У него красные глаза. — Я просто прихожу, когда меня зовут.

Это, наверное, самая грустная вещь, которую я когда-либо слышал от него. Затем прибывают Тетя Айолит и Дядя Берил, и он воспрял духом и пошел их поприветствовать. Интересно, может, Отец на самом деле ненавидит быть Графом Озера. Может, он предпочел бы остаться в каком-нибудь второсортном Доме.

Мать входит в столовую на две секунды вперед Карнелиан и ее компаньона и игнорирует всех, кроме Тети Айолит.

— Ты хорошо провела время на Зимнем Балу? — спрашиваю я Карнелиан, когда она подходит за напитком.

— О да, — говорит она. — Эш сказал, что я танцую теперь намного лучше. И сын Леди Света не был так уж ужасен. Как другие парни, с которыми она пыталась меня свести.

Но она смотрит на компаньона, и я могу сказать, что она хочет, чтобы он был одним из вариантов. Это так грустно. Будто Мать позволила бы ей выйти замуж за компаньона. Будто компаньонов создали, чтобы выходить за них замуж. Шестой месяц в Жемчужине, и она все еще этого не понимает.

Компаньон помалкивает, что необычно — он всегда старается все сгладить. Может, он тоже много выпил прошлой ночью.

— Граф и Графиня Розы, — объявляет один из лакеев у двери. — И суррогат.

— Аметрин, — зовет Мать и тащит Отца приветствовать Графиню. У ее суррогата темная кожа и длинные черные волосы, заплетенные в косу и уложенные в корону на голове. Она выглядит очень худой, даже больше, чем Вайолет. И грустной. Или, может, злой. Я осознаю, что пытаюсь разобрать ее выражение лица.

— Зачем нужен этот ленч? — спрашивает Карнелиан.

— Понятия не имею, — говорю я. — Может, она наконец нашла тебе мужа.

Карнелиан выглядит оцепеневшей.

Лакей объявляет Вайолет. Что-то изменилось сегодня в том, как она себя несет, хотя я никогда бы не заметил, если бы не провел столько времени, наблюдая за ней. Напряженная челюсть, странный взгляд, который я не могу прочитать. Когда она видит меня, я поднимаю бокал. Карнелиан фыркает и скрещивает руки на груди.

К ней подходят Мать и Тетя Айолит, позади плетется Графиня Розы, тяжело опираясь на свою трость.

Я слышу, как Мать произносит, — Доктор соглашается, что мы не должны ждать так долго до следующей попытки.

Мне сводит желудок, и я отворачиваюсь. Сколько уже раз Мать пыталась сделать Вайолет беременной?

— Я не понимаю, почему вообще суррогаты должны присутствовать на подобных мероприятиях, — жалуется Карнелиан.

— Полагаю, последняя попытка вашей матери заиметь ребенка провалилась, — говорит компаньон. Он явно услышал то же самое, что и я. — Возможно, она пытается не дать ей упасть духом.

— Возможно, — повторяет Карнелиан.

— Ты знаешь Мать, — говорю я, оглядываясь туда, где стоит несчастная Вайолет, окруженная сплетничающими женщинами. — Она живет для того, чтобы устраивать большие вечеринки. И она любит показать себя.

И тут же открываются двери столовой.

— Графиня Камня, — объявляет лакей. — И суррогат.

Быть не может, чтобы Мать пригласила Графиню Камня — только если похвастаться своим беременным суррогатом. Должно быть, она была слишком уверенна в докторе Блайте. Похоже, это дало обратный эффект.

Даже Карнелиан бормочет, — Что она тут делает?

Они целуются с фальшивыми улыбками на лицах и снова начинают свои светские беседы, но я готов к обеду. Мой желудок громко урчит, и Карнелиан хихикает. Я ухмыляюсь ей.

— Я голоден, — говорю я.

— Вот что происходит, когда ты просыпаешься в час после обеда, — говорит она.

Как только подготовлены дополнительные места для Графини и ее суррогата, мы все садимся. Наконец-то. Вайолет, должно быть, нервничает. Она сегодня умрет.

И она выглядит расстроенной. Подают первые блюда, и на секунду я отвлекся из-за еды. Но каждый раз, когда я поднимаю на нее взгляд, она пристально смотрит на суррогата Графини Камня. Девушка беременна; выглядит так, будто графиня очень хотела это показать, надев на нее слишком облегающее платье. И она еще худее, чем суррогат Графини Розы. На самом деле, чем больше я на нее смотрю, тем более тощей и хрупкой она кажется. Ее кожа совсем как ее платье — слишком натянута на тонких костях. Ее темные глаза пустые, почти невидящие, плечи ссутулены. Я ощущаю нутром некую эмоцию и понимаю, что это жалость.

— И как ты себя чувствуешь? — спрашивает у Вайолет Графиня Розы. Но Вайолет просто смотрит на беременную девушку. Может быть, Люсьен в самом деле рассказал ей, что происходит с суррогатами. Может, она знает, что эта девушка умрет.

Кажется, внезапно она осознает, что все на нее смотрят, и оглядывается на Мать.

— Графиня спросила, как ты себя чувствуешь, — строго говорит Мать.

— Я в порядке, моя госпожа, — говорит она, ни к кому, в частности, не обращаясь. Беременная суррогат поднимает взгляд на звук ее голоса.

В ее взгляд возвращается едва заметный намек на жизнь. Ни один из суррогатов Графини долго не продержался, и мне интересно, сколько времени осталось у этой девушки.

Я поглощаю еду — филе, запеченное в тесте, любимое блюдо Матери — но понимаю, что постоянно поглядываю на беременного суррогата, даже больше, чем на Вайолет. Кажется, будто она то возвращается в настоящее, то пропадает куда-то… еще. Что Графиня с ней сделала? До меня доходили слухи, конечно, но это, кажется, уже слишком. Как мы можем обедать, пока здесь за столом сидит умирающая девушка?

Внезапно беременный суррогат начинает ловить ртом воздух. Она хватается за скатерть, и из того места, где она держится за нее, начинают исходить прожилки иссиня-черного цвета. Карнелиан вскрикивает, а Дядя Берил падает со стула.

— Позовите доктора! — кричит Графиня Розы. К этому моменту мы все повскакивали с наших мест, а затем ковер сходит с ума, превращаясь в ярко-зеленый, и я отшатываюсь от него, словно боясь, что цвет может мне навредить при прикосновении.

Я вижу Вайолет, присевшую возле беременного суррогата, и задумываюсь, не знает ли она как прекратить то, что бы ни делала эта девушка.

Затем девушку рвет фонтаном крови.

Графиня Камня хватает Вайолет за шею и поднимает.

— Убирайся от нее, — рычит она. Все перестают двигаться.

— Она… она больна, — заикается Вайолет. Кровь льется теперь и из носа девушки, делая пятно на платье. Ее взгляд снова становится пустым.

Графиня Камня отбрасывает Вайолет в сторону, словно тряпичную куклу. Она спотыкается, и я инстинктивно делаю движение, чтобы поймать ее, но потом останавливаю себя; краем глаза я замечаю, что у компаньона тот же порыв.

— Эбони! — кричит Мать. — Не смей притрагиваться к моему суррогату.

Ковер стал полностью зеленым, но окрасился лишь он — мои ботинки все такие же черные и блестящие. Мать смотрит на Графиню с неприкрытой ненавистью.

— Убирайся. Вон.