Страница 34 из 34
- Да зачем это все? - потерянно спросил Родион.
Все, кроме Родиона, смотрели на него, Неелова. Гриша Колотилин, который все ходил и ходил, скрипя, как по сердцу, галькой и что-то невнятное бормоча, приостановился напротив и ждущими, совсем детскими глазами уставился на бригадира. А с Пиной, сердешной, другое - девчачье обличье подевалось куда-то, и лицо ее сделалось таким, каким, видно, и останется теперь: тревожный, строгий, настойчивый глаз из-под насупленной брови, и губы сжались, потеряли утреннюю припухлость, и румянца как не бывало; перевернуло девку враз! Приблизился Баптист; он уже не крестился на виду-то у людей, только вздыхал по-бабьи. Остальные тоже подтянулись, смотрят на дядю Федю ихнего.
- Федор Степанович, - кажется, в первый раз повеличал бригадира Санька. - Что делать будем?
Неелов понял, почему они все к нему - никто из них не видел в жизни столько и такого, сколько всякого повидал он, самый старший тут. Это на пожарах Родион Гуляев, как говорится, царь и бог, теперь он совсем не в себе, лишний, можно считать, в таком разговоре. На стане и в прочие промежутки Санька всегда командирничает, у костра - Агриппина, сердешная-то наша, для снятия усталости с мужиков Гришка добро сгодился в бригаде, а сейчас только он, гвардии солдат Федор Неелов, должен чего ни то придумать, чтобы и по закону было, и по человечеству, чтоб Родиону-то не отвечать вполне...
Значит, так. Тело трогать нельзя, все следствие пойдет насмарку, и вина усугубится Родионова и наша. Кроме того, возьми его мы с собой на плот, а ну как на шивере или в заломе перевернет нас и смоет - сто верст плыть до первого кордона. Учуга вон какая ревучая; не доставим его, однако. Оставаться невозможно, нет еды, и пока совсем не отощали, надо срочно довязывать плот, потому что вертолета ждать бесполезно - эвон как забило сыростью долину, костра сверху не увидишь, в молоко ни один пилот не сунется, да и начальство не пустит его сюда, в дождь и низкие тучи, отвечать не захочет... А обратно подумать - пока он тут лежит, да пока дожди, никто сюда не пробьется, мураши начнут свое или медведь придет на сладкий запах - он такое чует за десять верст...
- Федор Степанович, - повторил Санька. - Плыть, однако, надо.
- Вот что, мужики, - сказал Неелов. - Никто ничего не видел. Родион недалеко тут греби рубил, а мы здесь. Эх, Родя, нежная твоя душа!.. Ну вот. А он полез на крутяк, сорвался и об лесину. А организм-то у него слабый, городской...
- Нет, - возразил Бирюзов. - Камень сверху летел.
- Вот оно что-о-о! - протянул дядя Федя. - Может, и так. А не соврешь не поверят.
- Бросьте, мужики, - попросил Родион. - Надо правду, как было.
- Так, - будто про себя сказал Неелов. - Верно! Камень...
Учуга ревела, и словам некуда было деваться от этого рева, они слабли и пропадали в нем.
- А если спросят, Саня, ты это видел? - продолжал Неелов. - Баптиста спросят: где был Бирюзов?
- А где же мне быть?
- Ага, значит, Агриппина видела? Сверху камень летел, верно ведь, дочка? - он отвернулся, дожидаясь ответа, однако Пина не могла произнести ни звука, смотрела на Родиона, и все. - Тебя ведь не было тут, Агриппина?
Она быстренько закивала, потом отрицательно покачала головой, из последних сил сдерживая себя, чтобы не пасть тут же на этот вот большой валун да не зайтись в неизбывном бабьем горе.
- А может, никто все же не видел? А? Тайга...
- Нет, мужики. - Родион прерывисто вздохнул. - Бросьте. Я видел. Не так было. Только я его не убивал.
1964