Роковые таблички

― Ты чего, Ярослав, поиздеваться решил? Я жду твоего рассказа, а ты зеваешь и глазами хлопаешь.

Ярослав помотал головой.

― Да, подустал немного. А что рассказывать? Сам помнишь, как у Ведущего с головой всё хуже делалось. Не мне тебе рассказывать, что они с Топором творили в храме Леших. Вернулись мы тогда, после того, как ты Топора уделал, Ведущий сразу на нас напустился. Орал, слюной брызгал, чуть ли не волосы на голове рвал. Мы ему, так и так, несчастный случай – двое погибли, мы ничего не смогли сделать. Но, видать, кто-то из бригады не смог язык придержать, и Ведущий всё узнал. Ну, не всё, но то, что ты Топора убил, а сам остался там, в городке с висельниками, он точно проведал.

Я, хоть и не последний человек был в общине, но Топор – это вообще правая рука Ведущего, которой он лишился. В общем, повесил он на меня всех собак, как на старшего в поисковой команде. Поняв, что следующее жертвоприношение моё, я в ту же ночь свалил из лагеря, прихватив целый мешок необходимых припасов на складе. Подгадал под смену постов на заборе, и – дёру. С поисковыми командами я все окрестности исходил, так что, направление нужное даже в темноте нашёл. С рассветом вышел к дороге, а там, как раз шёл караван из двадцати пяти человек. Сказали, что в «Новый мир» путь держат. Вспомнил я твои фанерки, и пошёл с ними.

В общем, путь был долгим и опасным, ― на этих словах, Ярослав с многозначительным видом почесал шрам на щеке.

― Вот я и говорю, месяц с небольшим тому назад набрели мы на дозор «Нового мира». С ними и вошли в базовый лагерь. К тому времени, нас осталось всего тринадцать человек вместе со мной. Вот такая арифметика.

Максим кивнул, давая понять, что знаком с опасностями, поджидающими на пути в мир будущего. Он снова потряс за плечо, засыпающего Ярослава.

― Ну, а как там, в «Новом мире» этом?

Ярослав открыл, было, рот, но тут же захлопнул его, и принялся играть желваками, будто усиленно размышляя над ответом. Потом положил ладонь на плечо Максима.

― Знаешь, Макс, ко всему можно привыкнуть. Ты ведь жил в нашей общине тогда. А впрочем, здесь всё по-другому. Поначалу тебе всё будет казаться…несколько необычным, странным, но на то, наверное, этот мир и назван новым, что к нему притерпеться надо. В любом случае, теперь для нас лучшего мира не отыскать – сам знаешь, что творится кругом.

Максим открыл рот, чтобы спросить ещё что-то, но Ярослав сделал руки крестом перед собой, будто отгораживаясь от назойливого призрака.

― Всё, Макс, завтра сам всё увидишь. А мне через два часа на посту Ивана менять. Дай поспать, в самом деле. Иди, пока, у него спальный мешок возьми, ― и мужчина, застегнув клапан спальника, сомкнул тяжёлые веки. Не прошло и десяти секунд, как, судя по ровному сопению, Ярослав крепко уснул. Максим вспомнил, что так и не узнал у собеседника, видел ли он в лагере Ольгу, но не решился будить усталого человека. Размяв затёкшую спину, Максим отправился к Ивану за спальным мешком.

С восходом солнца, перекусив древними, но вполне, как оказалось, пригодными для еды консервами «завтрак туриста», группа двинулась дальше. Вскоре, сырая низина сменилась сосняком, в котором под ногами пересыпался песок вперемешку со старой хвоей. Максим с радостью отметил, что вонь от разлагавшихся звериных трупов пропала. Он поспешил поделиться этим наблюдением с Ярославом, на что тот, со знанием дела, ответил:

― А ты как думал? Для того и санитарные отряды, вроде нашего, окрестности прочёсывают. Баграми в кучи трупаки сгребаем, и жгём. Оттого и эпидемия на спад пошла. А то, знаешь, сколько тут «чумных» деревень было, вроде той, где тебя нашли? Страшное дело!

Максим понимающе кивнул. Потом, минуту помолчав, вновь принялся теребить рукав Ярославовой куртки.

― Слушай, ты мне обещал рассказать о Новом мире, что там и как. Тебе же не губами по земле шагать – давай, рассказывай.

Ярослав поправил рюкзак за спиной, и, сделав паузу, видимо решая, с чего начать, начал свой рассказ.

― В общем-то, всё просто – про коммунизм, наверняка, знаешь. Вот такие у нас порядки, только жёстче. Все должны работать, без исключений. Куда пошлют, там и пашешь, пока не станет ясно, на каком месте от тебя больше пользы будет. Тогда за тобой эту работу закрепляют, если там рук не хватает, конечно.

Всё имущество общее – личного нет ничего, вплоть до одежды и белья. В прачечную одежду сдаёшь, потом получаешь другую, или ту же, главное, чтоб размер подошёл. Семьи тоже отменены – каждая женщина принадлежит комунне душой и телом, так же как и любой из нас. Дети живут отдельно, в детских садах. Один день в неделю – выходной. В это время, любой мужик-коммунар может прийти в женский корпус, и выбрать любую даму, чтоб приятно провести с ней этот день и последующую ночь. Женские отказы жестоко караются, потому их практически не бывает, ― тут на лице Ярослава всплыла мечтательная улыбочка, а глаза выразительно заблестели.

― А драк из-за баб не случается? Если нескольким мужикам одна понравится? ― грубо прервал Максим мечты собеседника. Тот встряхнулся, и продолжил рассказ.

― Нет. Выбирать запускают по одному, а очерёдность определяется количеством набранных за неделю трудовых баллов. Трудобаллы начисляются ежедневно по усердию и по результату работы. За усердием следит бригадир, а за результатом – учётчик. Набрал за день больше трудобаллов – еды назавтра всё равно получишь, как все, но в очереди будешь стоять ближе к раздаче. То же в конце недели происходит, в отношении очереди за женской лаской. Больше баллов – раньше войдешь в женский корпус, и сможешь выбрать из общих дам ту, что больше тебе по сердцу.

Максим был слегка ошарашен такими подробностями. Такое устройство жизни, как в Новом мире, напоминало отрывки из трудов утопистов позднего средневековья, которые им читали в школе. Да, Ярослав был прав вчера, когда говорил, что к этим порядкам придётся привыкать. Максим снова обратился к Ярославу:

― А если лицо твоё бригадиру не понравилось, ну напоминает оно ему физиономию какого-нибудь гада из прошлой жизни – он возьмёт, и станет эти баллы тебе занижать. И будешь ты постоянно с какими-то крокодилами обниматься, из тех, на кого никто смотреть не захотел. Да, и обратная ситуация – припёрся к женщинам какой-нибудь гоблин, ну, заработал баллов на очистке выгребных ям, и вошёл первым. Выбрал такую красотку, что ах, а ту с него воротит. И что, накажут её за это?

― А ты как думал - конечно, накажут. В карцер определят на неделю, на половину пайки. Самые строптивые красотки становятся, как шёлковые. А насчёт неправильного начисления трудобаллов, так бригадиры меняются по неделям. И, не приведи Леший, если у троих бригадиров тебе проставлены большие баллы, а у одного, вдруг, маленькие. Вынесут предупреждение, а в другой раз…, ― и Ярослав пальцем прочертил вокруг шеи невидимую петлю.

― Даже так! ― изумился Максим.

― Именно так, на главной площади, на глазах у всех. Это, одно из самых почитаемых развлечений. А что касается упрямых девчонок, так я слышал, что есть такие, которые из карцера не вылезают. Но я думаю, это сказки.

Максим решил подытожить услышанное:

― Значит, всё общее – одежда, женщины, дети. Все работают, никто не отлынивает, и все равны. То есть любой может поработать неделю санитаром, а другую неделю – Ведущим, или, как это здесь называется.

Ярослав жестом предложил Максиму сомкнуть губы, давая понять, что тот завёл разговор на, не совсем разрешённую, тему.

― Здесь это называется Верховный председатель. Крепкий такой старикан, из бывших офицеров, ещё старой, советской выучки. Что самое интересное, в его возрасте он ещё баб к себе в штаб вызывает. Берёт, разумеется, без очереди, и самых-самых. Не знаю, может, у него там, в штабе склад виагры в шкафу, ― перейдя на полушёпот, попытался сострить Ярослав. Потом добавил:

― Понятно, что председатель, и его гвардия равнее, чем другие, но они стараются это превосходство не выпячивать.

Максим хотел ещё что-то спросить, хотел узнать, наконец, насчёт Ольги – видел её Ярослав, или нет, но тот, не дав ему раскрыть рта, громко объявил: