Роковые таблички

― Помогай, дружок – поставь кастрюльку на огонь.

Максим не стал спорить, и, согнувшись едва ли не вполовину, чтоб не зацепить головой какую-нибудь балку, не отмеченную лучом керосинки, или не процарапать борозду в голове торчащим гвоздём, схватил посудину за холодные ручки, и аккуратно поставил на керогаз. Однако, дальше молчать он не собирался. Конечно, пожилые хозяева подвала здорово выручили их, укрыв от собак. И манеру общения старичка можно было посчитать милой и непосредственной. Но Максим издавна не терпел вещей, вроде этих «дружок», «ребятишки» - от незнакомого человека это звучало, как выражение крайней степени высокомерия.

Поправив кастрюлю, он негромко, но твёрдо заявил:

― Меня, вообще-то, Максим зовут, а его – Григорий. А вас как? А то неудобно получается – уже полчаса, как здесь сидим, а не познакомились.

Старичок весело хмыкнул.

― Успели бы ещё познакомиться. Меня Аркадием Ильичём зовут. Можно, просто – дед Аркадий, без лишних церемоний.

Теперь пришла очередь Максима весело усмехнуться:

― Или, как в старом анекдоте – просто Ильич.

― Или так, ― ещё пуще заулыбался старичок.

Обстановка в подвале заметно потеплела, и даже раненный Григорий оценил параллель с анекдотом про Ильича. Он хотел было засмеяться, но лишь застонал, и едва не сложился вдоль стенки от приступа боли. Старик метнулся к нему с бутылкой и эмалированной кружкой.

― Так-так, Гриша, терпи. Сейчас супруга моя, кстати, Елизавета Николаевна, раз уж мы знакомимся, немного побольнее тебе сделает. Без этого никак – рану надо обработать, как следует. Вот, выпей-ка настоечки. Тут и травки, и градусы в полной гармонии – ничего не почувствуешь.

Григорий, с перекошенным от боли лицом, благодарно принял кружку, и, стуча зубами по металлическому краю, влил в себя настойку. Радушный хозяин повернулся к Максиму, и ещё раз наполнил кружку.

― Ну, Максим, а теперь ты. Этот эликсир не только телесную боль, но и нервный стресс и напряжение снимает. А то, гляжу, ты какой-то замученный.

Максим от кружки отмахиваться не стал, но, понюхав, пить отказался. Конечно, сквозь плотный запах спирта читались ароматы каких-то трав, но уж очень крепок был, судя по всему, настой. Максим, и так, не будучи любителем крепких напитков, за последние месяцы окончательно отвык от спиртного. А тут ещё, что называется, ручная работа – лучше не рисковать.

Он вернул кружку хозяину.

— Извини, Аркадий Ильич, что-то на крепкое не тянет.

― Да, ты только попробуй – за уши не оттащишь будет. Замечательная вещь.

― Нет, спасибо большое, но не могу – чувствую, что организм не примет.

Старик нехотя взял кружку обратно. Впервые, с того момента, как в подвале зажглась лампа, с его лица ненадолго пропало выражение приветливого добродушия. Максим решил уже, что отказом нанёс хозяину серьёзную обиду, но Аркадий Ильич тут же вновь засиял щербатой ухмылкой.

― Ладно, не желаешь настойку, я тогда тебе чайку заварю целебного. Травки моя благоверная собирала по всем правилам. И польза, и удовольствие.

Максим порадовался тому, что компромисс нашёлся, и тоже заулыбался.

― Это другое дело. От чая, конечно, не откажусь.

Старик кивнул и вновь обратился к Григорию:

― Гриш, ну как, легче тебе?

Приятель Максима, похоже, и в самом деле чувствовал себя немного лучше. Несмотря на то, что хозяйка продолжала ковыряться в его ране с какими-то щипцами, тампонами и растворами, борозды на его лбу заметно разгладились, а на впалых щеках даже всплыл слабый румянец. Но ответить вслух он не смог, и лишь утвердительно кивнул. Тогда дед протянул ему не выпитую Максимом кружку.

― На, ещё накати – чтобы закрепить положительный результат, как любит моя Лизавета говорить.

― Иди, не мешай, старый. У тебя сейчас суп выкипит, ― впервые подала голос, на удивление немногословная, Елизавета Николаевна. Аркадий Ильич послушно кивнул, посмотрел под крышку, откуда валил прозрачный парок, и, сняв похлёбку с огня, поставил на стол. Вслед за этим он подошёл к тёмному эмалированному баку, по пути прихватив из ящика прокопченный чайник. Начерпав кружкой из бака полный чайник воды, он снова поставил его на огонь керосинки.

Капельки холодной воды по змеиному шипели, сползая по крутому боку кипятильной посудины к языкам пламени. Подвал наполнился аппетитным ароматом похлёбки, в котором преобладали нотки грибов и мяса. Максим пытался представить, где смог старик Ильич добыть свежего мяса, если тут время от времени такая свора хищных псов проходит. А старик, будто заметив сомнение в его лице, сам принялся рассказывать о происхождении ингридиентов бульона.

— Ну, что? Пора за стол, гости дорогие. Супчик отменный. С мясом, с грибками. Мясо заячье – их тут в окрестностях чуть ли не стада пасутся. Много, как комаров на болоте. Только успевай из силков вытаскивать. А грибочки свои – шампиньоны и вешенки.

Старик говорил с такой странной интонацией, что Максим не мог понять, шутит он, или говорит правду. В обилие зайцев в местных лесах он точно не верил. А в «моделях» грибов он вообще плохо разбирался, но их вид ему очень не нравился, поэтому он решил перекусить старыми запасами. Вытащив из мешка банку тушёнки, и две жестянки с килькой в томате, он торжественно водрузил всё это на столик.

― Аркадий Ильич, это от нас вашему столу. А то вы нас и от собак спасли, и лечите, и кормите. А мы что?

Старик хозяин пробурчал какую-то привычную для него шутку, и пригласил всех за низенький стол. Все принялись неспешно поглощать пищу. Максим, как и задумал, налегал исключительно на консервы. В суете и полумраке, никто не стал указывать ему на такую избирательность, чему он был только рад, так как не хотел обижать милых старичков отказом от их стряпни.

Гриша, тем временем, с аппетитом, разбуженным, видимо, травяной настойкой, ложка за ложкой отправлял в рот куски мяса и грибов. Максим порадовался за друга, которому обработали рану умелыми руками, и, судя по аппетиту, помощь была оказана правильно и в самое нужное время. Старики ели не спеша, стараясь больше внимания уделить гостям. Дед постоянно травил какие-то байки, а жена иногда его поправляла, или одёргивала, когда остроты, по её мнению, опускались за грань приличий.

Гости искренне хохотали, стараясь и сами посмешить стариков случаями из жизни. К концу трапезы, Ильич поставил перед Максимом здоровенную керамическую кружку с горячим травяным чаем.

― Вот, как и обещал, целебные травки. Вкус и аромат такие, что мёртвый на ноги вскочит. Согреют без огня и спирта.

Максим взял кружку-гигант в руки, поблагодарил старика, и, подув на горячую жидкость, с удовольствием прихлебнул. С удовольствием, потому что запах напиток источал, и в самом деле, дурманящий. Однако, язык распробовал в букете травяных вкусов, резкую примесь какой-то неприятной химии. Максим катал во рту этот глоток чая, не желая глотать, и не решаясь выплюнуть, так как видел вопросительное выражение на внимательном лице хозяина. Наконец, он заставил себя сглотнуть, и вымучив на лице блаженную мину, промычал:

― М-м-м, напиток богов. Спасибо, Аркадий Ильич, ничего лучше в жизни не пробовал.

― А я что говорил? Неужели, я стану таким дорогим гостям пустую воду наливать. Да, ты ещё глотни, Максим. Ты ещё все оттенки не распробовал. Ну, давай.

Максим, не в силах устоять под натиском таких настойчивых уговоров, решил сделать хозяину приятное, и глотнул ещё два раза. При этом он ощущал всё большее отвращение к странному отвару, и мысленно отчитал старика за то, что тот не предпочёл угостить его «пустой» водой. Он ждал, когда хозяин отвернётся, чтобы выплеснуть горячее пойло на землю, и избежать дальнейших уговоров «распробовать».

И случай представился. Подождав, пока Максим, с кривой улыбкой сделает очередной глоток, дед Ильич отошёл со своей супругой пошептаться в дальний угол. Григорий сидел, едва шевеля беззвучными губами, и борясь с тяжёлыми веками, неудержимо стремящимися друг к другу. Максим понял, что Григорий уже одной ногой в сновидениях. Стоило старикам отвернуться, он тут же выплеснул чай под стол, и поставил перед собой пустую кружку.