Страница 20 из 25
- Ррррр... - негромко намекнул Буран.
- Да ну, нафиг! - осознал Валера, швырнул в пса букетом и торопливо слинял по лестнице.
Тоня подобрала цветы и закрыла дверь. В душе так ничего и не проявилось, кроме сожаления за потерянное время. Чего же раньше так не получалось? Может это Буран на неё влияет? Она глянула на пса и наткнулась на встречный внимательный взгляд... которому усиленно помогал роскошный собачий хвост. Несколько секунд они смотрели друг на друга... а после Тоня улыбнулась.
- Да, теперь я верю, что ты умеешь говорить.
Взгляд Бурана стал каким-то совсем притягивающим, а хвост напряжённо заметался, словно подгоняя невысказанную мысль.
- Ты ещё превратись мне тут, суженный-ряженный... - буркнула она шутливо, хотя сердце ёкнуло не на шутку.
Буран задумался, будто пройнявшись такой возможностью, при этом так потешно склонил голову набок, что Тоня не выдержала пафоса момента и, фыркнув в сторону, пошла в кухню - искать во что бы поставить неожиданный подарок. Не пропадать же добру!
Конечно, она лукавила, за многозначительным занятием пыталась скрыть неожиданное волнение. Будто мановением Буранова хвоста смахнуло в душе некую плотину и "прежняя Тоня" хлынула на неё теперешнюю, вызывая давно позабытое ощущение лёгкости и совсем позабытое ожидание чуда. Будто была она теперь воздушным шариком, и несло её по ветру к чему-то новому и сказочному, что вот-вот должно было показаться из-за горизонта. Понятно, что ожидать чего-то прямо сейчас было глупо, но состояние понравилось и Тоня улыбнулась сама себе. "Хочу, чтобы так было всегда", - решила она и повернулась идти обратно в комнату.
И тут в дверь позвонили. Коротко и деликатно.
"Если Валерка, убью!" - разозлилась Тоня, потому что ей стало очень жаль ушедшего ощущения, и с этой мыслью она распахнула дверь. Но там оказалась банда - причём вся, даже Лёлька! - и как они ухитрились собраться, чтобы прийти вместе, осталось загадкой. Предводительствовал Борин папа.
- Вот! Еле дождались!
- Тёть-тоня-а-а-а-а!.. БУРАНЧИК!!! - детвора формально выразила почтение воспитательнице и ринулась к собаке, который тоже выглянул на шум. Пёс не раздумывая упал на спину и задрал кверху лапы, мол, сдаюсь, только на расплод оставьте, но шансов выжить у него уже не было. - Бура-а-ашечка!.. Бурю-у-унчик!.. Бур-бурмы-ы-ышечка!..
- Ну и хорошо! - обрадовался папа, что всё в порядке, детвора при деле. - Тогда я пойду. А кстати, мы сейчас проходили возле стройки, так там оцепление! Что-то раскопали. Люди говорят, захоронение времён войны. Вот как!.. Ну, ладно, как будете расходиться, звякните Оле?
Тоня кивнула и закрыла дверь. Ну вот, продолжение банкета!
- Так, детишки, не валяйтесь тут на голом полу, идите в комнату к бабушке Наде. Щас вам чаю какого-то сварганю...
Дети тут же принялись с энтузиазмом выполнять команду - волоком по паркету перемещать собаку в комнату. Тоня быстрее вышла, чтобы не видеть этого издевательства и страдальческую Буранову морду...
Она уже заварила чай и как раз задумалась, разливать по чашечкам здесь или прямо в комнате, когда на улице прорычал автомобильный мотор и коротко взвизгнули тормоза. Тут же хлопнула дверца, словно кто-то выскочил ещё на ходу, и почти сразу голоса кумушек со скамейки перед подъездом известили кого-то: "Тут, тут! На втором этаже!" Тоня ещё подумала: "К нам что ли? Опять милиция?!" - и выглянула в окно. Под подъездом маячил бурый тент. "Ну точно, милиция!" Она едва успела поставить чайничек на стол, как резко и требовательно тренькнул звонок. "Я этого Валерку убью, ей-богу!" - решила Тоня и в таком настроении пошла открывать. Распахнув дверь, она гневно шагнула вперёд, прямо на чей-то форменный китель, перетянутый портупеей.
- Да что ж вы всё ходите и ходите! Вот позвоню куда надо!..
Китель с портупеей отшатнулись и оказались военным мужчиной, на тускло-зелёном фоне которого выделялись разве что значок со щитом и наградные планки... И тут до неё дошло - это не милиция!.. Это же пограничники... за Бураном!
- О господи! - подняла она растерянный взгляд и, наконец, увидела лицо под чёрным козырьком фуражки.
Повисла неловкая пауза. Но пока Тоня снизу вверх таращилась на военного, запугав того до такого же неловкого онемения, она каким-то чудом успела рассмотреть так много, как наверное не успевала увидеть в людях за всю жизнь. Она увидела морщины, как от морозного ветра, и внимательные чуть прищуренные, как от постоянного всматривания глаза, и сдержанно сжатые губы, будто привыкшие издавать лишь чёткие слова команд, и не слишком выдающийся, но крупный нос с чуткими нервными "крыльями", и не слишком крупный, но упрямо выдающийся подбородок, отливающий тщательной бритостью. В общем, лицо обычное, только постаревшее раньше времени, как это часто бывает у военных. Но всё это значило для Тони нечто-то большее, чем просто очередной экзотический гость, однако разобраться в чувствах она не успела... Потому что из комнаты за её спиной вылетел Буран.
Он в два прыжка достиг входной двери, обнаружил, что путь загорожен Тоней, сходу ломанулся в щёлку между нею и дверным косяком, застрял и с милой собачьей непосредственностью заскулил, елозя задом, чтобы скорее протиснуться. Тоня со сдавленным "ойком" вжалась в косяк и псина, наконец, вырвался в коридор, где и бросился со всех лап лизаться.
- Буранище! - обрадовался прибывший пограничник, принимая на грудь полсотни килограмм собачьего счастья и безуспешно пытаясь увернуться от языка. - Дурень лохматый! Где ж ты шлялся?!
"У меня дома шлялся..." - подумала Тоня, отлипая от дверного проёма.
Нет, встреча с собакой - это нечто особенное! Это такой фонтан искренней радости, такие бурные эмоции, что только совершенно бесчувственный человек не примет в них участия. Пограничник, несмотря на суровый вид, бесчувственным явно не был и совершенно по-мальчишески тискал Бурана и "откручивал" ему лохматую башку... пока не заметил Тонин взгляд. А за её спиной - ещё три пары очень заинтересованных глаз. Он моментально посерьёзнел, подтянулся и снова стал суровым военным.
- Старший прапорщик Буханцев! - кратко козырнул он отработанным движением.
"И всё-то у вас, мужиков, через..." - вредным Ольгиным голосом прозвучало в голове у Тони, но она тут же одёрнула глупые мысли.
- ...Прибыл вот за этим героем, - продолжил военный и кивнул на Бурана.
"Герой" тут же прекратил безалаберное верчение и уселся рядом по стойке "смирно" - разве что лапой "честь" не отдал. Хотя, ему же не положено, он же без фуражки...
- Антонина, - от неожиданности представилась Тоня, как никогда не представлялась, но тут же опомнилась: - В смысле, Тоня... Ой, да вы проходите!
Буран с энтузиазмом принял приглашение, оставил хозяина топтаться в коридоре и бросился к Тоне делиться радостью всеми доступными средствами: языком, хвостом, лапой, попой...
- Да я только на минутку, - замялся чего-то старший прапорщик. - Извините, служба.
Буран услышал ключевое слово, крутанулся на месте и вернулся надоедать своей радостью хозяину. Тот ухватил его за загривок, как бы готовясь увести.
- Да прямо таки - служба! - испугалась Тоня, что возьмёт действительно и уведёт, а с перепугу стала очень нахальной. - Подождёт часок ваша служба, не развалится!
Буран без промедления с нею согласился, вывернулся из рук и полез ласкаться и дочухиваться теми местами, которые ещё не дочухал с прошлого раза.
- Так машина ждёт, - всё ещё сомневался гость, хотя и с заметным соожалением.
Буран немедленно оставил Тоню и одним прыжком вернулся к служебному долгу.
"Вот же упрямый!" - подумала она и с отчаяния обнаглела окончательно: - А я вас, товарищ прапорщик, не отпускаю!
Буран завертелся между ними, не зная куда бежать. В это время из комнаты раздался недовольный голос мамы: