Харами

— Не переживай, старый майор. Тебе один хрен нечего терять. Приедет Баринов, сделает замок на твоей халупе, и все будет нормально.

— Пока Баринов приедет, там уже спасать будет нечего… А ладно, ты прав — дело-то житейское!!

В дальнейшем трезвому Игорю пришлось пресечь следующие задумки не в меру активного зампотеха.

Попытку заехать к Швецову и построить «всю эту кодлу».

Попытку совершить прыжок на МТЛБ с обрыва.

Попытку поехать к Лебедеву и забрать Пашу и Васю для продолжения банкета.

Попытку подраться с Куценко.

Попытку пострелять из орудий.

Молчанов измучился нравственно и физически, и использовал последнее средство. Он с мягким отеческим уговором заманил майора к себе, налил ему полный стакан браги, и Лазаревич опал. А когда к «столовой» приперся водитель МТЛБ и загундосил, что ему пора возвращаться, что он с утра «не жрамши», то дал водиле банку гречки с мясом, и тот резко успокоился.

Гаджиханов мирно сопел рядом с майором, а Дадаш и Аманат снова играли в карты.

«Шпиона» отпустили за двух баранов. «Освобожденный» и «освободители» резвым пастушьим шагом ускакали с ПХД какими-то обходными тропами, так, чтобы больше уже не встречаться с начальником второго блока.

У зенитчика дела обстояли намного хуже. Баранов у него не было, а у особиста не было отчета о проделанной работе. Раскрытие морального разложения в рядах «пиджачного офицерства» он вполне мог поставить себе в заслугу. Для этого ему потребовалось завести дело.

Но почти трехчасовая работа повисла под большим вопросом, когда оказалось, что к этому делу, так или иначе, придется привлекать сержанта зенитчиков, а именно аварца Ибрагима. У него были довольно влиятельные родители. И в армию он попал не потому, что его не могли отмазать. Нет. Просто у них в семье было не принято, чтобы мужчина не отслужил в армии.

Особист призадумался. Призадумался настолько, что даже отпустил пиджака обратно «ждать дальнейших распоряжений». Если бы зенитчик был по опытнее, то сообразил бы, что что-то не срастается у внутренней безопасности, и дышать можно попроще. Но он этого не знал, а потому отправился в свое расположение опять — таки пешком, в глубоком раздумье и повесив голову.

Как назло пошел дождь и промочил бедолагу до нитки.

— Ну что, не соскучился еще по высоким гостям? — прокричал мне почти в ухо Вася.

Спросонок я и не сообразил сразу, чего это он? Обычно такими манерами Рац не отличался.

— Ты чего? — спросил я. — Орешь? Игорь что ли приехал? Он же сказал, что на территорию Лебедя ни ногой?

— Да ну, ты гонишь! Какой Игорь? Я же четко и громко сказал: высокие гости, а не приятные!

— Да ну тебя Вася! Чой-то ты такой возбужденный? Кто приперся-то?

— Да Светлов приехал — начштаба бригады. С инспекцией. С ним Бессовестных вместе. А у него скоро день рождения. Он меняет Логвиненко. И везет ящик водки! Понимаешь ты это, дорогой мой человек?! Ящик водки!!!

Я смотрел на Вася, и остатки сна улетучились совершенно. Вот до чего может жизнь на дикой природе довести человека! Ящику водки радуется…

Правда, язвительная память тут же подсказала мне собственные грехи: и падение из кузова «Урала» в пьяном виде, и песни в штабе до утра, появление в нетрезвом виде на разводе. Я даже покраснел. Утешало одно. Я-то все-таки на разводе отсиделся за строем — спасибо Старому Майору. А вот Вася через пару месяцев вышел на развод с голым торцом и красным флагом. Черт его знает, где он нашел флаг.

«Да-а-а…», — сказал тогда Игорь. — «Лейтенантская молодость!».

То, что творил в наши годы Молчанов, казалось сказкой. Впрочем, может быть, это и действительно была сказка? Кто проверял-то?

— Ну и что Светлов будет смотреть? — спросил я размечтавшегося Васю.

— Да ничего особенного. Как всегда: быт, огневые позиции, и все такое…

Я вылез из палатки и уныло осмотрел наши огневые позиции. Последним изменением в их конфигурации были два вывороченных камня. Но это были действительно Камни. Именно так, с большой буквы. Мы выворачивали их всем наличным составом, включая меня, включая Васю, включая даже Солоху! После этих титанических усилий мы с Васей перекинулись парой фраз и однозначно заключили, что этот труд сведет нас в могилу значительно быстрее, чем вероятный противник. И мы перестали мучить людей бессмысленным и нечеловеческим трудом.

Потом прибыли саперы, и бравый старлей иронично поинтересовался: «Ну и где у вас тут узкие места?».

Ну что ж! Мы показали бравому военному пару узких мест. Он заложил тротил, все укрылись…. Взрыв!..

При осмотре результатов иронично улыбались уже мы. Сапер как-то разом поскучнел, и бочком, бочком… Короче, исчез вместе со своей командой.

— Мы вручную больше сделали! — гордо сообщил Папен, проведя сравнение достижений своих рук и тротила.

— Два солдата из стройбата заменяют экскаватор! — произнес Вася незыблемую армейскую аксиому.

В данном случае она оказалась как нельзя кстати.

С этого момента любимой страшилкой Васи для подчиненных стала угроза выворачивания камней. По крайней мере, только от этих слов Алиева начинало трясти. Иногда я боялся, что с ним будет припадок.

Хорошо еще, что окончательно угомонился Лебедев. Он так устал от всего, что уже просто выползал на солнышко погреться в хорошую погоду, а в остальное время обсуждал с Косачем вопрос, когда же его, наконец, заменят.

Он даже пару раз обращался с этой идеей к Дагестанову. Но, как сообщил нам, давясь от смеха, хорошо информированный Игорь, начальство на базе считало, что лучшего места для капитана, чем землянка на склоне горы, просто не найти. И все же комбриг смилостивился. Он изволил передать через начальника нашей «группировки», что если проверка Светлова пройдет нормально, то Лебедева сменят. И вернется Скруджев.

А вот от этой новости даже у меня засосало под ложечкой. Не говоря уже о личном составе. Они поклялись завалить проверку и оставить Лебедя здесь до победного конца. К счастью, или к несчастью, но самоуверенный капитан даже не подозревал об этом. Он сиял как медный пряник. Вот Косач, тот не слишком радовался. У него то же были вполне конкретные подозрения, что Скрудж похоронит его сладкую жизнь.

В общем, когда появился Светлов со свитой, его встретила улыбающаяся рожа Лебедева, и весьма хмурые и недоброжелательные лица остальных военнослужащих. Но самым угрюмым и несчастным во всей этой компании выглядел лейтенант Бессовестных. Вася мелким бесом протиснулся к товарищу, что-то спросил у него, и с лицом Раца произошла разительная перемена, нимало меня озадачившая. Сначала оно вытянулось, потом приняло обиженное выражение, затем просто злое, а потом стало копией физиономии Бессовестных.

Светлов, кстати, стоял на нашей позиции, и рассматривал в буссоль озеро.

— Э-ге-гей! — сказал он. — Ну-ка, Рац, иди сюда.

Удивленный Вася немедленно повиновался.

— Видишь лодку на озере? Кто это?

— Чехи, наверное.

— Попадешь в лодку из миномета — представлю к ордену.

Предложение было более чем неожиданным, и чего греха таить, очень заманчивым. Вася щелкнул пальцами — Папен и Пимон развернули наш «поднос» в сторону озера. Рац повозился с прицелом, и самостоятельно кинул первую мину. Все с напряжением наблюдали за лодкой. Разрыв произошел с большим перелетом. Челн подбросило на волне, но он устоял. Было заметно, как гребцы усердно взялись за весла.

Вася быстро сделал корректировки и швырнул вторую мину. Мы опять замерли. На этот раз разрыв был настолько близко, что лодка все-таки опрокинулась. Ее пассажиры энергично погребли к берегу.

— Хватит, — сказал Светлов. — Не попал!

— Почему!? — возмутился Вася. — Лодка-то опрокинулась!!

— Это не считается.

Озлобленный Рац отошел ко мне. Я шепнул ему на ухо:

— Ты чего такой дохлый?

— А-а, блин!.. Светлов нашел водку к Бессовестных, и всю ее вылил!!.. Вылил!!!

От этого у меня захватило дух. Мне не было жалко собственно водки. Мне было жалко лейтенанта, отдавшего немалые деньги, таскавшего эту сумку, и потерявшего все бессмысленно в последний момент!