Вдох, выдох

Нюра была хорошенькой и хрупкой, большеглазой, с копной тёмно-каштановых длинных волос. На воле у неё остались муж и ребёнок, а здесь на неё глаз положила Капитолина — или Капитошка, Капа, как её тут называли. Забавно-ласковое «погоняло» странно сочеталось с её грубой, медвежьей наружностью: высокий рост, плотное квадратное туловище, крупные, мужские черты лица, короткая стрижка с бритыми боками и затылком. Работала она здесь грузчиком. Она взяла Нюру под крылышко, подкармливала, защищала. И спала с ней. Нюра была из тех, кому не под силу вынести тяготы жизни в заключении. «Умру здесь», — мерцало в глубине её обречённых глаз. Она нуждалась в поддержке, вот Капа и подставила сильное плечо, но считала её собственностью и люто ревновала. Но кто-то Нюру надоумил, что неплохо бы забеременеть: дескать, заключённым в положении делались послабления режима, питание более разнообразное, врачебная помощь в любое время. Возможность это осуществить представилась ей в виде приехавшего на длительное свидание мужа.

Муж уехал, а Нюра потом светила подбитым глазом: Капитошка была страшной собственницей. Муж, не муж — неважно. Нюра в этих стенах принадлежала ей, и точка. Никто на эти «знаки частной собственности» не обращал особого внимания: милые бранятся, как говорится. А однажды, занимаясь на спортплощадке под чистым весенним небом, Лютова услышала из разговора двух зэчек, что Нюра загремела в больничку с побоями, выкидышем и кровотечением. Это было делом рук Капы, причём для самой любительницы рукоприкладства не последовало никакого наказания.

Многие здесь «стучали». Кому-то это было положено по должности (дневальные, бригадиры), а кто-то делал это просто из вредности, из мести или просто чтоб выслужиться перед начальством и поскорее выйти по УДО. Капа была ценным источником информации для администрации. Кира соскочила с турника и пошла искать Свету-самбистку. Та, выслушав суть дела, согласилась, что Капа уж совсем распоясалась от безнаказанности.

— Оборзела маленько, есть такое. Вот только нам с тобой это дорого обойтись может, — щурясь вдаль, добавила она. — Нюрку, может, и жалко, да своя рубашка ближе к телу. Ты-то, может, и лёгким испугом отделаешься, ты же у нас личный тренер начальницы... Как же она без тренировок-то? А вот мне все пятнадцать суток кондея выпишут. А оно мне надо? Неохота спать по очереди и парашу нюхать.

— Ладно, без тебя обойдусь, — коротко бросила Лютова.

Начальница колонии и впрямь в последнее время пользовалась её услугами в качестве инструктора по самообороне, но никаких серьёзных поблажек Кире за это не давали. Ну, разве что смотрели сквозь пальцы на мелкие нарушения. А вот Капу «грели» с воли, и неплохо «грели». Работала она на погрузке-разгрузке не из-под палки, а вроде бы даже в своё удовольствие, мужским занятием подчёркивая свой статус «самца». Питалась Капа отлично, чай пила со сгущёнкой и конфетами, пользовалась мобильным телефоном с доступом в интернет. Конечно, начальство было в курсе и имело с этого свою копеечку.  Многие откровенно считали, что Нюрка дура, раз променяла пусть даже частичный и строго отмеренный доступ к этим благам на поблажки по беременности... прописанные в законе, но на деле редко выполняющиеся. Света тоже так думала.

— Уж не знаю, кто ей напел про сказочные условия для мамочек, — хмыкнула она. — Может, только на образцово-показательных зонах такое и бывает... Капитоха — тварь, конечно. Участвовать не буду, не обессудь, но идею могу подсказать. Капа же штангу жмёт от груди? Ну вот... Значит, от несчастного случая не застрахована. Вроде как не рассчитала вес, хват неправильный, руки дрогнули... И фиг что докажут. Только надо, чтоб свидетелей не было.

— Можно и так. Я подумаю, — сказала Лютова.

Они были в зале не одни, но Кира улучила момент, когда никто не смотрел. Штанга упала Капе на грудь. Лютова целилась в горло, но вышло так, как вышло: тут уж не размахнёшься, иначе заподозрят. Рёбра треснули, Капитошка побагровела и закряхтела, на её лбу надулись жилы, а глаза выпучились. Её быстро освободили из-под штанги и отвезли в больничку. Разбирательство было недолгим, Лютова настаивала на версии несчастного случая. Всё выглядело очень убедительно, но пятнадцать суток ШИЗО Кире всё-таки впаяли. Чтоб впредь осторожнее была, страхуя любительниц жима лёжа.

Капа осталась жива благодаря своей медвежьей мощи и крепости организма, да и вес штанги был не запредельный, хотя, упади гриф на горло, хватило бы и такого. Вернувшись из больнички, парочка воссоединилась. Рассказывали, что Нюра, сама едва держась на ногах от слабости, преданно ухаживала за Капой, и та простила ей «измену». После выписки у них всё пошло по-старому, Нюра даже ещё крепче уцепилась за свою здешнюю супругу: каждый выживает, как может. А Лютова от сидения на холодном полу в ШИЗО схватила цистит. На ногах меньше вероятность застудиться, но ведь невозможно стоять сутками. Слишком спать хотелось — хотя бы подремать на корточках. Мест в «кондее» хватало, но их специально утрамбовывали, как шпроты в банке, когда хотели помучить.

...Вдох, выдох, вдох, выдох. Ах, как хотелось Лютовой шпрот в масле! Настоящих, пряных, пахнущих копчёностями, да с отварной картошечкой — горяченькой, дымящейся, со свежим укропом... Лучше не думать об этом. Подтягиваться ей, ослабленной после ШИЗО, стало тяжело, сказывалось скудное питание и невозможность из-за тесноты хоть мало-мальски поддерживать форму упражнениями. Единственное, что она могла делать, сидя в скрюченной позе, это напрягать и расслаблять мышцы, напрягать и расслаблять. С тех пор Кира ни во что не вмешивалась: и себе дороже обойдётся, и не факт, что спасибо скажут.

О том, что Капитошка готовит месть, Лютовой шепнула Тоша Белка — одна из завсегдатаев  «качалки», Антонина Белкина. Эта грузноватая татуированная особа, любительница экстравагантных стрижек с выбритыми узорами, с Кирой не то чтобы дружила, но относилась к ней со своеобразным уважением.

— Загаситься тебе надо. Хоть в больничку, хоть в шизняк. В шизняк — желательнее, потому что в больничке тебя достать могут.

Это прозвучало даже не как совет, а как суровая констатация необходимости, против которой не попрёшь. Тяжёлое, как железобетонная плита, «надо».

— Слушай, но я же недавно оттуда, — содрогнулась Лютова от воспоминания об изоляторе. — Не очень-то мне улыбается опять туда загреметь. Цистит ко мне там, зараза такая, привязался, никак не вылечусь...

От холодной усмешки Белки Кире стало неуютно, озноб тронул плечи. Капа не собиралась сама пачкать руки, а подкупила нескольких зэчек из самых отмороженных, чтоб те устроили над Лютовой жестокое групповое надругательство. Цистит по сравнению с этим представлялся райским блаженством.

— Ничего, потерпишь, — хмыкнула Белка. — Целее будешь.

Попасть в изолятор было делом нехитрым — тем более, что Анжела всегда пребывала в боевой готовности. Лютова затеяла в столовой ссору с ней, а точнее, проходя мимо, как бы невзначай задела её плечом. Эта психопатка и просто за косой взгляд кинулась бы на Киру, а тут — такой роскошный повод! Полетела на пол со звяканьем посуда, разлился компот из сушёных яблок, Анжела поскользнулась на каше.

— Извини, сестрёнка, так надо, — шепнула Кира, похлопав по плечу поверженную на мокрый пол, но ни в коем случае не собирающуюся сдаваться противницу.

— Ну, ты сама нарвалась! — заорала та.

Отскочив на пружинящих ногах, Лютова ждала нападения. Ни удовольствия, ни азарта, ни адреналина — ничего, только давящее могильной плитой «надо». В бесстрастном взгляде Белки за соседним столом не отразилось и тени интереса; она знала, в чём тут дело, но не выдавала себя. Капитошка, напротив, на другом конце столовой вытянула свою почти отсутствующую шею и смотрела в их сторону с напряжённым вниманием. Заподозрила, что всё это затеяно неспроста? Но времени на догадки у Киры не было: прямо сейчас её атаковал танк по имени Анжела.

— Ну, начались опять бои без правил, — сказал кто-то.