Страница 4 из 11
Получив семя некой мысли, верующий человек должен беречь этот дар, как зачавшая женщина бережет себя, чтобы не извергнуть зачатое
К примеру, у коптов (которые за полтора-два тысячелетия поменялись очень мало и вполне похожи на своих предков, среди которых и молился Антоний Великий) литургия слова – очень важная часть богослужения. Она построена иначе, чем у нас. В нее входит около пяти чтений из Священного Писания. Обязательно читается книга Деяний, непременно – несколько отрывков из Евангелия, что-то из Апостола, что-то из Ветхого Завета. И все слушают. Каждое чтение предваряется пением стихов, каждением, звоном. Таким образом, они кормят людей полноценным «обедом из пяти блюд» – словом Божиим. И только потом начинается Евхаристия.
К сожалению, у нас нет этого внимания к слову, поэтому и не слышим его. Во-первых, потому, что мы его не слушаем, – весь стиль нашего поведения таков, что мы не ценим начало литургии, даже опаздываем на него, позволяем себе в это время ходить по храму, включая внимание только ближе к пению Символа веры и «Отче наш». Во-вторых, слово Божие редко стараются прочитать так, чтобы каждый услышал. Так у нас получается. И это не сегодня произошло, это порча, начавшаяся столетия назад.
Но всякий внутренний труд должен рождать какое-то внешнее деяние. Если зачатие произошло, то должны быть и роды – не могут всю жизнь происходить выкидыши. Если какое-то слово попадает в человеческое сердце, оно, по сути, его осеменяет. Происходит нечто подобное вспышке – мое сердце соединяется с тем, что я понял. Зачем мы вообще читаем книги? Не просто же для общей эрудиции? Например, я какую-то книгу полистал, потом закрыл и бросил и больше читать ее не буду (если только не придется по ней писать сочинение где-нибудь в семинарии или в институте). Такова большая часть того, что мы читаем. А бывает, открыл и закрыть не можешь. Что это? Это встреча моя с Богом, если книга о Боге, или с автором, который понял нечто, чего я еще не понял, но всю жизнь хотел понять.
Получив семя некой мысли, верующий человек должен беречь этот дар, как зачавшая женщина бережет себя, чтобы не извергнуть зачатое. Пусть и верующий уже ведет себя с оглядкой. Начинают работать механизмы сохранения плода. Так, зачавшая одно не может зачать другое. Если что-то уже зачато, то жди плода от этого и сейчас ничего нового не зачнешь.
Что здесь зависит от человека? Он должен почувствовать это биение, взыграние в себе новой жизни, а потом родить некое жизненное решение, некую ясную, конкретную мысль. Это не происходит сразу. Если, скажем, человек прочитал какую-то книгу о покаянии и чье-то слово (на самом деле Господне слово в чьей-то передаче) легло ему на душу, нельзя ждать, что он уже завтра побежит на исповедь. Пусть слово живет в нем, растет.
Как Соломон говорит: «Ты не знаешь того, как образуются кости во чреве беременной»[24]. И сейчас наука тоже не может до конца объяснить, как происходит формирование ребенка в материнском организме. Но она наблюдает, как сердечко начинает биться, как младенчик становится похож сначала на какую-то жабку, потом еще на кого-то, потом вроде уже на человечка – вот и пальчик сосет, и улыбается как будто. А потом он «постучится в двери», и его нельзя будет не пустить. Он родится на свет. Так рождается и решение в душе человека.
И в какой-то момент он наконец говорит: «Все, я иду на исповедь!» или: «Все, в этом году я буду поститься!» Он уже года два думает, что поститься вообще-то надо – что ж я, мол, живу и всю жизнь не пощусь? Или, например, праздник наступил, и кто-то ему говорит: «Сегодня Покров. С первым снежком вас!» Он думает: «Все, пойду на службу. Хватит!» Значит, в этом году слово, брошенное в его сердце, выросло до конкретного дела, до определенного серьезного решения – пойти на исповедь и Причастие или бросить какой-то грех. Или поехать к какому-нибудь святому человеку и спросить его: «Скажи мне, отец, как мне жить дальше?»
Так рождается святая решимость на то, чтобы начать жизнь заново. Но за рождением следует другой этап – рост.
Возрастание. Страх Божий. Плач
У Иисуса, сына Сирахова, в одной из неканонических книг Ветхого Завета читаем, что начало духовного пути – страх Божий. Он объясняет почему. Потом говорит: середина духовного пути – страх Божий. И объясняет почему. Затем говорит: конец духовного пути – страх Божий. И также объясняет почему.
Духовная жизнь начинается покаянием, продолжается покаянием и завершается покаянием. Нам придется каяться всегда, но каяться, конечно, по-разному и в разном. Начнется жизнь души с плача о себе и продолжится плачем о себе, но уже на другом уровне. Сначала человек заплачет о себе нынешнем: я весь, как дворовой пес, в репьях грехов, и тяжко мне на себя со стороны смотреть – вот какой я! Потом репьи с меня сняли, причесали, одели, умыли, а я продолжаю плакать, потому что мне открывается что-то большее.
Вскоре ты понимаешь, что все такие, как ты, – так или иначе – и что всякий человек достоин сострадания. И когда начинаешь каяться, включаешь в орбиту своего покаяния тех, кто тебе известен, понятен, любим или кто вошел в соприкосновение с тобой. Потому что у них тоже есть о чем плакать. Ты плачешь уже и о них. Я имею в виду не обычный плач, а плач аскета, когда не платки смачиваешь и хлюпаешь носом, а покаянно вздыхаешь. Можно плакать без слез. Горький вздох, сокрушение – это тоже плач.
Следующий этап – когда тебе открывается нечто более глубокое в себе и людях и ты начинаешь плакать о чем-то сокровенном, о чем никто не знает. Это универсальный путь. Он для всех.
Но нужно сразу понять, что есть разные слезы. Вот человек смотрит сериал о том, что донья Эмилья, допустим, не вышла замуж за дона Хуареса, и плачет в конце сто сороковой серии. Это не те слезы. Бывают слезы обиды, сентиментальные слезы и слезы, выдавленные из тебя каким-то зрелищем. Нет, это не то. Твои глаза могут оставаться сухими, но ты должен плакать. Плач – это печалование о себе испорченном, потерявшем рай, о мире, который находится в беде. Собственно, этот плач рождается от зрения беды. Нельзя себя заставить печалиться об этом, если ты беды не видишь. Благодать Божия открывает человеку глаза, и тот начинает видеть мир вокруг себя как некую беду.
Ребенок, когда рождается, толком еще ничего не видит. И христианин тоже, когда рождается, мало видит: он слепой. И как новорожденный должен обязательно питаться, чувствовать теплоту материнских рук, так и новоначальный христианин должен получать питание нормальное. Нужно причащаться. Он родился, его надо держать на руках. Он не должен вырываться из материнских объятий. От обычного младенца новоначальный христианин как раз отличается тем, что может вырваться и убежать, как Буратино из каморки папы Карло.
Здесь вот еще что важно: самостоятельно понять, на каком духовном уровне и в каком состоянии он находится, человек не может. Чтобы ему помочь в этом, собственно, и нужны духовные отцы. Есть редкие исключения, например Сергий Радонежский[25]. Его называют «богомудрый», потому что у него не было учителей. И такие примеры еще есть, когда человеку научиться не у кого, а он все знает. Дух Божий его учит, а он, в свою очередь, учит других, кто от Духа Святого, как он, научиться не может. Преподобный Сергий стал учителем для нескольких сотен монахов, из которых полсотни святых, и для целого народа. У него были собеседники, с которыми он разговаривал о внутреннем мире, о покаянии, о борьбе со страстями, о помыслах, о духовном умилении. И в этой беседе они напитывались от преподобного Сергия таким богатством, которое позволяло потом идти много верст неведомо куда, ставить там деревянную церковь, а через несколько лет уже «обрастать» своими учениками и строить монастыри. Иногда Сергиевы собеседники духовно оскудевали и тогда опять шли к нему и с ним говорили. В преподобном Сергии не было того, что есть сегодня в так называемых лже-старцах, когда человек в первый раз тебя видит и тут же крестом тебя благословляет ехать, например, на Кольский полуостров коров доить – как будто он все про тебя знает и уже прозрел твое будущее. Но вот чтобы сесть, побеседовать – даже близко такого нет. «Сядь-ка, расскажи мне про себя, а я послушаю». Как говорил Сократ: заговори, чтобы я тебя увидел.
24
См.: Екк. 11:5.
25
Преподобный Сергий Радонежский (1314/1322-1392) – великий святой Русской Православной Церкви, основатель Свято-Троицкого монастыря под Москвой (ныне Троице-Сергиева лавра).