Страница 4 из 20
Весь разговор продолжался на ходу 3 минуты. Он просил ехать скорее и подтянуть дивизию, так как она находилась до этого в несоответственных руках. Тут же на вокзале заведующий передвижением обещал мне купе, и я на следующий день, 1 июня вечером, выехал в Ригу. Про Ренненкампфа много слышал от Чагина, на двоюродной сестре которого был женат Ренненкампф. Он, в общем, хвалил его и говорил, что он отлично знает военное дело и требует только сущность решительных действий. Другие говорили, что Ренненкампф очень пристрастный человек и особенно, что он любит всякие подарки, угощения и вообще взятки чем бы то ни было, причем не отгоняется ничем. Это навело меня на тяжелые размышления, так как я такими делами не занимаюсь. Все это, к сожалению, оказалось правдой. Тут же узнал, что отношения между Ренненкампфом и начальником штаба округа Милеантом очень натянутые и что дело от этого сильно страдает.
Прибытие в Ригу и прием дивизии
2 июня утром я приехал в Ригу. По дороге обдумал все и составил программу, чтобы все произвело наилучшее впечатление. Я ехал с восторгом, так как давно мечтал командовать дивизией. Все меня интересовало, по каждому вопросу у меня была намечена идейная цель. За отсутствием свободных комнат я остановился не в «Римской гостинице», а в «Империале», на площади у собора[5]. По дороге восхищался красивыми бульварами, и мне вспоминалась прежняя моя жизнь в Риге в 1889–1892 гг., когда я служил здесь в штабе корпуса. В гостиницу тотчас прибыл за отсутствием начальника штаба дивизии Генерального штаба капитан[6]Бучинский, от которого я узнал некоторые сведения и передал ему приказания по поводу моего прибытия в лагерь на следующий день утром для приема дивизии. Командир корпуса генерал Смирнов находился в отпуске, а за него временно командовал корпусом бывший начальник 29-й пехотной дивизии генерал в отставке Архипов, который продолжал жить в доме начальника дивизии в лагере и занимал весь его нижний этаж. По прибытии в лагерь явился ему, причем он встретил меня недружелюбно и произвел крайне плохое впечатление. Тут же сказал, что вследствие вывиха ноги останется еще несколько дней в этом помещении, так как пользуется советами одного из полковых врачей. После этого мне представились в штаб дивизии все начальствующие лица дивизии, а после завтрака, организованного тут же, мною произведен парадный объезд лагеря, который закончился молебном в лагерной церкви и представлением всех офицеров. Не могу не упомянуть здесь, какой несчастной приметой ознаменовалось мое прибытие в лагерь, о чем я узнал только здесь, в Торгау.
Когда генерал Орел ехал встречать меня на вокзал в лагерь в лучшем из полковых экипажей и подъезжал уже к платформе, внезапно сломалось колесо, и когда начали его тут же чинить на скорую руку и затем попробовали ехать дальше, то сломалось и второе колесо. Между тем до поезда оставалось только несколько минут, и генералу Орлу с трудом удалось вытребовать с небольшим запозданием другой экипаж.
Впечатление о чинах штаба, командирах бригад и полков
Начальником штаба дивизии был полковник Николай Павлович Ефимов – это тип малоспособного, измельчавшего на штабной работе офицера Генерального штаба, к тому же совершенно не полевого, с привычкой много спать и чрезмерно есть. Полевую службу Генштаба знал плохо, неохотно отрывался от канцелярии, был человек нерешительный и с развитым духом противоречия. К тому же, как оказалось в походе, стоило мне или кому другому лишь принять какое-нибудь решение, чтобы он тотчас не начал перечислять тысячи страхов, вследствие которых будто бы ничего не выйдет или все рухнет, но на замену со своей стороны ничего не предлагал. Бывало, в самую критическую минуту, когда требуется полное спокойствие, он начинал волновать неуместными опасениями и волнение это передавал чинам штаба, меня же заставлял делать большое усилие, чтобы сохранять беспристрастное отношение к делу.
Говорил скоро, невнятным языком, что усугубляло плохое впечатление. Ни в каком деле он не разбирался авторитетно и обстоятельно и только неизменно очень удачно избирал места для тыловых учреждений дивизии. Организаторские способности были настолько слабы, что даже не всегда можно было понадеяться на его распоряжения по размещении штаба дивизии. Во всем надо было вечно самому отдавать приказания, применять понукания, проверять и проч.
Старший адъютант штаба дивизии Генерального штаба капитан Борис Иванович Бучинский – крайне ограниченный и изнеженный человек, к тому же большой сибарит. Медлителен во всем, крайне не энергичен и осторожен, а на поле сражения трус. Не только не мог подать какого-нибудь совета, но не в состоянии был толково передать приказания. По телефону говорил взволнованным, запуганным голосом. В бою терял сознание после первой разорвавшейся вблизи шрапнели. Вообще пользы от него было мало.
Старший адъютант штаба дивизии по инспекторской и хозяйственной части капитан П. П. Корчагин – крайне честный и добросовестный человек, но глупый и невероятно медлительный.
Дивизионный интендант подполковник Каменский – крайне хитрый человек, не пользовавшийся любовью в дивизии, вел дела, по-видимому, осторожно и недурно, но не мог доложить кратко самого простого вопроса. С ним пришлось мало иметь дела, так как он в поход не пошел.
Дивизионный врач Покровский ничего не понимал и ничего не делал. В походе думал только о том, как бы пристроиться к лучшей квартире. Когда приносили раненых, то он никакого участия не принимал и не только, каналья, сам ничего не делал, но допускал до того же безобразия и старшего врача дивизионного перевязочного пункта.
Командир 2-й бригады генерал-майор Алексей Андреевич Орел – насколько я мог убедиться за время краткой совместной службы— был человек крайне добросовестный, старательный и с любовью относящийся к делу, к тому же не упускающий случая поучиться и ознакомиться с каким-нибудь отделом обучения, ему мало знакомым. Всякое поручение он исполнял охотно и не нуждался в проверке. Был сдержан, воспитан и дисциплинирован. С командирами полков был в отличных отношениях и следил за обучением в своей бригаде. Но обладал слишком мягким характером и недостаточной настойчивостью и строгостью, вследствие чего его требования не всегда выполнялись. Во время первого наступления в Восточную Пруссию он безотлучно был при своей бригаде, причем проявил большую выносливость и отличные полевые достоинства. В боях был лично храбр, хладнокровен и распорядителен, но не всегда достаточно настойчив. Во время первого отступления из Восточной Пруссии 21 августа 1914 г. генерал Орел отбился от Вяземского полка, при котором находился, и был взят в плен вблизи Волковышек.
Командир 1-й бригады генерал-майор Гандурин – георгиевский кавалер, окончивший Академию Генштаба[7] по 2-му разряду, имевший форму одного из Восточно-Сибирских стрелковых полков[8]. Обладал громадной энергией и решительностью, был опытен, самостоятелен и, в общем, понимал достаточно военное дело. Но был несколько бестолков и иногда точно растерян, а в бою плохо понимал обстановку. Он участвовал с дивизией только в первых двух боях, до 8 августа 1914 г., после чего был переведен на должность командира бригады в 80-ю или 81-ю пехотную дивизию, которой командовал на Галицийском фронте С. Д. Чистяков.
Командир 29-й артиллерийской бригады[9] генерал-майор Савич. Как говорится, «был конь, да изъездился». У него был порок сердца, и вследствие этого он потерял подвижность и контроль над своими нервами, боялся и дрожал, когда выстрелы были слышны даже издали. Как работник в канцелярии был очень добросовестен. В течение всего похода только и занимался канцелярией.
5
Собор – имеется в виду Домский собор, кафедральный собор Риги и главная его достопримечательность.
6
Капитан Генерального штаба – капитан, причисленный к Генеральному штабу. Офицерами Генерального штаба называли офицеров, окончивших Императорскую Николаевскую военную академию (до 1909 г. называвшуюся Николаевской академией Генерального штаба) и причисленных к Генеральному штабу. Как правило, такие офицеры проходили службу в качестве штабных офицеров в армейских частях и соединениях, при этом они числились в списках чинов как по Генеральному штабу, так и по тем частям и соединениям, где служили.
7
Военная академия Генерального штаба – Императорская Николаевская военная академия. Создана 26 ноября 1831 г. на базе Училища колонновожатых под названием Императорской военной академии для «образования офицеров к службе Генерального штаба и вящего распространения военного образования». В академию могли поступить офицеры не младше 18 лет и званием не ниже поручика и не выше капитана армии или штабс-капитана гвардии, артиллерии или инженерных войск. Для поступления в академию необходимо было выдержать экзамены при корпусном штабе, а затем в самой академии. Обучение состояло из двух основных и одного дополнительного курса. Окончившие два курса выпускались в войска, и лишь окончание дополнительного курса обеспечивало причисление к Генеральному штабу. Обучение в академии считалось почетным, а окончившие ее офицеры тем самым, как правило, обеспечивали себе карьеру и занимали впоследствии высокие командные посты. В 1914 г. Императорская Николаевская военная академия располагалась в Санкт-Петербурге по адресу: Суворовский проспект, д. 32.
8
Восточно-Сибирские стрелковые полки – пехотные подразделения Русской Императорской армии, созданы в качестве Восточно-Сибирских стрелковых батальонов в 1883 г. для обороны восточных рубежей империи. С 1910 г. – Сибирские стрелковые полки. В 1910 г. было 45 полков. В 1914 г. по мобилизации были сформированы полки с номерами 46–56. Сибирские стрелковые полки, как и все прочие стрелковые части, считались второсортными подразделениями, пригодными лишь для борьбы с иррегулярными формированиями, бандитами и подготовки пополнений, однако, начиная с Русско-японской войны, они показали себя стойкими и упорными частями, способными на равных противостоять регулярным войскам противника. Генерал Гандурин заслужил право ношения мундира 13-го Восточно-Сибирского стрелкового полка за боевые отличия в его составе во время Русско-японской войны.
9
29-я артиллерийская бригада – артиллерийская бригада 29-й пехотной дивизии. На вооружении бригады находились 3-дм скорострельные пушки образца 1902 г. В артиллерийскую бригаду пехотной дивизии входило 6 батарей по 8 орудий каждая, всего 48 3-дм орудий. Такая организация создавала существенные сложности при управлении огнем батарей, а отсутствие на вооружении артиллерийских бригад орудий более крупных калибров, в том числе гаубиц, не позволяло осуществлять полноценную артиллерийскую поддержку действий пехоты. Чрезвычайно удачные 3-дм скорострельные пушки образца 1902 г. обладали слишком настильной баллистикой и недостаточно мощными фугасными снарядами для борьбы с полевыми фортификационными сооружениями противника, что серьезно затрудняло наступательные возможности пехоты. Все эти недостатки организации дивизионной артиллерии вскрылись в первые месяцы Первой мировой войны, что хорошо прослеживается по содержанию текста воспоминаний Розеншильда.