Страница 8 из 25
«Представляешь, ночь. Подземный переход, мы стоим, никого не трогаем. И тут из-за угла такой весь в черном, страшный бородатый поп! Останавливается и смотрит на нас. Мы оторопели: куда бежать? А он, не поверишь, вдруг подошел ко мне, улыбнулся и говорит:
– Здравствуй!»
За чертой
Священнику чаще, чем кому бы то ни было, приходится входить в соприкосновение со смертью. Конечно, можно указать на врачей или работников ритуальных услуг, они-то уж точно чаще нас соприкасаются с телом человеческим. Но я говорю несколько о другом, о духовной стороне этого феномена в нашей жизни.
Почему феномена? А потому, что человек бессмертен. Появляясь в мир, он вовсе не собирается умирать и тем не менее умирает, а в болезни и в глубокой немощи даже сам просит смерти, как великой милости. Мы все ее боимся, более того, человека, который доказывал бы обратное, можно смело отдавать в руки психиатров. И тем не менее мы не можем обойти слова Христа, что смерти нет и ее не нужно бояться. Знаете, Он вообще не обращает внимания на физическую смерть человека, но постоянно предупреждает нас об ответственности за вечность и о страхе загубить эту вечность еще в нашей земной жизни.
Более того, смею утверждать, что сродство с вечностью заложено в нас изначально, оно действует в нас независимо от нас. Только мы не знаем, что нам делать с этим призывом, а душа, словно малое дитя, плачет, и мы ее пытаемся успокоить чем угодно. Суем пустышку, а не то, что ей нужно, отсюда и страх.
Помню, пришел в один дом на отпевание еще совсем нестарого мужчины. Народ уже собрался и толпился на выходе, все было готово к выносу тела, ждали только священника.
Сегодня стали возвращаться к традициям церковного погребения. Прежде чем похоронить, усопших отпевают в храме или дома. И не важно, был человек верующим или нет, ходил он в церковь, молился или только и делал, что попов ругал. Мы, церковники, стали таким внешним традиционным дополнением к началу и концу человеческой жизни.
Сперва мамины добрые руки приносят в храм маленькую душечку и крестят, во имя добра. Душа становится способной впитывать и удерживать в себе божественные энергии, чтобы напитавшись ими, подобно спелому колосу, созрев для вечности, вселиться в небесные обители. Но происходит-то как раз наоборот. Душу подготовить подготовили, а питать ее никто и не собирался.
Живет крещеный человек, кормится непонятными духовными суррогатами, от которых его душа потихонечку подготавливается для ада. И уже несозревший колос вплывает в храм на руках любящих его детей. И так и не распустившийся и не давший плода цветок спешно закапывается в землю руками, как правило, узбеков или таджиков.
Внешние традиции мы усвоили, а главному учиться так и не стали. Захожу и вижу такую картину: мать, жена усопшего и другие женщины – мужчин нет, мужчины слабее женщин и поэтому бегут от запаха смерти подальше – сидят вокруг гроба и, не поверите, вслух разгадывают кроссворд.
Я оторопел, вот так цинизм! Первым желанием было обличить и уйти, но сдержался. Повнимательнее всмотрелся в лица этих женщин, а они от горя аж черные. И понял, что если бы не нашли они для себя хоть какого-то стороннего дела и остались со своей бедой один на один, то просто сошли бы с ума.
Они не умели молиться, не знали о вечности, а значит, потеряли любимого человека раз и навсегда, а потому утешительной соломинкой стала для них эта книжка с кроссвордами.
Многого раньше не понимал. Помню, при схожей ситуации отпевал на кладбище летом человека, привезенного издалека. Лето, жарко, в храме отпевать невозможно.
Пока отпевал, дети покойного, люди еще совсем молодые, плакали в голос, глядя на них, даже взрослые мужики украдкой смахивали слезу, и у меня, грешного, в горле запершило.
Однако вскоре, как я, пропев заключительное: «Со святыми упокой…», принялся скручивать цепочки кадила, чтобы уложить его в требный саквояж, внезапно и словно по чьей-то команде это проявление чувств вдруг резко прекратилось.
Дети усопшего шумно и по-деловому схватились за сумки, достали из них заранее заготовленную водку с закуской и так же дружно, как плакали, стали поминать. Через минуту зазвучали отвлеченные разговоры, а потом слышу, как кто-то засмеялся.
Помню, как дочка покойного заправски отшвырнула пустую бутылку из-под газировки в кучу с мусором, стихийно образовавшуюся на месте чьих-то заброшенных, хотя и относительно свежих могил.
И единственным, у кого все еще продолжало першить в горле, похоже, остался один только батюшка. Через секунду я уже убегал с кладбища, лишь бы оказаться подальше от народа, жующего и смеющегося рядом с могилами, хотя мне предлагали подождать несколько минут, а после трапезы они бы меня подкинули до храма.
Нет, куда угодно, но только подальше отсюда. Физически не мог оставаться с ними. Время прошло. Я приобрел опыт и понимаю, что люди маловерующие, напиваясь, таким образом прячут свой страх перед смертью, а тогда, грешен, их не понял и осудил. Очень уж было страшно смотреть на все это со стороны.
Дедушка
В аптеке общежития у нас еще совсем недавно бойко торговали спиртом. Маленькие бутылочки с вожделенным напитком по 200 миллилитров, брынцаловского розлива. Удобная фасовка, разбавил водичкой – вот тебе и пол-литра. Необыкновенная дешевизна – всего-то десять рублей, – бутылочки неизменно пользовались повышенным спросом у нашего потребителя. Народ трогательно прозвал их «фуфыриками», но аптекари, продавая продукт, неизменно требовали называть товар только так, как указывалось на этикетке.
Я как-то сам попросил продать мне пару «фуфыриков», на что в ответ услышал:
– Не знаем никаких «фуфыриков», отойдите, мужчина, не мешайте работать.
Забавно было наблюдать, как по утрам, еще до открытия аптеки, собиралась огромная толпа мужиков с синими задумчивыми лицами с целью приобрести спирт для инъекций. Куда колоть-то собираются, в горло, что ли?
Если оказывался в это время в толпе, то нередко слышал просьбы от страждущих докинуть пару рубликов до необходимой суммы. Я никогда им в этом не отказываю, знаю, что порой для них это действительно вопрос жизни или смерти, а я и так уже устал отпевать.
Однажды мне пришлось соборовать старого человека в доме рядом с общежитием. Припарковал машину недалеко от аптеки и отошел. После совершенной требы, уже садясь за руль, вижу: ко мне торопливо подходит прилично одетый, еще нестарый мужчина. Думаю, наверное, о крещении внуков хочет со мной поговорить. Но мужчина, который на вид был лет на пять старше меня, говорит:
– Дедушка, выпить хочется, не могли бы вы дать мне взаймы рублей пятьдесят?
В этот момент я обнаруживаю, что оставил в храме барсетку с деньгами и документами на машину. Хорошо еще гаишникам не попался. Пошарил по карманам и обнаружил в куртке мелочью рублей пятнадцать. Пока искал деньги, думаю: «Надо же, дедушкой меня назвал. С чего бы это?»
Меня никто еще так не называл. Тем более человек старше меня возрастом. Говорю мужику:
– Вот возьми, на «фуфырик» хватит, а так, извини, все в храме осталось.
Смотрю, покоробило его это мое предложение:
– Дед, ты меня с этими подонками не равняй, я приличный человек и «фуфырики» не потребляю. У меня просто сейчас денег нет, а опохмелиться надо.
В то же самое описываемое мною время мы вокруг храма вели своими силами ландшафтную планировку. Это значит, что мы срывали лопатами бугры и засыпали лишней землей углубления, при этом предварительно убирая дерн. А потом еще по осени подсевали культурные травки.
Периодически приходили помогать молодые ребята, наши прихожане и дети наших прихожан. Привлекал я и знакомых гастарбайтеров в дни их отдыха от основной работы. Они возили тележки с дерном и песком. А мы взамен подкармливали их обедом и выручали рабочей одеждой.
Вот я этому товарищу и предложил:
– Слушай, приходи к нам в храм. Я даю тебе лопату, и ты копаешь часа три, а потом я тебе выдаю рублей 150, и ты имеешь возможность пить самую хорошую водку.