Страница 19 из 32
Однажды Наталии Королёвай удалось недалеко от станции забежать в пекарню (по запаху определила, что она где-то рядом). Женщины, работавшие здесь, с первых слов поняли, в чем дело, и дали шесть-семь караваев хлеба, теплого и ароматного. Вот это была радость!
Если вы сейчас спросите седую женщину, которая прожила много лет, что такое настоящее счастье, она ответит: это когда ты соскакиваешь на рассвете на пустой станции и слышишь запах хлеба. По этому запаху находишь пекарню, тебе там кладут на руки шесть караваев хлеба. И ты несешь все это шестидесяти изможденным детям, не выдерживаешь, издалека кричишь: «Я хлеб нашла! Горячий!» Один пятилетний мальчик, который ехал в этом вагоне, став впоследствии писателем, напишет в своей книге о том, какие в тот момент были глаза у Наташи. Дети запомнили ее такой на всю жизнь.
На небольшой станции, где-то под вечер, в вагон настойчиво начали стучаться какие-то военные. Наталия Алексеевна ответила, что вагон полный, едут дети, мест нет. Но ее слова не остановили стучавшихся: в один момент двери с двух сторон раздвинулись и человек десять в комбинезонах с вещевыми мешками влезли в вагон. Детей оттеснили в угол и по-хозяйски расположились. Сразу же начали приводить себя в порядок. Прикрыли двери, зажгли фонарики, стали бриться, мыться. Вылили из чайника воду, которая предназначалась для питья детям. На замечание Королёвай один из военных приказал: «Молчать!» Потом стали требовать у сотрудников документы. Но Наталия Алексеевна ответила, что у них паспортов нет, не успели взять, что их паспорта – это дети. Все поняли, что нежданные гости – это не свои люди, а чужеземцы, вражеские десантники, которые продвигаются в глубь страны. Надо было что-то делать!
Королёва Наталия Алексеевна:
– Где-то часа в два-три ночи поезд остановился, и я выскочила из вагона. При этом сказала Вере Кручёнок, что не отстану от поезда, как-то подцеплюсь. Исцарапала спину, когда пролезала под вагонами. На маленькой станции сидел какой-то представительный начальник. Рассказала ему все. Спросив, из какого я вагона, приказал, чтобы никуда не отходила. Как же я могла оставить детей, ведь поезд мог уйти! Начальник заверил, что поезд пока не тронется. Минут через пять-десять он отправляет меня к своему вагону, а я говорю, что не пойду, могу погибнуть, а может уже и дети погибли. Он приказал идти. Я увидела красноармейцев с вин товками. Когда приблизились к вагону, мне приказали молча стоять в стороне. Подошли наши солдаты и прикладами постучали в дверь, раздвинули ее и приказали: «Выходи! Руки вверх, будем стрелять!» Диверсанты стали соскакивать на землю и по команде строиться около станционного скверика, оружие горкой складывали на дороге. Наши солдаты разрешили мне вернуться в вагон. Меня подхватили подруги, и все мы долго плакали. Уже стало светло, а наш состав все еще стоял, диверсантов снимали со всего эшелона. Мы многое пережили в эту ночь.
В начале седьмого или восьмого дня пути поезд остановился на какой-то большой станции. Через щель в дверях все прочитали надпись на стене вокзального здания: «Тамбов».
Наталия Алексеевна Королёва. 1970 г.
Королёва Наталия Алексеевна:
– На станции Тамбов мы все были удивлены и растроганы теплой встречей нашего эшелона. И теперь, через столько лет, нельзя без волнения об этом вспоминать. К нашему составу подбегали комсомольцы и прямо в вагоны, на платформы несли в больших кастрюлях горячую еду – борщ, мясо, а также хлеб и булки. Это была большая радость. Помогали кормить детей, спрашивали, откуда мы.
Тем временем к вагону подошли несколько солдат. Один из них держал на руках белокурого мальчика лет трех. Малыш доверчиво льнул к солдату, с готовностью отвечал на вопросы. Военнослужащие попросили Н. А. Королёву взять его в свою семью. На вопрос, откуда этот ребенок и как его имя, солдаты ответили, что это Коля Ромашкин из Беларуси. Подобрали его под Волковыском. Во время вражеской бомбежки осколками убило его мать и младшего брата. Коля, плача, ходил вокруг дерева, под которым лежали мать и брат, пока его не подобрали военнослужащие. Мальчика передали детсадовцам, оставили большой кусок сахара и немного продуктов. За время пути добавилось еще несколько детей. Все они были приняты в большую семью, стали близкими и родными[33].
Маленькие минчане все время высматривали на станциях своих родных. А Наташа выбегала на каждой остановке: найти воду, еду, спросить, куда едут. При возможности выводили детей. Ослабленные, они даже не хотели двигаться. Девушка рассказывала им о родителях – что знала, что помнила, а что выдумывала – каждому хотелось услышать о родных больше.
Наташа все время пересчитывала детей. Казалось, самое страшное – раздвинутые двери, мальчики так и тянулись к ним. Взрослые или старшие девочки, поварихины дочери, не отходили от проема. Это было такое напряжение сил, что Шура уже потом, в Хвалынске, когда все было в прошлом, призналась Наташе: «Я сойду с ума. Я не выдержу. Очень устала». В Черемшанах Хвалынского района Шура стала работать медицинской сестрой в только что организованном военном госпитале. Больше Наташа ее не видела, но всю жизнь с тоской вспоминала. «Я очень ее любила. И сейчас мне ее не хватает».
Когда, наконец, приехали, то Наташу долго уговаривали сойти с поезда. Она подозрительно осматривалась. Какой-то полустанок, поле, лес. Наталия отрицательно качала головой, люди на платформе плакали: «Миленькие, выходите, уже приехали, теперь поезд пойдет назад, повезет новобранцев, видите, вон они прощаются с родными». Еле уговорили. Это был небольшой волжский городок Вольск Саратовской области на самом берегу Волги. Здесь их по-отечески встретили работники исполкома, отделов народного образования, здравоохранения, директор местной средней школы. Детей разместили в школьном здании, накормили вкусными домашними блюдами, душистым свежим хлебом. Перед сном малышей умыли. Местные жители принесли для них чистую одежду. После тяжелой и долгой дороги это был рай для детей и их воспитателей. Потом детсадовцев отвезли в Хвалынск Саратовской области, который находился на правом берегу Волги, в курортной зоне.
Там и пережили всю войну, делили со всеми невзгоды военного времени, вместе ждали Победу. И дождались этого светлого дня. А потом была дорога домой, на родную землю.
Алтухов Валентин Алексеевич – воспитанник детсада № 65:
– В 1941 г. мне было 3,5 года, так что начало войны и эвакуацию я не помню. Из детдомовской жизни память выхватила немного: подготовку посылок для фронта. Была куча шерсти. Мы, малыши, колотились над ней, очищали от разных ненужностей. Хорошего – мало: запах… Думалось: а чем я хуже старших мальчишек и девчонок? – тоже очень хотелось по могать фронту, быть на перед нем крае: вязать носки и рукавицы. И – пробовал вязать. Случалось, руки были в кровавых царапинах от спиц…
А разве забудешь наших воспитателей и нянечек, каждая из них – сама доброта.
Еще помню, как перед отъездом на фронт в детдом приходили выпи санные из госпиталей военные. Это были трогательные встречи, бывало, облепим гостя, и каждый наказывает – встретить папу, сказать, что сынок его или дочка живы, что в Хвалынске сейчас, в детском доме. А еще за пом нилось лето 1944-го. В далекий город Хвалынск на Волге, где я воспитывал ся в детском доме, приехала за мной тетя, мамина сестра. Тетю я не узнал, и она меня не узнала. Я ведь и маму уже не помнил. При встрече тетя, по наказу мамы, перво-наперво взглянула на мой левый бок. Там была не смываемая примета: родимое пятно.
Валентин Алексеевич Алтухов. 1980 г.
33
Фонды Белорусского государственного музея истории Великой Отечественной войны (ФБГМИВОВ). – Инв. № н/в 15096. – Л. 2–6.