Страница 14 из 19
– Именно, – подтвердила Нинель. – Не то чтобы я была неспособна на такое, но мне бы для этого пришлось поднапрячься, а у тебя все само собой получается…
– Но почему? – удивилась я. – И главное, как?
– А как ты читаешь мысли по взглядам? – поинтересовалась она в ответ. – Или ты, как и твоя так называемая маман, думаешь, что это лишь фантазии?
– Почему «так называемая»? – удивилась я.
– Потому что она тебе не родная, – объяснила Нинель. – Но это долгая история. Знаю, что вы похожи, знаю, почему похожи… я вообще много о тебе знаю.
– Потому что ты такая же, как я? – У меня в голове появилась безумная, но очень приятная догадка. – Ты – моя старшая сестра?
– Можно и так сказать, – кивнула Нинель. – Определенно, в наших генах много общего. Впрочем, у тебя, милая, большая семья.
– В смысле? – не поняла я. – Я знаю только матушку. Отец умер, другие родственники…
– Твой отец еще меньше тебе родственник, чем маман, и уж куда меньше, чем я или другие дети R.
– Дети R? – не поняла я. – Кто это?
– Твои братья и сестры, – ответила Нинель. – И мои. Знаешь, наверно, пора поговорить о главном, о том, зачем я здесь.
– Зачем? – Я почувствовала разочарование. Я уже успела присвоить Нинель, сделать ее своей, и искренне верила, что она – мой ангел-хранитель.
– Не стану спрашивать, довольна ли ты своей жизнью, – сказала девушка. – Я знаю, как ты ею тяготишься. К сожалению, никто не воспринимает твои проблемы всерьез, но, мон ами, от того, что проблемы считают несерьезными, менее болезненными они не становятся, правда?
Я кивнула.
– Ты мечтаешь о побеге. – Она подошла ближе, словно хотела меня обнять, однако замерла в нерешительности. – Но не знаешь, куда бежать. Даже рай бывает адом, и ты не делаешь последний шаг только потому, что думаешь: вдруг за пределами твоего комфортного ада будет еще хуже, да?
Я снова кивнула.
– Я пришла к тебе с благой вестью, – продолжала Нинель. – Есть место, где тебя ждут, есть люди, которые тебя любят. Конечно, ты к такой жизни не привыкла; тебе придется работать над собой, развивая свой дар, становясь все сильнее. Зато никто не будет видеть в тебе ни куколку-в-постели, ни дорогой предмет обстановки…
Я молчала. Не потому, что сомневалась в словах Нинель. Не потому, что боялась. Точнее, нет. Я боялась. Боялась, что это лишь злая шутка, розыгрыш, что приоткрывшаяся дверь клетки вот-вот захлопнется…
– …но если тебя не устраивает мое предложение, можешь вернуться домой, – продолжила Нинель. – Между прочим, у тебя послезавтра важное мероприятие, о котором тебе еще не говорили: маман хочет познакомить тебя с твоим будущим мужем. Хороший мальчик, недавно закончил Национальную школу администрации, а сейчас уже исполнительный директор БНП.
У меня в душе все похолодело… не то чтобы это стало для меня сюрпризом, наоборот: маман никогда не скрывала своих планов в этом отношении. Она прямо говорила, что подберет мне лучшего мужа во Франции.
Выходит, подобрала.
Я бросилась к Нинель, буквально схватив ее в охапку и, кажется, даже немного удивив.
– Не покидай меня, diabolique est mon ange! – воскликнула я с жаром. – С тобой я пойду куда угодно, хоть на край света, хоть к иным мирам. И не боюсь я никаких трудностей. Если ты пришла из ада, возьми меня туда, но не бросай в моем кромешном раю…
Нинель отстранилась, лукаво посмотрела на меня и неожиданно щелкнула по кончику носа.
– Люблю начитанных, у них речь богаче, – сказала она. – Ну чего ты такая пугливая? Я больше не сон, я с тобой и никуда не денусь. Я возьму тебя с собой в мой мир, и это не ад, несмотря на мою фамилию. В аду не бывает так холодно…
Элиаху Гольдблюм : Небо, которое смотрит на нас
После вечерней игры, когда я уходил с поля, тренер остановил меня и велел зайти к кабану. Кабан – это сокращение от «кацин бриют нефеш», офицер душевного здоровья, или, попросту говоря, штатный психолог. Поскольку мой интернат организационно включен в структуру ГАДНА[25], преподаватели у нас сплошь военные, хотя все уже отставники. Вообще-то меня бы с руками оторвал любой футбольный клуб, вплоть до «Макаби», но я пошел сюда. Это было компромиссом между мной и отцом, поскольку в любом другом месте я получил бы освобождение от призыва. А мне хотелось служить в армии столь же сильно, как мой отец этого не хотел.
Отца можно понять – он кадровый военный, участник боевых действий… то есть, конечно, не боевых действий, а контртеррористических операций. В последнюю войну за территории (которой как бы не было, поскольку мы потерпели поражение… которого тоже как бы не было, ну, в общем, это политика, а мне политика до лампочки) его катер утопили два штурмовика соседей. Сам отец проболтался в море двое суток, пока его не подобрал турецкий сухогруз, после чего лежал с пневмонией и осложнениями в госпитале. Потом комиссия сочла его негодным для прохождения дальнейшей службы и списала на берег, с почестями и солидной пенсией. С тех пор отец ненавидит все, что летает выше десяти метров от земли, – от чаек до спутников.
При чем тут я? А при том, что отец втемяшил себе в голову, что на военной службе я непременно погибну. У него целая теория на сей счет – дескать, генералы разжирели, разучились воевать и любые реальные боевые действия закончатся для ЦАХАЛ[26] катастрофой вроде Курской дуги или Дебальцевского котла. Типичная боевая психологическая травма, как сказал все тот же кабан: после того как два штурмовика издевательски изрешетили из тридцатимиллиметровых пушек отцовский «пибер»[27], вырывая куски его пластикового корпуса, а экипаж ничем не мог ответить, немудрено разувериться в самой возможности победы.
По правде, я вовсе не такой воинственный, как может показаться, и, вероятно, люблю войну не больше, чем отец. В конце концов, именно война отняла у меня мать. (Конечно, это был теракт, а не боевые действия, но то, что творилось в нашей стране в тридцатых-сороковых, являлось продолжением той проигранной невойны.) Однако мой пока не богатый жизненный опыт подсказывает, что от проблем ни в коем случае нельзя бежать. Потому что убежать от них так же реально, как пытаться скрыться от своей тени. Надо идти навстречу проблемам, а если предстоит драка – драться.
В душе я сентиментален, как девчонка, но никто не посмеет сказать мне это в лицо. Когда я был маленьким, меня били в школе, и от безысходности я научился давать сдачи. Выяснилось, что это неплохо помогает. Я совсем не хотел становиться крутым Уокером, очередной ремейк которого как раз крутили по головидению, но если для того, чтобы остаться собой, надо сделаться жестоким, придется платить эту цену. Мне нравится моя сентиментальность, потому я готов отстаивать ее в драке.
В общем, уклоняться от военной службы я не желал, а отец не хотел, чтобы я служил, и компромисс был найден – в виде спортивного интерната ГАДНА с уклоном в футбол и регби. Здесь мы проходили тиронут[28], а параллельно тренировались. И если первое мне было по душе, то второе совершенно не нравилось.
Нет, я вовсе не какой-то задохлик, наоборот, физически, пожалуй, крепче сверстников, а уж моей реакции можно только позавидовать. Я действительно мог бы стать кем-то вроде Пеле, Роналду или Нихамутдинова – легендарным форвардом-бомбардиром, вот только футбол не задевает в душе ни одной струночки. Мне он неинтересен. Тренер пытался найти ко мне подход, но махнул рукой и передал меня кабану. Удивительное дело, я заметил, что взрослые охотно спихивают все неразрешимые проблемы в общении психологам, словно те волшебники. Мой современник верит в силу психологии так же сильно и безосновательно, как доисторический человек в магию и колдовство.
Вот только на меня эта магия не действует.
25
ГАДНА – добровольческая молодежная организация в Израиле, готовящая подростков от 13 до 18 лет к службе в Армии Израиля.
26
ЦАХАЛ – Вооруженные силы Израиля.
27
Пибер – от аббревиатуры PBR, патрульный катер, жаргонное название небольших быстроходных катеров ВМС Израиля.
28
Тиронут – общеобязательный курс начальной военной подготовки в ЦАХАЛ.