Если это любовь

Если бы не мама.

Если бы не Таня.

Ее появление растревожило Павла. Он не хотел этого, но и справиться с этим чувством сразу не получилось. Он столько лет не видел ее. Да и не вспоминал давно. Все было пережито. А что-то все равно заныло, когда увидел ее в саду на даче. Как много лет назад.

- А вода тепла? – деловито поинтересовалась Лизка.

- Вчера была теплая, - спокойно отозвался Николай Васильевич, расстилая на песке подстилку.

Людей на пляже было много. Лизка никогда столько не видела. На речке купались редко – дни были другим забиты, летом – самая работа. Только ребятня и бесилась. Потому такое скопление отдыхающих было ей в новинку. Она снова покосилась на супруга и с улыбкой буркнула:

- Оце тут у вас городські – лодирюги! Лежать собі пузами к верху цілий день!

- Тут местных немного, - усмехнулся Павел. – По большей части курортники.

- Ну так і я нє мєстна! – ответила Лизка и стала развязывать поясок платьица, косясь на женщину, сидевшую возле них – в леопардовом купальнике. У Лизки купальник был новехонький, в винницком универмаге купленный накануне отъезда. Красный, скромный, но все-таки красивый. На раздельный она так и не решилась. Привычнее было в цельном. Но пестрый пляж впечатлял. А в море, казалось, и места свободного нет у берега.

Вслед за ней Павел скинул рубашку и брюки, бросил на подстилку, аккуратно поправленную мамой, и, схватив Лизку за руку, потянул ее к воде.

- С разбегааа! – раздался его боевой клич.

Так и застала их Таня. Их сразу было видно, еще с набережной. Лиза, издалека похожая на красный помидор. И Паша. Еще лучше, чем тот, каким она его запомнила в пору их юности, когда им было по восемнадцать. Горские влетели в воду, разбрасывая вокруг себя брызги. И в ушах Тани звучал заразительный Пашкин смех и Лизин визг. Она досадливо хмыкнула, потом надела на лицо самую добродушную улыбку и подошла к Горским-старшим.

- Ему будто снова восемнадцать, - сказала Таня.

- Тоже решила к морю выбраться, Танечка? – улыбнулась в ответ Изольда Игнатьевна, глянув в сторону резвящегося сына.

Павел, и впрямь, вел себя, как мальчишка. Но ей вдруг подумалось, что таким он ей нравится гораздо больше, чем десять с лишним лет назад, когда узнал, что Таня вышла замуж и уехала в Киев.

- Присоединяйся к нам, - вспомнила она про девушку, так и стоящую неподалеку.

- Пожалуй, схожу и я окунусь, - вдруг буркнул Николай Васильевич, подхватившись и не глядя на Татьяну.

То, что несостоявшийся свекор так ее и не простил, Таня тоже знала. Она едва заметно выдохнула и села прямо на песок возле Изольды Игнатьевны.

- Это у него очень серьезно? – вдруг спросила она, кивнув на море и имея в виду Павла. – Она, конечно, красивая… Но простовата. Может, пройдет?

Изольда Игнатьевна смотрела вслед мужу. Ей вспомнились слова Николаши о том, что Горские женятся лишь раз. Ей ли не знать об этом. Всякое в их жизни бывало, не всегда безоблачное. Да, она хотела сыну другой судьбы, другой жены. Но если сыну хорошо с этой… простушкой? Возможно, муж прав, ведь это Павел – ее сын.

- Может, пройдет… - медленно проговорила она, взглянув на Таню.

- Он никогда ничего не говорил обо мне?

- Нет.

- Это хорошо, - вдруг улыбнулась Татьяна. – Если бы говорил, было бы хуже. Значит, легко стало говорить. Изольда Игнатьевна, что мне делать?

Горская долго молчала. Чувствовала, что в этот момент Татьяна заставляет ее принять чью-то сторону. Но оказалось, что Изольда Игнатьевна не готова к выбору.

- Не знаю, Таня, - ответила она, наконец. – В таких ситуациях быть советчиком – не велика заслуга. Тем более, сейчас, спустя много лет.

- Простите, - кивнула молодая женщина. – Просто, я хочу, чтобы вы знали, я попробую… Вы понимаете?

- Понимаю.

- Спасибо за понимание, - усмехнулась Таня и посмотрела на воду. В блестящих под солнцем волнах она больше уже не различала ни Павла, ни Лизу. Изольда Игнатьевна сама позвонила ей несколько дней назад и сказала, что сын едет в отпуск. С этого момента для Тани Коломацкой все было решено. Она точно знала, что поедет на эту чертову дачу. И сделает все, чтобы вернуть Павла себе. И ей все равно, что будет с селючкой, на которой тот женился. Пусть возвращается в свое село. К гусям и пьяным трактористам.

Улыбнувшись собственным мыслям, Таня стащила халатик, по-хозяйски устроила его на подстилке и медленно пошла к воде. И надо ж было случиться, что в это самое время из воды выходил Павел.

Он оставил Лизу бултыхаться, решив сходить за матерью. Проплывший пять минут назад мимо отец лишь махнул им рукой. «Снова не сошлись в концепции пляжного отдыха», - усмехнулся Павел и, велев жене не заплывать за буйки, вышел на берег. Делать вид, что не заметил Таню, было неразумно.

- Привет, - сказал он, - мы стали часто встречаться.

- Ты считаешь, что раз в семь лет – это часто? – засмеялась Таня, толкнув ступней ракушку, но при этом пристально рассматривая Павла, после чего вынесла вердикт: – Ты смешной, когда мокрый.

- Два раза за одно утро, - уточнил Павел.

- Я специально за вами увязалась. Мне хотелось с тобой поговорить немного.

- Есть о чем?

- Ну, мне интересно, как у тебя дела. И ни за что не поверю, что тебе совсем не интересно, как у меня. Пройдемся?

Павел кивнул и медленно побрел вдоль берега. Она, черт возьми, была права. Ему было интересно. Но вовсе не то, что думала Таня. Ему не было интересно, как она живет сейчас. Ему не было интересно, как она жила все эти годы. Ему даже не было интересно, почему она его не дождалась. Ему было интересно, почему сама не сказала, что все закончено. Почему он долгие месяцы думал, что вернется к ней, в то время как она уже была замужем за другим. Почему он узнал обо всем от матери, которая потом долго подходила на цыпочках к двери и прислушивалась к абсолютной тишине в его комнате. Эта тишина и позволяла слышать скрип половицы под ее ногами, когда она подходила и когда уходила обратно, спустя некоторое время.

- Так как у тебя дела? – спросил он.

Таня решительно взяла его за руку и с нестираемой улыбкой на губах ответила:

- Лучше всех! Танцую. Хотя иногда бывает ужасно скучно.

- Что же тогда могу сказать я, окопавшийся в бумагах, - усмехнулся Горский.

- Есть разница… Из бумаг выглянул – люди вокруг, солнышко светит, в сельском клубе, или что там у вас, картину новую показывают. У меня сложнее. У меня всюду люди, рампы, улыбки. Надоедает это все, Паш. В вечном празднике и в вечной борьбе способность радоваться исчезает постепенно.