Страница 13 из 22
Раньше Золтах, как и все барбюны, любил День Бойни. Ему нравился вкус праздничного пирога с камбалой, нравилось синее вино, и, черт возьми, он любил парад! Каждый год они соревновались с другими Семьями – на лучшую праздничную тележку и на то, кто дальше пронесет старейшину на тяжеленном церемониальном стуле. Они выигрывали семь раз подряд, и до сих пор никто не побил этот рекорд…
Однако, с тех пор, как пять лет назад к Золтаху перешли обязанности главы невероятно огромного семейства, праздник превратился в сущий ад. Одно дело, когда ты несешь за ножку стул с верещащим от ужаса и возмущения главой Семьи (можно даже уронить случайно – в отместку за целый год нотаций и запретов), и совсем другой разговор, когда ты сам сидишь на этом стуле, а сыновья и племянники вспоминают обиды.
– Слушай меня внимательно. – Золтах откинулся на спинку резного стула и сложил руки на животе.
– Да, папа. – его старший сын, Бартас, понуро опустил голову.
Парню было давно за тридцать, но, как ни прискорбно, годы ума ему не прибавили. Что ни говори – все как об стенку горох. Стоит, раскрыв рот, внимает, а попросишь повторить, так двух слов связать не может. Из-за таких и пошла за барбюнами слава людей недалеких и, мягко говоря, глуповатых. Дурацкие анекдоты про барбюнскую сообразительность пользовались успехом и в грязных портовых кабаках, и на приемах Кетополийской знати. Говорят, их рассказывают даже сиамцы, а уж им-то грех гордиться умом.
– Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, – сурово сказал Золтах и сын послушно поднял взгляд. На лице застыло откровенно идиотское выражение.
– Надеюсь, ты догадываешься, зачем я тебя вызвал?
– Нет, папа, – с искренним недоумением ответил сын.
– Нам надо обсудить Церемонию Тронов, – сказал Золтах. Сын радостно закивал. Интересно, что у него на уме? Неспроста ведь строит из себя идиота, наверное, уже задумал какую-то подлость. В прошлом году Золтаха случайно уронили в мусорную кучу, в позапрошлом – в бочку с сырой рыбой… Хотелось бы знать, что они придумали на этот раз? Воды канала Махолек? Или прямо в Баллену с моста? Но ничего...
Целый год Золтах думал, как себя обезопасить, и в конце концов нашел выход. Главы прочих Семей будут носить его на руках за подобное изобретение.
– Все готово, папа, – сказал Бартас. – Церемониальный стул вылизан до блеска, вам не нужно беспокоиться…
– Погоди, – Золтах остановил его взмахом руки. – Ты помнишь, что означает для нас Церемония Тронов?
В глазах Бартаса мелькнуло недоумение.
– Э… Ну, глава Семьи вроде короля, он должен сидеть на троне, а подданные носить его на руках?
– Молодец, – похвалил его Золтах. – Однако в последние несколько лет наметилась весьма неприятная тенденция. Я замечаю революционные брожения…
Фразу Золтах вычитал в одной из газет. Основной смысл от него ускользал, но нутром он чуял, что она как ничто иное подходит к сложившейся ситуации. Степень недоумения на лице у Бартаса увеличилась раза в два – рот приоткрылся.
– Ведь, если вдуматься, падение главы семьи со стула во время парада это призыв к свержению законной власти!
С нескрываемым удовольствием Золтах смотрел на вытянувшееся лицо сына. Еще бы, подобная мысль ему бы никогда не пришла в голову!
– Барбюны всегда были законопослушным народом, – продолжал Золтах. – И мы не можем допустить, чтобы наши обычаи были истолкованы превратно…
– Значит, Церемонии Тронов не будет? – в голосе Бартаса зазвучала тоска.
– Я бы с радостью отменил церемонию, – вздохнул Золтах. – Но что мы будем за барбюны, если откажемся от своих обычаев?
Бартас не смог сдержать улыбки. Но ничего, сейчас Золтах ему покажет…
– Но допустить падения главы Семьи со стула тоже нельзя. Поэтому я придумал привязывать главу Семьи ремнями.
Довольный собой, он посмотрел на сына. Мысли ворочались в голове Бартаса так, что Золтах слышал гул. Того и гляди, из ушей повалит пар. Парню потребовалось секунд десять, чтобы осознать: тащить стул все равно придется, а вот уронить главу Семьи уже не получится. Ужас черной тенью наполз на лицо бедняги, глаз нервно дернулся. Золтах упивался победой.
– Но это же опасно… – робко сказал Бартас.
Золтах фыркнул.
– Опасно сидеть на стуле без всякой защиты от падений. В наш пресвященный век подобное варварство просто немыслимо. Ты меня понял?
– Да, папа, – вздохнул сын. Обреченности в этом вздохе хватило бы, чтобы потопить весь Кетополийский флот. Но ничего, вот займет он его место – спасибо скажет.
– Так, с этим мы разобрались, – удовлетворенно сказал Золтах. – Как обстоят дела с тележкой?
Праздничные тележки барбюнов славились на весь город – пожалуй, ничуть не меньше, чем их настояное на рыбах синее вино. Повозки украшали пышной резьбой и деревянными фигурами, раскрашивали в яркие цвета – сумасшедшее буйство красок среди желтого тумана. Еще дед говорил Золтаху, что барбюны раскрасили Кетополис, поэтому внук должен гордиться тем, что он барбюн. И Золтах гордился.
К празднику тележки готовили целый год: вся семья с упоением трудилась над украшениями, раскрашивала их и покрывала лаком. И если в последние годы в украшениях стало намечаться некоторое излишество (отдельные повозки едва могли сдвинуться с места под грузом резного дерева), то только из-за стремления показать, как истинные барбюны любят и уважают традиции Кетополиса. Ну, и самую малость – из-за серебряного кубка, приза в соревновании на лучшую праздничную тележку.
Использовать прошлогодние повозки – значит, покрыть семью несмываемым позором. Гарби на такое никогда бы не пошли – это Булланы могут лишь подправить резьбу, да заменить пару фигур и думать, что никто не заметит.
– С тележкой все хорошо, – безжизненно ответил Бартас. – Все готово к параду.
– Что-то я не слышу радости в голосе, - Золтах попытался подбодрить сына. – Готов поставить полукрону на то, что в этом году кубок будет наш! Люблены и Годси будут локти кусать от зависти…
– Да, папа, – вздохнул Бартас и, наконец, решился. – Пап, а ты уверен, что надо себя пристегивать?
– Мы уже обсудили этот вопрос, – буркнул Золтах. – И я не вижу смысла к нему возвращаться. Все! Лучше бы сказал, как там с вином? Созрела уже рыба?
Всеми силами он старался увести разговор в сторону. Образ неумолимо приближающейся мусорной кучи живо стоял перед глазами, и у Золтаха не было ни малейшего желания снова пережить подобное.
– Рыба созрела. Но ремни ведь слабые, а вдруг что порвется? Ты же можешь упасть…
Можешь упасть! Ха! Да без ремней его падение будет просто неизбежно, а так… Золтах специально ждал последнего дня перед Праздником, прежде чем сообщить сыновьям радостную новость. Чтобы они не успели подготовиться. Нет уж, в этом году победа останется за ним!
В дверь робко постучали.
– Ну, кто там еще? – с раздражением спросил Золтах.
В приоткрывшейся щели мелькнул длинный нос Халлека, младшего из сыновей. Парень явно не решался войти.
– Да входи давай, - махнул рукой Золтах.
Халлек прошмыгнул в комнату и остановился у порога, теребя в руках церемониальную шапочку. Смотрел он то под ноги, то на стены, опасаясь встречаться взглядом с Золтахом.
Натворил чего, и мать отправила отчитываться перед отцом и старшим братом? Но что он мог натворить, не малец уже – почти семнадцать. Хотя, говорят, на прошлой неделе его видели в компании Уллики Годси...
– Что случилось? – сказал Золтах, чувствуя, как в груди заворочалась склизкая змея дурного предчувствия. Они ведь даже не помолвлены…
– Паапа, – осторожно начал Халлек, и звук его голоса заставил Золтаха вздрогнуть. Когда начинают вот так тянуть слова – жди беды.
– НУ?!!
– Тележка, – выдохнул Халлек.
От сердца отлегло. Золтах широко улыбнулся.
– Что там с тележкой? – почти радостно сказал он. – Колесо отвалилось? Ну, замените!
Хеллек замотал головой.
– Ее украли, пап.