Страница 1 из 2
Сказка о Борще-Богатыре
Кто бывал в Опорске-городе, тот историю эту знает, а кто не бывал и даже мимо не проезжал, тот садись да слушай…
На самом юге земли русской, рубежом с империей кирзунской, течет могучая и быстрая река Ус. Воды в ней широкие, светлые да скорые, рыбой разнообразной богатые. А на самой середине реки буйной образовался большой остров, длинный и широкий, берегами высокий, лесом поросший, камнем ограненный. И видится так, будто вся Россия на остров опирается. Оттого и назвали его Опор.
Издавна селились на Опоре люди служивые да торговые, смелые да отчаянные и головы за Отечество не жалеющие. Выстроили белый город-крепость Опорск, со стенами высокими, палатами просторными и улицами широкими.
Промышляли жители рыбой и зверьем, ремеслами и искусствами, выращивали фрукты и овощи, жили мирно и счастливо, в ссорах да пьянстве замечены не были. А соседство с империей кирзунской научило людей Опорских всяким оружием владеть, с луков метко стрелять и мечи крепко в руках держать.
Кирзуны – народ мелкий, коренастый, многочисленный и каверзный, лицами желтый, а душой черный. Жили кирзуны воровством да грабежом, городов отродясь не строили, обитали в хижинах из шкур. Было у каждого кирзуна по сорок жен и сорок лошадей, а кто побогаче, так всего по семьдесят.
Немало бед земле русской приносили кирзуны. Пакостили всё мелко да гадко, а поймаешь кирзуна за занятием недобрым, так он в крик, мол, не я это и вообще меня здесь не было.
Бывало, захотят хитрые кирзуны рыбки нашей половить да соболей опорских промышлять, как весь город вставал на защиту и давал подлым отпор. Оттого завели в Опорске постоянное войско, где служили богатыри. А воеводой над ними назначен был чудо-богатырь Борщ Иванович.
Ростом Борщ Иванович был до облаков, красотой своей на всю Россию известный, –руки, как деревца толщиной, ноги, как столбы точеные. И силушкой обладал небывалой, – на правое плечо кобылу садит, на левое жеребца и даже не подогнется. Служил Борщ-богатырь исправно, воеводил славно и судил справедливо. Было бы все хорошо, кабы не случай один.
А свершилось это в начале лета.
Город-Опорск проснулся поутру, окна растворил, улицы вымел и приготовился ко дню обычному, как вдруг послышались крики страшные:
– Караул! Убивают! Ой, люди добрые, помогите!
Бежала по улице любимая жена Борща Ивановича, красавица писаная Ксения и голосила на весь Опорск. И от крика ее громкого и пронзительного даже воробьи попрятались.
Народ дела побросал, из домов повыскакивал, купцы лавки от страха закрывают, не воры ли? Мастеровые ей под ноги бросаются, остановить хотят, а та мчится без оглядки, так что пыль коромыслом. Такого переполоха навела Ксения.
Наконец удалось людям остановить беглянку.
Окружили ее мужики да бабы и спрашивают, что стряслось-то, отчего учинила сумбур и ералаш?
Упала к людям в объятия Ксения, плачет, захлебывается, причитает и ни слова не понятно – бульканье одно да сырость.
Вышел тут видный купец Соловец свет Емельянович да как гаркнет:
– Цыц, дуреха! А ну утрись и говори, что за беда?
Примолкла сразу Ксения от крика Соловецкого и давай рассказывать:
– Муженек мой Борщенька с катушек двинулся, бесится как ретивый бык!
И опять в нытье ударилась, как медведица подраненная, у-у да у-у!
Соловец хлюпанья Ксениного не замечает и снова за допрос принимается:
– А с чего Борщ Иванович такой? Не ты ли напроказила?
Чуть примолкла Ксения и молвит:
– Что ты, что ты, я не виновата! Я его с ног до головы обхаживаю, себя не жалея, в любви он у меня всегда и в ласке!
И вновь на весь город завыла. Что ты будешь с глупой бабой делать!
Понял Соловец, что дело надо на месте решать, да созвал весь народ к Борщеву дому идти и воеводу всем миром успокаивать.
А по городу уже слухи недобрые поползли, как мыши серые, по углам да подворотням, по подвалам да поддувалам. Шу-шу-шу, шу-шу-шу. Борщ-де Иванович, женушку свою отлупил, дом спалил, а сам к кирзунам сбег. Кто думал, война началась, кто говорил, сглазили богатыря нашего, что тот хулиганить начал! Ну, смех от глупостей берет!
Собрал Соловец народу в сотню, взял Ксению за руку, и направились они выяснять, какая бешеная собака укусила воеводу.
Пришли к хоромам Борща Ивановича. А вокруг избы такой бедлам, будто дрались две хмельные дружины. Горшки да чашки разбросаны, сундуки да лавки раскурочены и все стеклом битым усыпано и лоскутьями одежными. Пес сторожевой в будку схоронился, дрожит и нос прячет. А на крыше служка Борщевский сидит в лошадином хомуте, плачет, и спуститься боится. Люди ему руки подают, а он только жмется и глаза выпучивает. Во как прихватило малого со страху!
Вышел из толпы Соловец, сжал шапку в кулаке и крикнул во всю мощь своей купеческой глотки:
– Ну, здравствуй, Борщ Иванович! Что же ты, гражданам мирным, такой разбой показываешь? Ты ж нам брат старший, защита наша и мудрость! Выйди к людям, разъясни!
А из дома рев львиный и бой посудный!
Народец Опорский попритих. Где это видано, чтобы воевода так бесчинствовал? Да и кто смелости наберется его успокоить, когда Борщ кулаком дубы валит?
Но купец Соловец сам роста немалого, глотнул воздуху свежего и еще зычнее крикнет:
– Выходи, воевода, с народом говорить, али трусишь за гадство свое ответить?
Тут что-то дивное стало происходить – утихомирился дом и на крыльцо вышел сам Борщ Иванович. Щеки красные, глаза слезные, сам в одной рубахе, а в руках кочерга, изогнутая вензелем.
Бросил Борщ искалеченную кочергу на землю и упал на колени. За щеки схватился и завыл пуще Ксении:
– Прости меня, народ Опорский! Нету умысла в моей беде! Зубы у меня болят! Нету сладу с болью!
Что тут стало! Будто триста тысяч ветров подуло, так народ с облегчения выдохнул!
Подбежала Ксения к мужу, обнялись они и зарыдали, как две белуги. Тем временем, двор воеводин прибрали и служку бедного с крыши сняли.
Решил Соловец, что воеводу оставлять в нездоровье негоже и бросил клич по всей земле Опорской, чтоб нашли лучшего лекаря и зубодера.
А народ опорский отзывчивый и на добрые дела скор.
Поскакали во все стороны шустрые гонцы-молодцы на поиски лучших лекарей и через два дня доставили их к дому Борща с дюжину.
Были тут разные, и молодые и старые, и лысые и бородатые, и кто в Академиях зарубежных отучился, и кто от прабабки мудрости врачевания постиг. Каждый с порошками-зельями, растеньями-кореньями и приговорами-заговорами. Стояли на пороге, шушукались, и книжки пролистывали.
Купец Соловец всех щедро серебром одарил да наказал, чтоб знаний своих медицинских не таили и лечили Борща Ивановича по совести.
Неделю выводили лекари зубную хворь из воеводы, пятеро щипцов о зубы погнули, двести локтей веревок измочалили, сто потов пролили, тысячу страниц в труху стерли, а не выходит болезнь, хоть ты тресни! И зубы не рвутся, и порошки не берут! Ну, наказание какое-то!
А Борщ Иванович совсем обезумел, рычит, как вепрь дикий и никого кроме Ксении узнавать не желает!
Стали тут голоса трусливые подначивать людей на смену воеводы, мол, поставить своего какого, пока из столицы Российской нового не пришлют. Но таких народ быстро обнаружил и указал, в каком месте и чего им надобно отведать, чтоб языки поганые заткнуть.
Порешил народ городской, что пока жив Борщ Иванович, мы стараний не остановим и всю землю обойдем, а средство от недуга тяжелого отыщем!
Прознали тем временем хитрые кирзуны о несчастье Опорском и снарядили на остров шайку лазутчиков.
Взяли гадкие шпионы лотки коробейников, прикинулись торговцами бродячими и тайно перебрались на русский остров. Ходили по улицам, шныряли по рынкам да ярмаркам, слонялись меж домов городских и вынюхивали, выспрашивали, выслушивали что, да как, да где, да почему.