Страница 36 из 37
Весной у заговорщиков появилась опора в войсках. Заговорщики сумели найти сторонников среди дворян новгородского ополчения, стоявших под Москвой. Им также удалось подкупить офицера из немецкой охраны самозванца (А. Бону) и нескольких стрелецких голов[67]. И всё же шансы заговорщиков казались ничтожно малы. Ведь их было всего около 300 человек. Под Москвой находились отряды не только из Новгорода, но и из лояльного царю Путивля и Рязани. Во главе 5-тысячного гарнизона московских стрельцов стоял верный Басманов. В Москву вместе со свадебным кортежом Марины пришло двухтысячное польское войско. Наконец, народ был скорее склонен защищать царя, чем свергать. И всё же Василий Шуйский решился сыграть игру и её выиграл.
Оказалось, что приход поляков не усилил, а ослабил самозванца. Между поляками и москвичами возник острейший конфликт, и «Дмитрию» приходилось думать не столько о своей безопасности, сколько об охране поляков. По этой причине ослаб контроль за доносами и челобитными. Сама атмосфера свадьбы отвлекала царя и мешала трезвой оценке угрозы. В эти дни Шуйские вели себя хитро и коварно. Они не перечили царю, что он женится на католичке и нарушает ритуал венчания, а приняли деятельное участие в свадьбе. Василий был «тысяцким боярином» – устроителем свадьбы, Дмитрий – дружкой, а его жена – свахой жениха. Из церкви новобрачную вели под руки царь и князь Василий. В Грановитой палате Василий держал перед молодоженами прочувственную речь. Шуйский всячески угождал царю: стоило ему кивнуть, как Василий бросался к трону и подставлял скамейку под ноги самозванца. Во время свадебного пира «Дмитрий», глядя на Шуйского, заметил, что «монархи с удовольствием видят предательство, но самими предателями гнушаются». Можно представить, как Василий его ненавидел, но он ждал своего часа.
И час наступил. 17 (27) мая 1606 г. заговорщики взяли Кремль. Все шло по плану. Внешняя стрелецкая охрана была отведена и заменена новгородцами, которые заняли все двенадцать ворот. При пересмене немецкого караула вместо 100 наёмников оставили 30. Рано утром ударили колокола, и бирючи стали кричать народу, что литва и поляки хотят извести царя. Меж тем вооруженные бояре и дворяне ворвались в Кремль через Спасские ворота. Впереди ехал князь Василий, держа в одной руке крест, в другой меч. Басманов, пытавшийся уговорить толпу, был убит, но самозванец перебежал по тайным переходам и, выпрыгнув из окна, оказался под защитой северских стрельцов. Стрельцы дали отпор нападающим и те, понеся потери, отхлынули. Тут Шуйский их подбодрил, призвав прикончить «змия свирепого», иначе он «перед своими глазами всех вас замучит». Заговорщики пригрозили стрельцам истребить их жен и детей и заставили выдать самозванца.
Князь Василий тут же поспешил спасать важных поляков. Кроме дома послов, охраняемого стрельцами, польские магнаты сидели по домам в осаде и отбивались от наступавших толп. Шуйский остановил побоище у дома, где остановился Константин Вишневецкий. Шляхта и слуги князя к тому времени перебили много москвичей, но толпа всё прибывала, и полякам пришлось бы худо, если бы не Шуйский. Василий закричал, что если поляки сдадутся, то он обещает всем жизнь и в уверение целовал крест. Вишневецкий приказал впустить его. Василий вошел в дом и заплакал, когда увидел сверху, сколько вокруг побито русских. Пока Шуйский выручал Вишневецкого, Мстиславский вызволял Мнишека. Бояре спасали магнатов, а о погибших маленьких людях особо не заботились.
Воцарение Шуйского. Вечером на подворье Шуйских собрались заединщики – Василий с братьями Дмитрием и Иваном, Михаил Скопин, Иван Крюк-Колычев, Головины и доверенные московские купцы. Заседали ночь и следующий день. Первым делом постановили согнать с патриаршего престола Игнатия, ставленника самозванца. Затем обсудили, какой нужен царь. «Нам надо, – сказал Василий, – поискать в Московском государстве человека знатной породы….во всём благочестивого, чтобы он держал невозбранно все наши обычаи…был бы опытен и не юн, поставлял бы царское величие не в роскоши и не в пышности, а в правде и воздержании, не казну бы свою умножал, а берег бы людское достояние наравне с казенным и собственно царским». Образ царя Шуйский списал с себя: он был знатен, опытен, отнюдь не юн, держался старых обычаев, был благочестив и отличался бережливостью, если не скупостью.
Были составлены крестоцеловальная запись царя и текст присяги. В записи утверждалось право Шуйского быть царём: «его же дарова бог прародителю нашему Рюрику, иже бе от Римскаго кесаря, и потом многими леты и до прародителя нашего Александра Ярославича Невского на сем Российском государстве быша прародители мои». (Не обошлась безо лжи: Шуйские были потомками не Александра, а его брата Андрея.) Царь целовал крест никого из бояр не казнить, «не осудя истинным судом с бояры своими»; не отбирать жизнь и вотчины у жён, детей и братьев опальных бояр; не отбирать жизнь, дворы и лавки у жён и детей казнённых «торговых и “чёрных” людей; доводов ложных «не слушати», «а кто на кого солжет, и, сыскав, того казнити»; всех «судити истинным праведным судом и без вины ни на кого опалы своея не класти».
Шуйский вынужденно отступил от прав самодержца. Ведь в цари его утвердил не Земский собор, а узкий круг близких людей. На третий дня после переворота (19 мая) приближенные Василия собрали народ на Красной площади у Лобного места. Там царя Шуйского и выкрикнули из толпы. Как пишет Буссов, Шуйский «без ведома и согласия Земского собора, одною только волею жителей Москвы, столь же почтенных его сообщников в убийствах и предательствах, всех этих купцов, пирожников и сапожников и немногих находившихся там князей и бояр, был повенчан на царство патриархом, епископами и попами и присягнул ему весь город, местные жители и иноземцы».
На самом деле Шуйского венчали без патриарха. На следующий день после избрания он разослал по городам грамоты, в которых сообщалось о казни «еретика, ростриги, вора Гришки Богданова сына Отрепьева», назвавшего себя Дмитрием Угличским, и желавшего перебить бояр и искоренить православие, и об избрании царя Василия «всем Московским государьством» по решению собора и разных чинов людей. Грамоты и присяга новому царю вызвали смущение: «и устроися Росия вся в двоемыслие: ови убо любяще, ови же ненавидяше его». Даже в Москве стало неспокойно. 25 мая перед Кремлем собралась толпа и требовала царя. Маржерет, бывший тогда в Кремле, пишет, что Шуйский созвал бояр и «начал плакать», упрекая в непостоянстве. Он протянул им царский посох и шапку и сказал: «Изберите того, кто вам понравится». И тут же взял жезл обратно, сказав: «Если вы признаете меня тем, кем избрали, я не желаю, чтобы это осталось безнаказанным».
Пять заводчиков, приведшие толпу к Кремлю, были высечены кнутом. На всякий случай перевели из Кириллова монастыря на Соловки несчастного старца Стефана – слепого царя Симеона Бекбулатовича. Главного заговорщика, Петра Шереметьева, судили, но наказали мягко, отправив на воеводство в Псков. Больше пострадал Филарет Романов, вместе с Шереметьевым готовивший в Угличе прах царевича Дмитрия к перевозке. Уже выдвинутый в патриархи, он так и остался митрополитом. Шуйский подыскал нового патриарха – митрополита Гермогена. 1 июня 1606 г. состоялось венчание Василия на царство: венчал его Исидор – митрополит Новгородский (Гермоген, ещё не патриарх, был в Казани).
3 июня в Москву было торжественно доставлено тело царевича Дмитрия. Вместе с телом привезли «писмо», заверяющее о целительной силе мощей царевича. Когда в Угличе открыли мощи, храм наполнился неизъяснимым благоуханием; тело было цело – мощи явили нетление; сохранилась одежда и ожерельице на шее, низанное жемчугом, только на сапожках носки подошв отстали. В руке царевич держал орешки, залитые яркой кровью. Вновь открыли тело: царица Марфа не могла промолвить ни слова, а царь Василий возгласил, что привезенное тело есть мощи царевича. 3 июня гроб с телом Дмитрия был выставлен в Архангельском соборе. На мощах сменили одежду, на грудь положили политые кровью орешки. В соборе мать царевича, обливаясь слезами, просила простить обман, что называла самозванца сыном. Василий сказал, что прощает её и просит митрополита и весь освященный собор молиться, чтобы Господь освободил душу Марфы от грехов.
67
Стрелецкий голова – соответствует полковнику.