Страница 26 из 37
На другой день Василия привели на место казни. С него сняли кафтан, но исполнение казни затягивалось. Прискакал гонец, остановивший казнь, а затем явился дьяк с грамотой о помиловании. Князя Василия вместе с братьями отправили в ссылку. «Дмитрий» помиловал Шуйского по настоянию своих секретарей – Яна и Станислава Бучинских и Станислава Слонского, и просьбам бояр, побоявшихся открыто выступать против царя. Помилование Шуйского было ударом для сторонников новой опричнины – Богдана Бельского и Петра Басманова. «Дмитрий» избрал путь подкупа, а не топора. Свою позицию он охотно излагал ближним людям: «Два способа у меня к удержанию царства, – один способ быть тираном, а другой – не жалеть кошту, всех жаловать; лучше тот образец, чтобы жаловать, а не тиранить». Через три месяца он простил Шуйских, вернул им вотчины и места в Думе. Здесь видную роль сыграла «мать» государя – Марфа Нагая, за них просившая. Секретари царя на сей раз возражали, но «Дмитрий» с ними не посчитался. Вернул из ссылки он и бояр Годуновых, получивших различные назначения. Возврат Шуйских в Москву был непростительной ошибкой самозванца.
Удачным ходом «Дмитрия» было воссоединение с мнимой матерью – Марфой Нагой. В монастырь на Выксу был послан родственник Марфы – постельничий царя Семён Шапкин, который и договорился с вдовой-царицей, обещав ей всяческие милости от «сына». Царица выехала в Москву. Встреча самозванца с «матерью» состоялась в селе Тайнинском в окрестностях Москвы. На встречу собрались толпы народу. Царицу везли в карете. «Дмитрий» подскакал к карете, соскочил с лошади и открыл дверцу. Мать и сын обняли друг друга и зарыдали. Народ умилился, все плакали. При въезде в Москву «Дмитрий» сошел с лошади и шел с обнаженной головой подле кареты. Марфу с почетом поместили в Вознесенском монастыре. «Дмитрий» каждый день посещал ее и проводил с ней несколько часов. Через три дня по приезде царицы, 21 июля 1605 г., состоялась коронация «Дмитрия». Царь венчался на царство дважды: в Успенском соборе – цесарской короной, заказанной в Вене Годуновым, и в Александровском соборе – шапкой Мономаха. После коронации «Дмитрий» объявил себя цесарем и даже непобедимым императором.
После венчания «Дмитрий» распустил польское наемное войско и казаков, щедро всех одарив. Роспуск пришлых отрядов был одним из условий признания царя Боярской думой. Вдобавок в Москве нарастало возмущение наглым поведением «рыцарства». Кончилось все побоищем, в котором поляки убили много горожан. В ответ поднялись тысячи москвичей и осадили польские казармы. «Дмитрий», чтобы успокоить толпу, потребовал выдачи виновных, сам же пообещал полякам, что делает это для отвода глаз. Поляки выдали пятерых шляхтичей; их посадили в тюрьму, а потом тайно выпустили. Народ царь обманул, но с поляками ему пришлось расстаться. Сходно сложилось и с казаками. У казаков не было вражды с простым народом, зато их боялись и люто ненавидели бояре. Под давлением бояр «Дмитрий» распустил казачье войско, охранявшее Кремль. Это был ещё один шаг к его гибели.
Шла подковёрная борьба «Дмитрия» и Боярской думы. Бояре обволакивали царя паутиной ритуала и твердо держались за традиционный порядок, позволявший им принимать государственные решения. «Дмитрий» чувствовал себя скованным и попытался переделать Думу и подчинить своему влиянию. Борьба велась с переменным успехом. «Дмитрий» набрал секретарей поляков – братьев Бучинских, Яна и Станислава и С. Слоньского, но не мог дать им думных чинов. Поляки составили его Канцелярию и вместе с доверенными боярами (П.Ф. Басмановым, В.М. Масальским-Рубцом) под руководством «Дмитрия» вырабатывали политику государства, но проводить решения приходилось через Думу, и далеко не каждая идея царя принималась боярами.
Думу «Дмитрий» переименовал в Раду (Сенат), ввел в неё высшее духовенство, учредил чин «великого мечника». Царь вдвое увеличил Думу – Годуновы и Шуйские (ненадолго) уступили место царским «родственникам» Нагим, Басманову и боярам – участникам похода на Москву. «Дмитрий» вернул из ссылки многие боярские роды, в том числе уцелевших Романовых и Черкасских. Филарет (Фёдор Романов) был возведен в сан митрополита. Маленький Михаил, сын Филарета, получил в подарок «посохи: …рога оправлены золотом с чернью». Сохранилась составленная позже опись, где написано: «а по ерлыку тот посох Гришка Отрепьев Рострига поднёс… Михаилу Фёдоровичу». Самозванец напрасно надеялся задобрить бояр: старая аристократия была раздражена – безродный выскочка (в этом они не сомневались) желал править, а не царствовать. Отрепьев, человек блестяще способный, быстро схватывал суть обсуждаемых в Думе дел и нередко находил решение там, где затруднялись опытные бояре. Но его способности лишь усугубляли раздражение. Выступления царя не восхищали, а унижали бояр, годящихся ему в отцы и деды. Отрепьеву не хватало такта. Нередко он впадал в нравоучительный тон и советовал великовозрастным боярам поехать за границу и поучиться.
«Дмитрию» нравилось править. Он хотел, чтобы народ видел в нём защитника. По Москве было объявлено, что царь по средам и субботам принимает жалобы на Красном крыльце в Кремле, чтобы обиженные могли добиться правды. Как Грозный и Годунов, он вел борьбу с лихоимцами: повыгонял известных взятками дьяков и подьячих и назначил новых (вероятно, таких же). Царь требовал, чтобы приказные и судьи «без посулов [взяток] решали дела, творили правосудие и каждому без промедления помогали найти справедливость». В разосланных по городам грамотах объявил «служилым и всяким людям», что царское величество будет их беречь и защищать от всякой неправды. Велел собрать жалобы на прежних воевод «в насильствах, и в продажах, и в посулах или в каких обидах», чтобы безволокитно» дать на них суд и управу. Провинившихся били палками и водили по улицам, повесив на шею кошель с деньгами, если взятку взяли деньгами, или мехами, жемчугом, даже соленой рыбой, кто чем взял. Сам «Дмитрий» обломал не одну палку о спину взяточников.
О законах, принятых «Дмитрием», осталось мало свидетельств. Большинство документов сожгли, в сохранившихся удаляли имя самозванца. Но законы были и, как писал его недоброжелатель Масса, «все установленные им законы в государстве были безупречны и хороши». Буссов особо отмечает, что «Дмитрий» «позволил каждому кормиться так, как он может. И русским и чужеземцам он дал свободу кормиться своим делом, как кто умел и мог, благодаря чему все в стране стало заметно расцветать, а дороговизна пошла на убыль». Речь здесь идет об отмене ограничений на ремесло и торговлю. Царь разрешил торговым людям свободно выезжать за границу, а иноземцам въезжать в Россию. Особую любовь и щедрость «Дмитрий» проявлял к дворянству: людей воинского чина он почитал важнейшими и не жалел для них денежных и земельных пожалований. Поэтому даже в борьбе за власть «Дмитрий» не обещал освободить крестьян. В то же время, он запретил выдавать беглых крестьян, ушедших от помещиков в «голодные лета». Он также облегчил положение холопов, запретив писать владельцем холопа больше одного лица. Это означало, что после смерти хозяина холоп становился свободным.
«Дмитрий» освободил на 10 лет от налогов жителей Путивля, главной его опоры во время похода на Москву. В грамоте, отправленной в Томск, царь защищал права сибирских ясачных людей: «велел ясаки имать рядовые [обычные], х какому мочно заплатить, смотря по вотчинам и по промыслам; а на ком будет ясак положен не в силу [непосильно] и впредь того ясака платить немочно… велел им в ясаках льготить, а з бедных людей, кому платить ясаку немочно, по сыску имать ясаков не велел». При царе «Дмитрии» было начато составление Сводного Судебника. В основу был положен Судебник Ивана Грозного, дополненный указами Фёдора, Бориса и самого самозванца. Когда Шуйский пришел к власти, он велел прекратить работу над судебником. В Сводном Судебнике сохранена статья Судебника Грозного о крестьянском выходе в Юрьев день и указы Годунова о частичном восстановлении выхода в 1601–1602 гг. Но в нём же есть закон 1597 г. о пятилетнем сыске беглых. Скорее всего, самозванец не собирался вносить изменений в законодательство о крестьянах.