Проклятие дракона (ЛП)

— Надень штаны, и за работу, — заявил Лисандр и пошел за дверь. — Это приказ, Ред.

— Айе, капитан, — пробубнил он. Лисандр ушел, и Тельред уставился на Аэрилин. — Видимо, это твоя заслуга.

Он плюхнулся на скамейку, ворча. Пока он возился со шнурками на деревянной ноге, она прислонилась к пианино.

— Вообще-то, я должна тебя поблагодарить.

Пальцы Тельреда застыли на шнурках, он медленно поднял голову.

— О чем ты?

Она пожала плечами.

— Все просто. Все мы переживаем за Килэй и Каэла, Лисандр совсем раздавлен, и он тут носится со мной, будто я такая хрупкая, что вот-вот рассыплюсь на кусочки, — она нахмурилась. — Приключения его займут… а мы с тобой без него с торговлей справимся.

— Ты мне поможешь? — она кивнула, и он закатил глаза. — Но я тебя никуда с собой не возьму.

— Возьмешь. Я в этом уверена. Потому что, если ты меня оставишь тут с дядей Мартином и этими шумными слугами, — она провела ладонью по клавишам пианино, гремя ими, — я выдерну струны у твоего инструмента. По одной за раз.

Он пронзил ее хмурым взглядом.

Она сладко улыбнулась.

— Хорошо.

— Отлично! О, я так рада, что ты согласился. И Лисандру лучше не знать об этом, — добавила она с опасной улыбкой. — На всякий случай.

Она провела рукой по клавишам пианино и ушла, ударив напоследок по одной из клавиш. Тельред сверлил взглядом дверь, когда она ушла.

Он вскинул руки и пошел, хромая, за ней, бормоча проклятия.

Глава 10

Забытый Судьбой

Чем дальше на север они шли, тем шире были расставлены деревья. Постепенно кустов становилось все меньше, а дубы были все тоньше. Камни прокрывали почти всю землю, большие сосны укоренились между ними. Но, хотя лес отступал, Бейрд не переставал болтать.

— Я так быстро уснул, что не помню, как закрыл глаза! Нет ничего лучше долгого ночного отдыха.

Попрошайка-бард снова держался за рюкзак Каэла и говорил от рассвета до заката. Его слова текли постоянным потоком, и, когда он вдыхал и прерывался, тишина вырывала Каэла из мыслей.

— Странно, но я всегда знаю, что сплю, ведь все становится ярче. Я вижу цвета и формы, улыбающиеся лиц давно утраченных друзей. Ах, надеюсь, смерть не так темна, как жизнь!

Каэл понял, что, если он не может думать так, то стоит присоединиться к разговору.

— Что случилось с вашими друзьями?

— Шепчущая война забрала почти всех, несколько умерло после. Они слишком скоро добрались до конца своих нитей. Судьба создает историю каждого из нас, вы знаете, — он постучал узловатым пальцем по виску. — Она терпеливо трудится, сплетая наши жизни от момента рождения в яркую историю. Наши гобелены продолжаются, пока у нее не кончатся нити. Некоторые жизни обтрепываются по краям. Мне больно говорить, что истории многих моих друзей закончились слишком рано. Что в войне убивает молодежь?

— Что-то с мечами, — сказал Каэл.

— Или стрелами, или все эти сражения в тесном пространстве, — добавила Килэй с ухмылкой.

Бейрд не замечал их замечаний.

— Нет, это случилось до всего этого. Почему юные отвечают на рожок боя? Почему они так быстро выхватывают мечи? Думаю, война в их сердцах задолго до зова. Нужно лишь пробудить желание.

— Вы были в той Войне? — сказал Каэл через миг.

Бейрд зашуршал бородой, повернув голову.

— Нет, я не боец… я всегда предпочитал любовь.

Каэл тут же пожалел, что спросил.

Килэй улыбнулась.

— Потому Судьба вас ослепила? Вы развратили много дочерей аристократов?

— Килэй!

Но Бейрд только рассмеялся.

— Нет. Может, парочка девушек и была, но моя истинная любовь — истории. Истории живы сами по себе, да? Они доносятся словом и голосом, но не привязываются. Даже после последней строчки я слышу звон мечей и крики героев, доказательство, что они оживают от слов. Да, истории говорят с нами, как не могут живые.

— Наверное, — сказал Каэл. Он пытался изображать безразличие, но не получалось. Он ощущал эти слова сердцем.

* * *

Слова Каэла не могли убедить Килэй присоединиться к войне оборотней. Стоило ему спросить, она пронзала его взглядом и говорила, что он только пожалеет. Она говорила, что так лучше. Она настаивала, чтобы он доверял ей. И ему приходилось идти за ней по дороге.

После еще дня пути по чаще они выбрались на широкую вытоптанную дорогу. Теперь между деревьями появилось пространство, солнечный свет проникал сюда и согревал их.

Каэл уткнулся носом в «Атлас», но вдруг врезался в плечи Килэй. Он не успел спросить, почему она остановилась, она ткнула его локтем.

— С дороги.

— Но мы только…

— Крики! — завопил Бейрд, оттопыривая ладонью ухо. — Песня боли и страха!

Каэл снял лук с плеча.

— Это гончие?

— Десятки разных голосов, одни громче, другие тише. Они ревут, кричат, визжат, все просят помощи, — Бейрд дернул за свой рюкзак. — Нам нужно уходить! Прочь!

— С ума сошли? Если кто-то в беде, мы должны помочь, — сказал Каэл.

Килэй ругалась под нос и не слышала его. Она схватила Бейрда за пояс и потащила, увела их к кустам.

— Этот навязчивый старый волк… Я его убью!

— Что ты…? — Каэл замолк, уловив слабое эхо вдали.

Это был вой, крики боли мужчин и женщин, крики боли животных. Хотя лес пытался подавить их, Каэл слышал ужас в их криках.

— Нет, в кусты, — сказала Килэй, когда он шагнул вперед. — Они идут к нам.

Он пошел за ней с неохотой, пригнулся за кустами и ждал. Бейрд сжался на земле и держал грязный рюкзак у груди. Он зажимал уши, тихо постанывая. Но он хоть не кричал.

Они ждали, крики становились громче. Вскоре Каэл крепко сжимал лук, чтобы не выбежать. Вопли гончих холодили кровь, он слышал зло в их голосах. Но эти крики были другими. Вместо холода его кровь бурлила. Он ощутил гнев еще до того, как увидел телегу.

Она медленно катилась по дороге, обрамленная солдатами. Колеса телеги постукивали, подпрыгивая на дороге. Дно телеги жалобно скрипело. Но эти звуки не заглушали криков пассажиров.

Мужчины и женщины были в телеге со всех сторон. Каэл видел по их рыжим волосам, что они из Беспощадных гор. Они были в одежде из грубой ткани, а не в броне, и он осознал, что это простой народ, жители, которых Титус поймал при завоевании.

Его кровь опасно забурлила, когда он увидел их. Жители были набиты в металлические клетки, лежали друг на друге, как груз. Они сжимали прутья пальцами. Они били по прутьям кулаками. Каждый пару мгновений их человеческие вопли сменялись криками животных, они бились в конвульсиях, молили, их кожа сменялась шерстью и перьями.

Каэл понял, что так броня, видимо, сливалась с кожей гончих: они много раз меняли облик, пока железо не становилось их частью.

Солдаты графа Титуса охраняли телегу. Они шли уверенно, их головы в шлемах поворачивались, они озирались. Один из солдат ткнул копьем в клетки. Он рассмеялся, услышав вопль.

Килэй шипела в предупреждении, но было слишком поздно. Лава, кипящая в груди Каэла, вырвалась огнем, и ярость взмыла к его голове. Он не мог остановиться. Гнев ревел в кончиках его пальцев, он вышел из-за кустов. Он смотрел на солдата…

И он послал стрелу в его смеющийся рот.

Килэй сказала нечто, не подобающее даме, она подняла капюшон, но Каэл не слушал. Он смотрел на следующую мишень.

Солдаты беспомощно падали от его стрел. Гнев сковал его, и его конечности двигались в смертельной последовательности. Он смотрел на бреши между частями брони, и его руки выпускали стрелы.

Килэй выбежала из-за него, бросилась в гущу. Она отрезала поводья лошадей, и они побежали прочь из-за ее запаха, широко раскрыв глаза. Возница совершил ошибку, пытаясь отбиться. Она подняла его с сидения и нанизала на свой меч.

Килэй запрыгнула на вершину телеги. Она легко уклонялась от копий солдат, кружилась и пригибалась. Некоторые пытались забраться на телегу, но Предвестник ждал их там. Изогнутое белое лезвие меча разрезало их шеи, радостно напевая, головы солдат отлетали.