Страница 14 из 15
‒ Пропущенное звено – это дверь для интерпретации и понимания, а значит – для творчества, – заметил Хуршид. – Я ничего не опустил, всё, что нужно было сказать, сказано.
‒ Насколько я знаю, суфии славились мастерством создавать загадки, – слегка улыбнулась Син Чен. – Но вот лично мне идея черного солнца нравится. Очень поэтично. Что-то подобное я ощущаю во время творчества, да и всем людям искусства, думаю, знакомо такое чувство. Это как попытка выразить невыразимое, нарисовать свет, который не имеет цвета, или описать мир, который никогда не существовал. Все мы здесь – собирающие линзы для света неведомого черного солнца, которое и есть силовой поток. И завтра мы приступим к новому броску в неизвестность. Не забывайте, что в свободное время мы обязательно должны фиксировать всё, что с нами происходило, и всё, что мы чувствовали в момент творения, в журнале. Журнал будет здесь, на столе. Спускаемся – записываем. Не доверяем ничего электронным носителям, мы уже знаем, что из этого может выйти… Так что только бумага и ручка.
Все одушевленно закивали. Я не знал, что дурного может случиться с информационными носителями, но почему-то так и не спросил. Всё вертелась в голове притча Хуршида, и я упорно пытался извлечь из нее исчерпывающий смысл.
Мы посидели еще около часа, разговор был вольным и непринужденным. Время от времени он возвращался к рассказанной иранцем истории, а порой сильно отклонялся от темы. В конце все пожелали друг другу спокойной ночи, а я получил указание в течение следующего дня просто наблюдать за происходящим, фиксировать свои наблюдения в журнале и не мешать тем, кто занят творчеством. В случае возникновения непредвиденных обстоятельств действовать по обстановке, но беспрекословно подчиняться требованиям «старших». Если соберусь покинуть дом – обязательно предупредить об уходе. И да, я должен был продолжать пить чай… если хочу. Это на мое усмотрение. Если сам вдруг надумаю поэкспериментировать, то могу и перестать, но об этом также надо предупредить, потому что для непривыкшего человека последствия могут быть разными, нужны помощь и наблюдение.
5. Утро творения
Утром я проснулся с четким ощущением, что что-то изменилось. За окном по-прежнему светило утреннее солнце: погода все эти дни стояла ясная. Это было обычное утро, такое же сонное и умиротворенное, как и предыдущие до него. Но что-то изменилось. Я лежал и прислушивался. Снизу доносились голоса. Значит, мои друзья сегодня не пошли медитировать. Я встал, быстро умылся, привел себя в порядок и спустился на первый этаж.
За столом сидели Манфу и Хуршид, они о чём-то оживленно спорили. На мой вопрос, куда ушли китайцы, оба неопределенно махнули руками. Я так понял, что спор у них шел о том, кто будет готовить обед, так что поспешил вклиниться в разговор и сказал, что я могу приготовить и обед, и ужин. Мне пришлось повторить мою фразу дважды, прежде чем они внезапно замолчали, обернулись ко мне и практически синхронно кивнули головами, быстро встали из-за стола и разошлись. Хуршид вышел во двор, а Манфу направился наверх, бросив мне напоследок:
‒ Обедать будем позже обычного, в два пополудни. Постарайся нас не отравить. Если что, я в своей комнате. Развлекайся как можешь, дом в твоем распоряжении. И да, спасибо!
Я в легком замешательстве пронаблюдал, как Манфу, мягко потопывая своими домашними мохнатыми тапочками, резвым молодым бычком взбежал на второй этаж и скрылся за изгибом лестницы. Переведя взгляд на стол, я обнаружил на нём, помимо немытых мисок, одну порцию китайских пельменей – очевидно, мою. Пельмени давно остыли, потому что никто не позаботился прикрыть их, так что на поверхности образовалась плотная плёночка жира. Я пожал плечами и, смирившись с тем, что сегодня буду завтракать в одиночестве, заварил чай с линьчжи и принялся за пельмени.
После завтрака, от которого в желудке ощущался легкий холодок, я вышел во двор, побродил там без цели, подмел у порога нападавшие за ночь листья. Хуршид давно куда-то упорхнул, и искать его у меня особого желания не было. Похоже, он пребывал в таком же ажиотаже, что и Манфу, и даже если бы я его нашел, вряд ли из этого вышел бы прок. Так что, посмотрев на часы, я решил пойти на кухню и посвятить этот день приготовлению пищи.
На кухне, которая была расположена на застекленной веранде, пристроенной к первому этажу, копаться пришлось долго. Хотя я знал ее устройство, но порою попытка найти необходимые продукты оборачивалась здесь целой детективной историей. Овощи, например, были запрятаны в самых разных местах: под половыми досками, глубоко в шкафу с тарелками и кружками, в деревянной коробке, подвешенной к потолку в дальнем углу. Так хозяева пытались сохранить их от переохлаждения и от гниения, потому что холодильник морозил как сумасшедший и моментально превращал продукты, даже находящиеся на нижней полке, в куски льда…
На этот раз мой взгляд упал на огромный сверток разного старого тряпья. Сверток лежал у стены возле шкафа, будто некий затаившийся лохматый зверь. Внутри, под толщей поношенного и заплесневевшего хлама, обнаружилась картошка – проросшая, но, на мой неискушенный взгляд, вполне съедобная. Постепенно нашелся и перец, размякший и очень грустный на вид. Нашелся чеснок, лук и даже несколько деревянных помидорок. В холодильнике были яйца, колбаса, а морозилка была забита дзяо-дзы – китайскими пельменями. Поразмыслив, я решил, что пельмени – это неинтересно. Мне хотелось чем-то себя занять и заодно порадовать моих друзей. Второй холодильник, поменьше, был вмонтирован в стену, но в нём были только ампулы, баночки с какими-то лекарствами и пакеты с раствором для капельницы – всё это, следовало полагать, предназначалось для Тянь Ся, чье существование поддерживалось медикаментозными средствами.
Понимая, что я не силен в приготовлении ни русской, ни китайской кухни, я всё-таки отдал предпочтение последней. Из картошки, сдобренной уксусом, после долгих мучений, получилась так называемая «Кисло-острая картофельная соломка». В пароварке я приготовил рис, неизменный китайский гарнир. Ошпарил помидоры, надеясь снять с них кожуру, но это было пустой затеей, потому что помидоры, полежав под полом неопределенное время, отказывались чиститься. Я порезал их и обжарил с яйцом; поразмыслив, добавил туда несколько капель ароматной китайской водки – бутыль с остатками содержимого, плескавшимися на дне, стояла на столе рядом с бадьей соевого соуса и использовалась только в кулинарных целях, потому что любителей выпивки среди нас не было – по крайней мере, водка еще ни разу не сопровождала наши трапезы. Потом я настрогал вяленой свинины и потушил ее в соевом соусе вместе с чесноком, перцем и сушеными грибами. Отварил в бульоне тофу. Постепенно количество блюд увеличивалось, и я, увлекшись, понял, что этого всего хватит и на ужин, так что вечером я просто разогрею остатки… Разогревать еду не совсем соответствует китайскому кулинарному духу, но зато у меня будет свободна вторая половина дня, хотя я пока и не знал, чем мне ее занять.
Полдень застал меня на кухне в пару и ароматах готовящейся еды. Надо сказать, что запах был лучше, чем вкус… Но получилось, в целом, съедобно. Мысленно я представлял, как в фартуке и колпаке, который я смастерил из газеты, появлюсь перед своими голодными товарищами и выставлю на стол все эти яства. Они же наверняка думают, что я их пельменями собираюсь потчевать, а тут – пир! Сам я не чувствовал пока что голода, потому что вволю покусочничал в процессе приготовления пищи.
Когда кухонные часы, поросшие вездесущей прошлогодней плесенью, обозначили два после полудня, я, подождав около десяти минут, но не дождавшись никого, начал выставлять на стол свои кушанья, заботливо прикрыв их крышками, чтобы не остывали. Заварил противный чай для себя и нормальный чай для остальных. Сел и стал ждать. Прошло полчаса. Я понимал, что смотрюсь нелепо с этим колпаком один в окружении нетронутой еды. В конце концов я решил отправиться на поиски хозяев. Пройдя по второму этажу, я обнаружил, что двери комнат, в которых они живут, закрыты. Это было странно. Раньше никто не закрывался даже на ночь, более того, зачастую двери специально оставались приоткрытыми, потому что воздух в коридоре был теплее, чем внутри комнат, да и регулярное проветривание препятствовало образованию грибка и плесени.