Страница 26 из 27
Прямо посреди Фледжер стрит. Вся из ног и зада. Моя сестра шепчет мне на ухо:
- Это курочка папы!
Вивьен. Курочка папы. Dad's He
Я с ненавистью смотрю на нее.
- Вы лжете! Она мертва! Я убил её. Вы знаете, что я убил ее!
Она ответила мне, чеканя слова.
- Маленький шалун! Теперь ты знаешь, кто ты есть! Никому не нужный извращенец.
- Нет!
Внезапно вся комната и все находящиеся в ней деформируются и блекнут. Я кричу.
- Подождите!
Ванная комната.
Окровавленная ванная комната. Кровавая.
Я лежу на бельевой корзине, как мертвая лань на крыле автомобиля. Затмение. Я вижу в большом зеркале на двери... Затмение. Один глаз. Когда я упал, парик слетел и закрыл другой глаз. Но я смог увидеть, что ручеек крови на отражении моей щеки увеличился в ширину и капля за каплей стекает по корзине. Все быстрее и быстрее.
Eli, Eli, lama sabachthani. Пять раз попасть в точку из револьвера с двадцати метров. Не попасть в цель под самым носом.
У меня впервые палец окаменел на спусковом крючке.
Я сунул дуло револьвера себе в рот, как карамельку, и оставил его там. Я так и остался с парализованным пальцем на курке. Боже! Если бы я нажал его, то даже не почувствовал бы, как пуля входит в мозг. Но я не смог. Эрнест Хемингуэй смог проделать это с охотничьим ружьем; я не способен с револьвером 38 калибра. Но это должно свершиться! Отлично, убираю оружие, ствол измазан слюной, приставляю его к сердцу. Нажимаю курок. Господи Иисусе! Это огненный шар вошел в мою грудь.
Мертв? Еще нет. Агонизирую. Медленно, медленно. Как тот осьминог, которого ты убил одной пулей в голову. Только он продолжил сражаться на земле до тех пор, пока ты не дал зарезать его Нику. Его первого. Крещение кровью. Зеленоватого цвета.
- Тебе плохо с сердцем, Ник?
- Немного. Но это пройдет. Я думаю, что это нормально для первого раза.
Двенадцать лет. Двенадцать лет и потрясающее хладнокровие.
Пятница.
Святая пятница.
Завтрак. Полчашечки черного кофе, половина сигареты, три таблетки. "Метамфетамин гидрохлорида согласно рецепту врача". Возбуждающие для ускоренного преодоления депрессии за ночь дали задний ход. Офелия вынимает пылесос из платяного шкафа и долго изучает кнопку включения. Десять лет, и она все ещё спрашивает себя, что произойдет, если нажать на эту кнопку.
Джоан заявила в кабинете у адвоката.
- Еще одно. Я хочу, чтобы Офелия была там всякий раз, когда Ник идет туда. Каждый уикэнд, с пятницы до воскресения.
Ей не надо было обрисовывать мне картину.
- Ты хочешь, чтобы она стала надсмотрщиком, чтобы она защищала нашего сына от меня? Нет вопросов.
Ирвин Гольд заметил.
- Он может быть прав, миссис Хиббен. Почему бы не выработать компромисс, позволяя ей приходить туда в пятницу?
- "Он может быть прав, миссис Хиббен. К чему терять время, перечитывая мелкие буквы, миссис Хиббен, если вы и я можем быть в этот момент уже у меня и дать себе волю? Я ещё крепок, беби. Не надолго, но крепок".
Три таблетки.
У всех нас свои фантазии. Ленни Брюс воображает, что наркотик в венах заставляет его прыгать. Ложь. То, что он действительно любит, - это жгут на руке, иголку, образ злого мальчишки, копающегося в респектабельном заду. Разрушитель. Разрушающий все подряд и размещающий на обломках фаллос на всеобщее обозрение. Суета, и только.
Я отговорил Ника от обожания Ленни. Он купил себе два его диска, беспрестанно проигрывает их, выучил их наизусть. Я рассказал ему о смертельной бледности насмерть исколовшегося в луже блевотины.
- Ты понимаешь, Ник, нет нужды восхищаться тем, что представляет Боб Хоуп, чтобы представить мерзость Ленни Брюса.
Отличный аргумент. Конец новой фазы. Нет больше дисков Ленни Брюса в квартире.
Три таблетки.
Святая пятница.
Рабочий день для католиков из агентства. Отпуск за свой счет. Но неявки отмечаются. Не являются, чтобы показать, что любят Папу, или приходят чтобы демонстрировать любовь к работе? Вначале было много отсутствующих. Теперь, кажется, отсутствуют все. И тем хуже для Папы.
Папа Джулиус. Дедушка Джулиус, святой с Бродвея.
- Если будет мальчик, назовем его Джулиан, - говорит Джоан.
- Он должен родиться в начале декабря. Мы назовем его Николас, отвечаю я.
Его назвали Николас Джулиан. Но он никогда не писал второе имя. Ему сделали обрезание. С дедом он ходил в синагогу, делал подарки бабушке каждый раз, как видел её, но в четырнадцать лет он мог забить гол с сорока метров и попасть мячом по десятицентовой монете. В чем-то выигрываешь, в чем-то проигрываешь.
Секретарша приготовила мне кофе, на этот раз с молоком и сахаром. Мисс Голливодж, последняя в списке неудачных секретарш. Когда она входит, чертова прическа "афро" занимает половину комнаты. Парик?
- Мистер Макманус сказал, что желал бы видеть вас как только вы приедете, мистер Хаббен.
Этот слащавый голос... У меня плохие и хорошие новости. Хорошие - три обостряющих чувства таблетки. Очень обостряющих. Плохие - вот это то обострение, позволяющее наблюдать за губами секретарши, выговаривающими каждый слог, и слышать эти слоги во всей их округлой красоте. Это может отвлечь самый солидный желудок.
- Спасибо, мисс Голливодж, - сказал я, а затем черт дернул меня за язык. - Это, случайно, не парик?
Губы задрожали.
- Да, мистер Хаббен.
Улыбается. Потому что чувствует свое превосходство.
Макманус в своем чудовищном кресле за отвратительным столом. Маленький, плохо выбритый, толстомордый. Но он был всегда плохо выбрит. И эта дымящая сигара с утра пораньше... Старина Чарли, самый непопулярный холостяк в Америке.
- Как дела, Пит?
- Отлично.
- По вам не скажешь. Выглядите вы ужасно.
- Чарли, мне надо просмотреть гору бумаг. Перейдем к делу, если можно?
- Конечно.
Он косится на сигару. Невероятный день, он решился и извиняется за мой чертов вид. Сегодня? Нет.
- Нет пока что покупателя на эту гору из шести тысяч полных собраний сочинений Грандаля? Сто двадцать тысяч томов с ценой каждого по два доллара?
- Идет понемногу.
- Черта с два! Распродавать остатки со склада придется вашим внукам!
- Чарли, мы дискутировали об этом десятки раз. Это долгая инвестиция. Рано или поздно мы вернем наши деньги.
- Вот как? Не думаете ли вы, что издание очередного романа Винса покроет наши расходы?
Мне не понравилось, каким тоном это было сказано.
- Не хотите ли вы сказать, что боитесь провала? Одумайтесь, Чарли, вы же знаете, что дело будет в шляпе.
- Да. Я знаю также, что Винс с Бетси приглашали меня вчера отобедать. И знаете, что они предложили мне на десерт?
- Что?
- Интересную новость. Винс хочет уйти от нас. У нас не будет его новой книги. Ни какой другой.
Хвала Господу за эти три таблетки! Но несмотря на их поддержку, я чувствовал себя оглушенным.
- Я не понимаю. Винс выжил из ума? Почему он хочет уйти от нас? Что на него нашло?
- О! Он кажется несчастным, Пит. Видимо, вы гораздо больше уделяли времени лауреатам, чем ему. Потому я вам советую съездить к нему и вернуть ему утраченное чувство юмора. Он нуждается в поклонении, Пит! Значит вы продемонстрируете , что обожаете его, и если понадобится, по мне хоть выставьте его зад в витрине "Брентано". В противном случае...
В противном случае...
В кабинете мои таблетки помогают снять стресс. В полдень я возвращаюсь к себе, к черту в дом.
Офелии нет. На телефонной книге записка. Крупными корявыми буквами мне сообщается:
"ЕПАПО НЕТ ЗА ДУ ЧАС "".
Ну вот. Послание можно бы расшифровать, будь для этого настроение, но сегодня не тот случай.
Три часа до прихода Ника из школы. Три долгих пустых часа.
Час теплой ванны. Снятие напряжения. Смазываю орудие, заставляю его играть, но не это! Лучшее наслаждение впереди. Вытираюсь; благоухающий, как попка младенца, перехожу в комнату.