Страница 4 из 33
Но прорыва так и не получилось. Ни в этот день, ни на следующий, ни через неделю. Немцы сами атаковали позиции стрелковой дивизии танками и пехотой. Поскольку дивизия устояла, отбив все атаки, а кое-где даже продвинулась несколько вперед, об инциденте с неудавшимся прорывом конницы как бы забыли, полковник Чугунов продолжал командовать дивизией, и весьма неплохо.
Через пару дней в газетах стали появляться репортажи с места боев воинских подразделений, возглавляемых «командиром Коневым», Авторами были такие известные писатели, как Михаил Шолохов, Алексей Толстой, Илья Эренбург. Впрочем, и неизвестные тоже. В репортажах говорилось, что войска «командира Конева» не только отбивают яростные атаки противника, но и продолжают наступать, уничтожая живую силу и технику врага. Чего-чего, а выдавать свои поражения за победы Иван Степанович умел, и журналисты с писателями, сидя в нескольких километрах от передовой, с удовольствием пользовались гостеприимством и информацией из уст «командира Конева» и его штаба.
Глава 3
Сталин распечатал конверт, вынул оттуда письмо своей шестнадцатилетней дочери Светланы, написанное неустоявшимся почерком, надел очки, стал читать.
«Милый мой папочка, дорогая моя радость, здравствуй!
Как ты живешь, мой дорогой секретаришка? Я тут устроилась хорошо, хожу в школу. Ребята все московские, знакомых очень много, так что не скучаю.
Дорогой мой папуля, я скучаю всегда по тебе, когда уезжаю куда-нибудь, но сейчас что-то особенно к тебе хочется. Если бы ты разрешил, то я прилетела бы на самолете, дня на 2–3 (тут „Дугласы“ ходят в Москву каждый день)…
Недавно дочка Маленкова и сын Булганина улетали в Москву – так если им можно летать, то почему мне нельзя? Они одного возраста со мной и вообще ничем не лучше меня.
Погода тут была хорошая теплая, а сейчас холодно стало и дожди идут. Город мне не очень понравился: грязный и пыльный, как все портовые города. Очень много (не знаю почему) хромых, слепых, кривобоких, косоногих, криворуких и прочих калек. Прямо на улице каждый пятый – калека. Очень много нищих и беспризорников.
В Куйбышев (во время войны) съехалось великое множество людей из Москвы, Ленинграда, Киева, Одессы и других городов. Местные жители относятся к приехавшим с нескрываемой злобой. Приезжие считаются виновниками того, что цены на продукты поднялись и вообще часто продуктов не бывает и приходится часами стоять в очередях. „Вот, – говорят еще куйбышевцы, – понаехали сюда всякие разряженные да расфуфыренные, так теперь Гитлер и сюда прилетит бомбить!“
…Папа, что же немцы опять все лезут и лезут?! Когда им наконец дадут как следует по шее?! Нельзя же в конце концов сдавать им все важные промышленные районы!
…Дорогой мой папочка, как я хочу тебя видеть! Ты наверное сейчас здорово занят; так ты хоть спи-то как следует, а то у меня есть сведения, что ты спишь мало. Это недопустимо, уважаемый товарищ секретарь!
Ну, всего хорошего, мой милый папуля.
…Целую еще много-много раз мою радость, моего дорогого папочку. Светлана.19/IX. Куйбышев.»
Закурив папиросу, – трубку пока набьешь, – Сталин вышел из-за стола, прошелся по кабинету до двери, вернулся, долго стоял и курил, хмуро поглядывая на письмо, в котором, – хотела его дочь или нет, – сквозил откровенный упрек ему, главе государства, и за неудачи на фронте, и за беспорядки, творящиеся в тылу, и за озлобленность населения. Конечно, все это закономерные последствия неудач на фронтах. Видимо, и в самой армии творится нечто подобное, если войска сдаются противнику тысячами. Так недалеко и до открытого неповиновения командирам и самой власти, как это произошло в феврале-маре 1917 года. Допускать до этого нельзя. Все это безобразие, все эти пораженческие настроения надо переломить, но чтобы переломить, нужно время и нужны другие люди. Времени остается все меньше, а надежных людей можно пересчитать по пальцам.
Поскребышев заглянул и доложил, что маршал Шапошников прибыл для доклада.
– Хорошо, – произнес Сталин. – Пусть заходит.
Молча пожав Шапошникову руку, кивком головы указал на стул.
– Я вас слушаю, Борис Михайлович, – произнес Сталин мягким голосом, каким разговаривал только с теми, кому доверял безоговорочно. Ко всему прочему, Шапошников был единственным человеком, к которому Сталин обращался по имени-отчеству.
Бесстрастным голосом начальник Генерального штаба принялся перечислять города, оставленные Красной армией за минувшие сутки на Южном и Юго-Западном фронтах, рассказывать о боях вокруг осажденной Одессы, о безуспешных попытках окруженных советских армий восточнее Днепра прорваться сквозь кольцо окружения. Когда маршал стал докладывать о боях в полосе Брянского и Западного фронтов, голос его несколько оживился, хотя большими достижениями командующие этими фронтами похвастаться не могли.
– Вот вы, Борис Михайлович, говорите, что мы наступаем, – перебил Сталин маршала, останавливаясь возле карты. – Наступательные операции продолжаются уже довольно длительное время, расходуются боеприпасы, резервы живой силы и техники, а отдача от этих наступательных действий очень невелика. Продвижение фронтов исчисляется немногими километрами, и это, заметьте, при том, что основные силы противника связаны боями на юге и под Ленинградом. Чем вы можете объяснить такое бессилие наших армий?
– Прежде всего, товарищ Сталин, наши командиры всех степеней еще не научились проводить наступательные операции в масштабах фронта. Во-вторых, большими потерями в самолетах и танках на первом этапе военных действий. В-третьих…
– Все это я уже слышал, Борис Михайлович, – снова перебил маршала Сталин. – Но сегодня не июнь и даже не август, а сентябрь. Неожиданности в действиях немецкого командования уже нет… Во всяком случае, ее не должно быть, – поправился Сталин. – Между тем получается, что любой шаг противника для наших командующих фронтами и армиями оказывается неожиданным. Может быть, нам поменять командующих? Хотя бы Западного фронта. Мне кажется, что Тимошенко ничему не научился. Он бьет противника растопыренными пальцами, вместо того чтобы собрать танки, артиллерию и авиацию в два или три кулака и ударить со всей силой. Как вы считаете?
– Да, вы правы, товарищ Сталин. Мне тоже кажется, что маршал Тимошенко не справляется с решением поставленных перед ним задач. Но маршал Тимошенко бессилен, если нижестоящие командиры, начиная от командующих армиями и кончая командирами полков и батальонов, не способны овладеть современными приемами боя, а рядовые красноармейцы часто попадают на фронт, не умея даже стрелять из винтовки. Так, например, товарищ Жуков докладывал, что на Карельском перешейке две дивизии разбежались при первых же выстрелах противника, который был вдесятеро слабее этих дивизий. К тому же, как я уже докладывал вам, практически все наступательные операции в масштабах дивизий и даже армий планируются не далее ближайших тылов противника. А все потому, что и разведка действует в этих же пределах. Поэтому продвижение войск в глубину немецкой обороны на километр-полтора уже считается достижением. Большинство же командиров дивизий обычно удовольствуется передней линией траншей. Отдыхают, затем атакуют дальше. А за это время противник успевает закрепиться на новом рубеже…
– Что нужно, по-вашему, чтобы изменить эту… я бы сказал, пошаговую психологию? – спросил Сталин.
– Жуков в Ленинграде, товарищ Сталин, побывал на всех рубежах обороны, говорил с командирами вплоть до комдивов. Иных решительно заменял на более толковых. Он в письменной форме потребовал от командиров всех степеней беспрекословно выполнять его приказы – вплоть до расстрела за неисполнение…
– Методы Жюкова мне известны, – остановил Сталин Шапошникова. – Я читал его отчет о принимаемых им жестких мерах по наведению в войсках Ленинградского фронта порядка и дисциплины. Видимо, иначе на данном этапе мы поступать не можем, если хотим победить германскую армию. Или хотя бы остановить ее продвижение. Я думаю, что Генштаб обязан требовать того же самого от командующих всех фронтов. Но в данном случае меня интересует Западный фронт. Если Тимошенко не справляется со своими обязанностями, то его надо заменить. Кого вы рекомендуете на его место?