Странная книга

– Хорошо, три бутылки. Если можешь, конечно. Или скажи где купить можно.

– Не вопрос, устрою как надо. Ты чего это, напиться решил?

– Надо же хоть раз в жизни нажраться. И пострелять, как тогда, понишь?

– В Таджикистане чтоли? Да нахер надо, лучше по мишенькам. Мы ещё машины на стрельбище старые отволокли. Так что пострелять есть куда. Сейчас зам по боевой подготовке скажу, чтобы подготовил тебе… Как ты там называл… А-ааа, ристалище.

– Много духов я тогда увалил?

– Восьмерых. Остальные разбежались. А ты уже был в коме, Серёга. Мы всей заставой о тебе молили. Прикрыл отход и чуть не…

– Буханцов-то из "чеченцев", ты с ним как?

– Мужик с большой буквы. Наш до мозга костей.

– Вот и славненько. – Я потянулся – ну что, пошли?

Прочитал я эпос Буханцова, и понял. В нём гибнет великий фантаст и драматург, потому как чувства к похотливой Маньке, описанные в его объяснении довели… Начальника заставы до истеричного смеха.

Мы потом употребили много. Закусывали тоже, Буханцев часто пытался всмотреться в мои глаза, и я, каюсь, взгляд свой отводил. Вспоминали свои боевые, пили за павших во всех войнах и даже всплакнули. Стрелять на стрельбще не пошли, ещё настреляемся в этой жизни. Утром, когда Буханцом прощался со мной в аэропорту, я передал ему одну записку.

– Что это?

– Адрес. Город, где Лида Богомаз лежит. Она… Бабушка моя. Рассказывала мне, только ни разу не сказала где это всё произошло. Ей запретили, и тайну она так и не открыла. А я дурак, не верил. Мне нравились её рассказы, Ваня. Это как сказка была. Про принца на белом коне.

Единственно что – так не сомневайся, Иван! Твой список попал туда, куда и должен был попасть. Это я тебе официально заявляю. Но… Не болтай понапрасну. А твою судьбу скорректируем, чтобы последствий твоих радиовояжей не осталось. Прощай!

Очень часто я представлял именно этот момент: Самолёт набирал высоту и делал прощальный круг над посёлком. Я увидел две фигуры, стоящие на краю взлётного поля. Маленькая, щуплая бабаушка махала мне и вытирала слёзы. Слёзы счастья от того, что волей случая я исполнил её последнюю просьбу. Я нашёл её Ивана. И они стояли рядом, превращаясь в маленькие чёрные точки.

Банально, конечно. Но вся эта история не даёт мне покоя совсем не из-за этих снов, видений и представлений. Называйте уж как хотите, но в сознании моём чётко отпечаталось всё. Всё, кроме бабушки на ВПП.

Но виденное и испытанное собственной шкурой, своими глазами – не стереть. Не отформатировать.

Честь имею. Ст. уполномоченный ВКР по в.ч № 3021 капитан С. Дуров.

Э П И Л О Г

– Ну что? – спросил я у начальника аналитического отдела полковника Демьянова. – Семён Петрович, я не намерен дальше тянуть с этой историей. Скажите, чего мне ждать? Увольнения? Трибунала или психушки? Предупреждаю! Если психушка – я…

– Да угомонись ты. Сядь. Поговорим, капитан. – Демьянов положил руку мне на плечо и направил в нужное кресло. Самое кожанное, мягкое, и видимо предназначенное для гостей высокого ранга. Или для "фигурантов" типа меня.

– Не буду мурыжить, скажу сразу. Ты бесталанный писака, гения-романиста из тебя не выйдет. Но я не издатель типографии ВЦСПС. Так что…

– Всю жизнь мечтал о ВЦСПС. Дальше-то что?

– Когда сообразил, что вокруг тебя странные изменения прошли? Быстро отвечай!

– Увидел газету в самолёте. Датирована сегодняшним днём и статья там была "КГБ СССР сообщает". Потом сел в уазик, который меня встретил и поехал к вам. Никому ни о чём не говорил. Вторую неделю парюсь в ваших стенах, и до сих пор не могу понять. Какого хрена вы меня здесь держите? Что дальше?

– Ничего. Ничего не будет. – Демьянов угостил меня сигаретой (Родопи!!!), дал прикурить и закурил сам. – ты получишь очередное звание. Председатель уже подписал приказ. Приказ о твоём переводе родится чуть позже, будешь прикомандирован к нашему Управлению пока. А чтоб ты не рефлексировал своими вопросами "дурак ли я или нет?" – вот тебе привет из 1942 года. Вернее, два привета. От Кречетова и твоей бабульки. Их рапорта. И список, заверенный Кречетовым. Буханцов-то эти фамилии надиктовывал в твоей истории?

Я посмотрел на жёлтые, почти иструхавшие листки рапортов той давности. Аккуратно упрятанные в целлофановые пакеты листки. Моё прощение или моё алиби, или…

– Не мудри, эти документы до сих пор в строгом учёте. Форма секретности – только по согласованию с Генсеком или Председателем КГБ. Ознакомление тебя, как видишь, уже получило добро. Офицеров, которые знают об этой истории, можно по пальцам пересчитать. Кстати, Буханцов ничего не помнит. Ну мы тут его подержим малость, да выпустим дальше служить. У меня не стыкуется что-то в вариантах действительности. Но мы ещё будем над этим работать. При твоём участии, попрошу заметить. Да и вспоминать тебе придётся по новому. Допустим, ты ранение своё и орден Красной Звезды в Турции получил. Всё постепенно и узнаешь, Сергей. Семья твоя в ДОСах уже, в твоей квартире тебя ждёт

– Что с этими-то, из списка? – вопрос забурил буравчиком мою голову.

– Нормально. Живут, работают. А что с ними станет-то? Прапорщик Пухтин зону какую-то охраняет в Коми АССР. На хорошем счету, между прочим. Медведкин в этой зоне сидит. Тоже на хорошем счету, вот досрочно его выпускать будут. Украл деньги из бухгалтерии своего завода лет 5 назад, вот и получил. Об остальных – возмёшь оперативку в центре прогнозирования, и ознакомишься. Да, кстати. Один из списка этого умер. Ельшин. В пьяной драке ему кто-то голову разбил. Спился человек, почему-то выше дворника не поднялся. Драться любил, дебоширить.

Как-то так, в общем.

– Значит их не истребил Сталин-то.

– А нафига ему это нужно было? Посмеялся и в стол себе список бросил. Видимо он не по личностям удар спрогнозировал, а по системе. Но узнаешь всё. Со временем.

По коридору я уже шёл один. Никто меня не сопровождал, я смотрел в окна, вдоль которых проходил мой путь. Дети качаются на качелях, какой-то мужик в советской военной форме подбрасывает ввысь громко пищащую от счастья девочку.

– Добро пожаловать в рай – усмехнулся я, почесав шрам на затылке. Рана, полученная в честном бою с исламистами в Таджикистане, Турции. Нужное подчеркнуть.

Госпиталь

Хорошо-то как!

Климов уселся на скамейку и вытянулся. Он такого блаженства давно не ощущал. Питерский госпиталь в ночи потерял свою электрическую освещённость, окна главного корпуса смотрели в спину тёмными глазницами окон. Тем не менее не потеряв своей уютности, в ночной тиши госпиталь просто спал.

Не знает Климов, что его дёрнуло среди ночи встать, тихо покинуть свою палату и стараясь не потревожить спящую на посту медсестру выйти в эту августовскую ночь. Усталость наверное, эти долгие капельницы и таблетки, собеседования с нейрохирургом, который завтра приступит к тому, ради чего Климова сюда привезли. Контузия не прошла даром, и под черепом Климова осталось то, что можно удалить только посредством трепанации.

– Дело житейское – усмехнулся Климов, и от этой мысли какая-то нелепая дрожь пронеслась под госпитальным халатом, захотелось закурить. Он смотрел за ограду госпиталя, пустынность Суворовского проспекта ничуть не напрягала. Ветерок принёс к скамейке Климова запах настоящего костра.

– Не пойду в палату – решил он. Слишком хорошо. Давно так не было…