Страница 22 из 85
И не было такой силы, которая оторвала бы в те дни Вольфганга от работы, мелодии так и рвались из него наружу — и в начале июля партитура «La fmta semplice» — «Притворной пастушки», — как называлась опера, уже готова и ничто постановке не препятствует.
Да, но чёрта лысого — это я пользуюсь любимым выражением Леопольда Моцарта. Кто принимал в расчёт закулисную дипломатию? Арендатор театра, итальянец Афлиджио[50], обещавший Моцартам золотые горы, сделавший поначалу ставку на сенсационный успех оперы двенадцатилетнего композитора в собственной постановке, вдруг идёт на попятную и постановку откладывает.
Отсрочка следует за отсрочкой, и это выводит Леопольда Моцарта из себя. Он требует, чтобы итальянец сдержал наконец данное им слово, на что тот — вот верх наглости! — заявляет ему: «Va Bene[51], я ваша опера поставить, если вы требовать. Но вы не получать удовольствия — я заставлю на неё насвистеть».
Эта откровенная подлость переполнила чашу терпения. Оскорблённый Леопольд Моцарт потребовал немедленно вернуть партитуру и в тот же день подал императору жалобу на антрепренёра. Достиг ли он этим чего-нибудь, вопрос для меня спорный, Афлиджио платит довольно крупную сумму за аренду театра, а кроме того, публично пообещал ещё в этом году собрать в Вене французскую труппу, отчего наши венцы сразу пришли в телячий восторг.
Так «Притворная пастушка» пала жертвой заурядной интриги, а Моцарты, несколько месяцев тщетно прождавшие её постановки, сильно поистратились. Не приходится удивляться словам Леопольда Моцарта, когда он жалуется, что Вена его разорила.
Но под конец я всё же приберёг приятное для вас известие. Вы наверняка слышали о враче Фридрихе Антоне Месмере[52], который своим «магнетическим и чудесным» методом лечения заставил говорить о себе в Вене и к которому толпами стекаются пациенты, особенно дамы; после жалоб на все мыслимые и немыслимые хвори он производит с ними какие-то таинственные манипуляции — и после них все сразу — якобы! — обретают вновь утерянное было навеки здоровье.
Этому быстро разбогатевшему благодетелю принадлежит чудесное имение недалеко от городских ворот Вены, с красивым садом, где стоят поросшие дёрном скамьи и за живой изгородью — настоящий летний театр. Месмер слышал Вольферля у князя Голицына, а так как сам выдаёт себя за знатока и ценителя музыки, то предложил Вольфгангу за весьма солидный гонорар написать немецкий зингшпиль для своей летней сцены. Видели бы Вы Вольфганга при этом известии: от радости он чуть не до потолка подпрыгнул!
«Вот это заказ по мне! — воскликнул он, торжествуя. — Теперь они увидят, чему я научился!»
И сразу протянул мне исписанную до последней страницы рукой добряка Шахтнера толстую тетрадь. В ней был обработанный им, Шахтнером, перевод текста либретто популярной в Париже оперетты-пародии «Les amours de Bastien et Bastie
И это ему удалось. Несколько дней назад, чудесным осенним вечером, он показал нам эту историю ревнивых пастуха и пастушки в имении Месмера «Буэн Ретиро». После моего беглого знакомства с «Притворной пастушкой» я никак не ожидал, что арии и дуэты окажутся настолько пленительно-ласковыми — они имеют все шансы обрести популярность.
Как славно было бы, если бы Вы присутствовали при этом и своими глазами видели, как темпераментно мальчик-дирижёр со свёрнутыми в трубку нотами руководил небольшим оркестром, сидевшим в увитой плющом беседке — Ваше сердце сжималось бы от радости, как и моё.
Одно для меня несомненно: эта прелестная музыкальная пастораль может положить многообещающее начало новому лёгкому жанру в нашем оперном репертуаре, и я совершенно уверен, что новый немецкий Перголези[54], имя которого Вольфганг Амадей Моцарт, ещё не раз одарит нас удивительными сюрпризами в этой области.
Вот видите, любезнейшая подруга, после многих невесёлых историй мне всё же удалось Вас порадовать.
Я заканчиваю письмо в надежде, что Вы не будете на меня в обиде за долгое молчание.
Остаюсь преданный Вам
Игнац фон Вальдштеттен».
Графиня Шлик сложила письмо и с некоторой грустью в голосе спросила:
— Ну, что скажешь, Ангелика?
— Письмо Вальдштеттена меня не удивило. В глубине души я давно опасалась, как бы на это стремительно взошедшее музыкальное созвездие не набежали тучи. Похоже, сам Вольферль воспринимает это не столь болезненно, как его отец. Он обладает свойственной юности уверенностью в себе, и это очень хорошо. В свою звезду надо верить! Терниев настоящему художнику не избежать, но я не сомневаюсь, что композитор Моцарт когда-нибудь затмит своим сиянием Моцарта-исполнителя.
Часть вторая
ГЕНИЙ НА БАРЩИНЕ
I
Когда Леопольд Моцарт по возвращении из Вены наносит свой первый визит архиепископу — на сей раз в сопровождении сына, — его вопреки всем предсказаниям встречают в высшей степени любезно. В словах князя церкви звучат искренняя благожелательность и сожаления по поводу серьёзных ударов судьбы, о которых ему хорошо известно из писем брата и письма графини ван Эйк своему отцу, главному казначею. Упомянув об опере, не поставленной на сцене из-за чьих-то происков, он говорит, что желал бы доставить композитору удовольствие и поставить её в Зальцбурге, если Лолли и Гайдн сочтут её удачной, и образованный Вольфганг говорит:
— О-о, это было бы чудесно! Музыка, правда, звучит у меня в ушах, но как хотелось бы услышать её в исполнении настоящих певцов и оркестра — тогда бы я понял, чего в ней не хватает.
— Ну, тогда каждый из нас кое-что получит: ты чему-то научишься, а я услышу что-то новенькое. — И архиепископ треплет его по плечу. — Я рад, — обращается он к отцу, — что, несмотря на все успехи, мальчик сохранил свою детскую природу. Сколько тебе лет?
— Скоро сравняется четырнадцать.
— Выходит, ты уже восемь лет выступаешь как музыкант. А что ты за это время сочинил?
— Десять опусов для клавира, семнадцать сонат для клавира и скрипки, сонату для четырёх рук, шесть дивертисментов, серенаду, девять симфоний для оркестра, одну кирию[55], три церковных сонаты для двух скрипок, баса и органа, оркестровую кантату, одну обедню и четыре оперы.
— Это весьма и весьма похвально. Если ты и впредь будешь трудиться так плодотворно, то ты ещё превзойдёшь Чести[56], который, по слухам, написал сто пятьдесят опер.
Обратившись к отцу, он сообщает, что намерен и в будущем предоставлять ему отпуск для концертных поездок, не выплачивая ему, правда, содержания за это время; в данном случае он намерен сделать исключение из правил ввиду болезней детей и других неожиданных осложнений.
— Ваша княжеская милость, можете быть уверены, что я буду строго придерживаться ваших предписаний.
— Вы как будто предполагаете вскоре вновь покинуть нас?
— В ближайшее время — нет. Но Италия до сих пор для нас terra incognita[57], и мне хотелось бы познакомить с нею моего сына — для его же пользы.
50
Афлиджио Джузеппе (ум. в 1787 г.) (дон Миркати, дон Пепе-младший) — итальянский авантюрист, капитан-лейтенант австрийской армии (1754), директор венских театров в 1767—1779 гг., актёр, шулер, фальшивомонетчик. Умер в тюрьме.
51
Хорошо (ит.).
52
Месмер Фридрих Антон (1733—1815) — австрийский врач, автор медицинской системы, основанной на представлении о «животном магнетизме». Месмер считал, что планеты действуют на человека посредством особой магнитной силы, и человек, овладевший этой силой, способен излучать её на других людей, благотворно действуя на течение всех заболеваний. Несостоятельность теории Месмера была установлена в 1774 г. специальной комиссией.
53
«Любовь Бастьена и Бастьенны» (фр.).
54
Перголези Джованни Баттиста (1710—1736) — итальянский композитор, один из виднейших представителей неаполитанской оперной школы. Создал более 10 опер, ряд ораторий, кантат, церковных произведений. Его опера «Служанка-госпожа» положила начало расцвету оперы-буффа в Италии.
55
Кирия — католическое песнопение, начальный раздел мессы.
56
Чести Марк Антонио (наст, имя Пьетро) (1623—1669) — итальянский композитор, певец и капельмейстер. Один из крупнейших оперных композиторов XVII в.
57
Неизвестная страна (ит.).