Наполеон

Первого марта, в среду, в три часа дня, Наполеон, находящийся в гавани Антиба, приказал дать залп из двух орудий и поднять трёхцветный флаг. Двигаясь самым коротким путём, он преодолел расстояние в сто семьдесят миль за шестьдесят три часа. Если отметить на карте пути всех заинтересованных кораблей, покажется просто удивительным, как ему удалось не попасть в расставленные сети. Однако он встретил всего один корабль и благополучно расстался с ним. Крошечный участок моря на деле оказался безмерно широким.

В этот день Кемпбелл сделал следующую запись:

«Размышляя над тем, что задумал Наполеон, и пытаясь привести в соответствие сведения, полученные от Шевалье де Тара и мистера Грэттэна, разумно предположить, что Наполеон несколько дней прятался на Капрае или Горгоне, чтобы сбить «Партридж» со следа и ночью неожиданно захватить Ливорно. Это вполне осуществимо. Он мог бы достать там деньги, провизию, боеприпасы и всё ему необходимое, а также получить доступ к надёжным средствам связи с Мюратом, который бы направил часть своих войск, чтобы встретить Наполеона во Флоренции. Часть флота Мюрата с войсками могла бы временно компенсировать отсутствие Наполеона в Портоферрайо, либо туда мог бы прийти весь флот из Неаполя».

Бедный Кемпбелл! Такая искусная и тщательно разработанная схема действий, в которой всё учтено: этот план сделал бы честь любому полководцу. Но отличительная черта любого гения в том, что он, как правило, принимает неожиданно простые решения, которые вначале кажутся невыполнимыми, а потом — «единственно разумными». Кемпбелл изучал Наполеона в течение десяти месяцев, но не мог предположить, что тот примет наиболее простое решение: направиться во Францию и захватить её! Да и кто бы мог это предположить? Полковника не в чем винить.

Наполеон сошёл на берег около четырёх часов дня, однако войска стояли лагерем у дороги в Канны до двух часов утра, всю ночь шла разгрузка судов. Если бы Небеса проявили некоторую благосклонность к англичанам и послали им сильный попутный ветер, то при скорости в восемь или девять узлов, развить которую корвету ничего не стоило, он мог бы подойти к Антибу около полуночи и нанести Наполеону сильный удар. Ади и Кемпбелл были настроены очень решительно, и на берег непременно был бы высажен десант британских морских пехотинцев. На побережье Ривьеры произошло бы настоящее сражение между британской морской пехотой и гвардейцами императора. Однако все эти «если бы да кабы» ничего не стоят, так как в семь тридцать «Партридж» повернулся к императору кормой и медленно, при встречном ветре, поплёлся к острову Капрая. Нет ничего удивительного, что достоверность рассказов полковника Кемпбелла о том дне вызывает сомнения. Это ещё раз подрывает его репутацию беспристрастного свидетеля.

Глава 19

ПУТЬ К ВАТЕРЛОО

«Представляется крайне необычным, — писал Кемпбелл позднее, — что войскам удалось высадиться на берег, что они стояли там лагерем с середины одного дня почти до рассвета следующего и что это не вызвало повышенного внимания и власти не приняли в связи с этим никаких мер».

Для Наполеона в этом не было ничего удивительного. Он предсказывал это ранее. Его высадка на берег была подобна появлению быка в посудной лавке — никто не знал, что делать в этой ситуации. Поэтому Наполеон, одетый в свой серый китель, безмятежно сидел под деревом у дороги в Канны. Солдаты в лагере «очень шумели и веселились». Они непрерывно пели песню, начинающуюся со слов: «Что может быть лучше...» Многие из них были заняты на разгрузке кораблей или распространяли воззвания, другие прочёсывали все вокруг в поисках лошадей, за которых платили деньгами. Наполеон вздремнул на земле, под двумя одеялами, и в два часа утра отправился вглубь страны верхом на Таурисе, светло-сером жеребце.

Тем временем безжалостный морской бог никак не мог оставить «Партридж».

«2 марта. Весь день — почти полное безветрие. Стоим рядом с Капраей».

В этот же день Наполеон со всем своим войском и двумя единицами артиллерии, преодолев по горным дорогам тридцать одну милю за двадцать часов, достиг Грасса; Камбронн двигался впереди с небольшим авангардом. Наполеон заметил, что у месье Саварана нет лошади, и дал ему денег, на которые тот её купил.

«3 марта — Капрая. В 04.00 с корабля, стоящего в трёх милях от берега, на остров направили шлюпку. Рассказы коменданта и мэра совпали со сведениями месье Грэттэна, однако противоречили утверждениям Шевалье де Тара. Это практически полностью доказывало правильность нашей первой догадки. Таким образом, капитан Ади опять ложится на курс к Антибу».

Капитан Ади был очень расстроен. Ему ни за что не следовало соглашаться с историей Шевалье.

   — Либо он просто плохой моряк, — сказал он, — либо он обманул нас умышленно.

За ужином Кемпбелл заметил:

   — Одно любопытное обстоятельство. Мне сообщили, что на Эльбе некоторые уверены, будто англичане попустительствовали бегству Наполеона.

   — Мы наделали столько ошибок, — с горечью ответил Ади, — что эти домыслы ничуть не удивительны.

А в это время Наполеон входил в Динье (на расстоянии пятидесяти миль от берега), во главе пятидесяти конных офицеров и небольшого количества кавалерии и пехоты.

«5 марта. Почти полный штиль в течение всего дня».

Запись в бортовом журнале: «Сделали два выстрела в направлении одного подозрительного корабля... Генуя в восьми милях от нас... члены экипажа заняты тем, что плетут друг другу небылицы».

Наполеон двигался к Систерону, расположенному в двадцати милях, по горным дорогам.

6 марта. Для многих — весьма печальный день.

«Штиль, — записано в бортовом журнале. — Генуя в шести лигах».

Неподалёку от Савоны «Партридж» встретил транспортное судно «Лорд Веллингтон».

Капитан Ади на шлюпке посетил транспорт. Через некоторое время Кемпбелл застал его в штурманской рубке склонившимся над картами. Ади без слов протянул ему грубо нацарапанное послание:

«СООБЩАЮТ, ЧТО НАПОЛЕОН ВЫСАДИЛСЯ РЯДОМ С АНТИБОМ НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ НАЗАД. ЗАДЕРЖАТЬ ЕГО НЕ УДАЛОСЬ, ОН НАПРАВИЛСЯ ВГЛУБЬ СТРАНЫ».

Итак, всё было кончено.

   — Что же теперь? — вопросил Кемпбелл, весь побелевший.

   — Интересно, — сказал Ади, — что они имеют в виду, написав «несколько дней»?

Он быстро просчитал расстояния и угрюмо сказал:

   — Сорок.

   — Что вы имеете в виду?

   — Я имею в виду, что мы были всего в сорока милях от Антиба, когда дрейфовали той ночью.

   — Иными словами, мы могли его поймать?

   — Не смогу сказать до тех пор, пока не узнаю, где он высадился. Но мы были близки к этому.

   — Какое несчастье!

   — И теперь я думаю, — печально проговорил капитан, — что это его корабли мы видели в понедельник — неделю тому назад — в районе Капраи.

Мысль была слишком мрачной, чтобы обсуждать её вслух.

   — Н-да... Может, по стаканчику рома?

За ромом двое офицеров выражали друг другу сочувствие, успокаивали друг друга, просили друг у друга прощения за многочисленные промахи и вскоре стали лучшими друзьями. Они продолжали обсуждать сложившуюся ситуацию, и Кемпбелл утешался тем, что могло бы быть, если бы не... Если бы он не уехал на материк! Если бы они бросились преследовать те «три корабля в поле зрения»! Если бы они не повстречали «Флёр де Лис»! Если бы не повернули в сторону от Антиба! Если бы дул хороший ветер!

Ади все эти «если» утешения не приносили — он давно уже привык ко всем изменениям ветра и погоды. А Кемпбелл записал в дневнике:

«Только из-за задержки судна («только!») для переговоров с капитаном «Флёр де Лис» «Партриджу» не удалось прибыть в Антиб практически в то же время, что и Наполеону. Это лишило нас возможности уничтожить его — возможности, которая была у нас почти в руках».

Незначительное, но весьма характерное преувеличение. «Задержка судна для переговоров» составила не более часа сорока минут. «Возможность» была упущена по совсем другим причинам.