Страница 2 из 108
Я тихонько опустилась на стул, наблюдая за ним и ожидая, пока мужчина сам начнёт разговор. Помогать ему и спасать от ощущения неловкости я была не намерена. Движения Чина, пытавшегося вилкой выловить скорлупу, были суетливыми и неловкими, очень нехарактерными для его точных чутких пальцев, и почему-то это вызывало раздражение.
-- Ты рано сегодня, -- всё-таки заговорил он, накрывая сковороду крышкой, опустил ладони на тумбочку. В мою сторону не посмотрел, разглядывая не то собственные руки, не то узорчатую плитку на стене. А я внимательно разглядывала мужчину и ждала, пока он наконец скажет то, что должен, и провалит из моей жизни.
-- Так получилось, -- поморщившись, отмахнулась я. Желание делиться с ним страхами и подробностями ночного кошмара пропало вместе с зубной щёткой из ванной комнаты.
-- Фириш, я... ухожу, -- всё-таки решился он. -- Хотел избежать разговора, оставил тебе письмо в прихожей, но раз так... Прости, но я так больше не могу.
-- Ты у меня прощения просишь или у яичницы? -- тихо уточнила я, тщетно пытаясь отыскать в себе боль и обиду. Но было тоскливо, скучно и пусто. И немного противно -- от всей этой сцены, от этого глупого разговора, от глупого сна, заставившего меня подскочить в такую рань. А ещё почему-то холодно, хотя Тёмная сторона холодами не балует. Может, лучше было бы проснуться позже и просто прочитать письмо?
-- Я... в Домну, почему я вообще должен просить прощения?! -- раздражённо воскликнул он, с грохотом передвинул сковороду на соседнюю холодную горелку и резко развернулся на месте. -- Я так больше не могу, довольна?
-- Как -- так? -- переспросила я, разглядывая его лицо. Узкое, одухотворённое, с большими печальными тёмными глазами, обрамлённое спадающими на плечи волнистыми волосами цвета "быстрой лавы" -- ярко-оранжевыми, будто даже светящимися. Тонкая фигура; скорее изящная, чем мужественная, но при этом не производящая впечатления слабости. Так обычно сложены танцоры. Красивый и знающий об этом мужчина.
-- Жить в твоей мастерской! -- он всплеснул руками. Жест был какой-то удивительно некрасивый, визгливо-женский и наигранный, истеричный.
-- Ты туда даже не заходишь, -- поморщилась я, не отводя взгляда.
-- Зато она заходит ко мне! -- Чичилин скривился. -- От тебя пахнет не духами, как от нормальных женщин, а смазкой. По всему дому раскиданы детали, даже в еде твои проклятые гайки, а в холодильном шкафу на самом видном месте -- банка с вонючей бурой жижей!
-- Это моя работа, -- лёгкое пожатие плечами в ответ и спокойный ровный голос. Я разглядывала искажённое обидой красивое лицо и думала, насколько же, оказывается, просто обмануться в человеке. Я ведь его любила! -- От тебя тоже порой пахнет растворителем, но я же не возражаю против твоей работы.
-- Вот! В этом вся разница! -- окончательно взвился он. -- Это у тебя работа, ремесло, а моя жизнь -- искусство! Творческому человеку нужна муза, а ты... слишком приземлённая, слишком примитивная. Сердце Домны, да мне порой вообще кажется, что ты не женщина!
А, впрочем, полноте! Разве я могла в самом деле полюбить это эгоистичное пустое существо? Красивую куклу. Машината с человеческим лицом. Увлеклась. Привыкла к уюту, к присутствию в моей жизни кого-то более близкого, чем коллеги по работе и друзья. К постоянному присутствию в моей постели мужчины. Наверное.
Наверное, я смогу поверить в это достаточно скоро...
-- Кто она? -- не дала ему продолжить, и опять голос прозвучал спокойно, отстранённо. Есть повод собой гордиться. Или нет? Это было не проявление выдержки, а какое-то пустое безразличное отупение. Мне было неинтересно, скучно и противно. Гораздо сильнее занимал вопрос, уж не из-за этого ли события мне приснился тот кошмар?
Чин разом осёкся и весь как-то сдулся, запал его иссяк. Похоже, вопрос оказался очень правильным и попал точно в цель.
-- Достойная милая девушка, ты её не знаешь, -- нервно отмахнулся он. -- Мы познакомились на моей выставке...
-- Кто она? -- с нажимом переспросила я.
-- Шантар ту Таре. Очаровательная особа с великолепными манерами, изумительным чувством прекрасного. Она...
-- Чивин ту Таре ей кто? -- перебила устало поток восхвалений.
-- Отец, -- сдался Чин, отводя взгляд.
-- Надо думать, у дочери одного из богатейших людей Тёмной стороны, "властелина пара" Чивина ту Таре, есть и великолепные манеры, и чувство прекрасного, -- прозвучало опять спокойно, даже почти без издёвки. -- Только предупреждаю, ту Таре очень не любит бездельников, пустобрёхов и прожигателей жизни. И когда охрана спустит тебя с голой задницей по ступеням от самой причальной вышки его Дымной Башни, ползи зализывать раны куда угодно, но только не ко мне. Проваливай. Ключ можешь оставить себе, я всё равно планировала сменить замки.
-- Ты наговариваешь...
-- Я неясно выразилась? -- оборвала я, повысив голос. -- Или ты сам дверь не найдёшь, и мне надо тебя вышвырнуть?
-- Желаю тебе найти идиота с хроническим насморком и близорукостью. Может, он на тебя позарится! Или механическую игрушку себе какую заведи для постели, -- огрызнулся Чичилин, рванул на себя сюртук, уронив стул, и выскочил из кухни.
Я слышала, как спустя несколько секунд, лязгнув, открылась и закрылась входная дверь. Некоторое время просидела неподвижно, с пустой головой и пустым сердцем, стучавшим тихо и робко, будто боящимся привлечь к себе внимание. Резко встала, обошла стол, подняла стул. Рывком открыла один из ящиков, достала оттуда вилку и, шумно брякнув на стол подставку для горячего, водрузила сверху сковородку и принялась есть сыроватую яичницу.
Руки дрожали. И губы дрожали. И вообще меня всю целиком порой мелко потряхивало, будто било током, но я упрямо держалась, монотонно работая челюстями и не чувствуя вкуса еды.
Я не буду из-за всего этого переживать. Ну, подумаешь, меня бросили! Со всеми такое случается, не трагедия. Трагедия была бы, если бы это ничтожество осталось со мной рядом дольше или, хуже того, я всё-таки решилась бы создать с ним семью. А так... да плевать я на него хотела! Художник, чтоб его мазня в сердце Домны горела! Никогда мне эта кособокая безвкусица не нравилась, и хорошо, что больше не придётся щадить эту "тонко чувствующую натуру" с его "прогрессивным искусством". Пусть его дочка ту Таре теперь развлекает и расхваливает!
Да и в постели он был так себе. Эгоист.
В общем, такими темпами я в конце концов накрутила себя с тоски и обиды на здоровую злость. Мелькнуло мстительное желание воспользоваться знакомством и рассказать богатому папочке, какое домашнее животное вознамерилась завести себе его дочь, но тут я уже на себя шикнула. Не хватало ещё опускаться до такой мелочности! Сами разберутся, не моё дело, да и степень моего знакомства с господином ту Таре не предусматривала подобных откровений.
Чивин ту Таре пользовался моими профессиональными услугами, когда требовался взгляд независимого эксперта, и с большим уважением относился к моей работе, а я отвечала ему примерно теми же чувствами. Этот почтенный мужчина и отец большого семейства был человеком резким и прямолинейным в общении, с работников спрашивал строго, но на их спинах не ездил и вообще старался щадить людей, умел ценить преданность. А ещё обладал феноменальным чутьём, которое и позволяло этому мужчине вот уже который оборот сохранять за собой негласный титул властелина пара -- человека, идущего на шаг впереди прогресса и ведущего его за собой.
Размышления о приятном, а Чивин был мне весьма приятен, позволили немного взять себя в руки, но заставили всё-таки оставить в памяти зарубку: понаблюдать, как будут развиваться отношения моего бывшего любовника и дочери этого уважаемого человека, и если всё будет совсем уж грустно, обратиться к нему напрямую. Не из мстительных соображений, а во избежание трагедии в семействе столь уважаемого мной лица.