Страница 17 из 249
Затем Конвей удалился на другую половину комнаты через небольшую дверь в прозрачной перегородке. Края двери были обведены белой краской. Он решил дать гоглесканке время свыкнуться с обстановкой.
Вейнрайт уже успел унести аккумуляторные ячейки и притащил трехмерный проектор, содержавший все записи, сделанные днем раньше, а также основную информацию по предыдущим процедурам первого контакта с представителями других видов. К аппаратуре лейтенант присовокупил все медицинское оборудование Конвея.
– Я буду за стенкой у монитора, проведу запись, – сказал Вейнрайт. И, задержавшись в дверном проеме, добавил:
– Ознакомительные записи Коун уже видела, но я подумал, что вам, может быть, захочется еще раз показать ей пятиминутный сюжет о Главном Госпитале Сектора. Если понадобится что-нибудь еще, дайте мне знать, доктор.
Конвей и Коун остались наедине, разделенные тонкой непроницаемой прозрачной перегородкой и расстоянием в три метра. Слишком далеко.
Конвей прикоснулся ладонью к прозрачной стенке на уровне своего пояса и сказал:
– Прошу подойти как можно ближе и попытаться прикоснуться манипуляторным выростом к своей стороне перегородки. Спешить не нужно. Цель состоит в том, чтобы дать вам привыкнуть к непосредственной близости со мной без реального физического контакта...
Конвей продолжал произносить успокаивающие речи. Коун подходила все ближе и ближе и, наконец, несколько раз подряд боязливо приблизившись к перегородке почти вплотную и вновь в испуге отступив, решилась осторожно коснуться прозрачной стенки пучком гибких игл напротив ладони Конвея. Свободной рукой Конвей медленно поднял сканер и прижал его к перегородке на уровне головы гоглесканки. Он ни о чем не просил ФОКТ, но Коун сама наклонила голову как можно ближе к прозрачной преграде.
– Великолепно! – обрадовался Конвей и, настроив сканер, сказал:
– В физиологическом строении гоглесканцев существуют особенности, с которыми мне прежде сталкиваться не доводилось, однако в целом по строению организма ваш вид сходен со многими теплокровными кислорододышащими существами. Различия наблюдаются в основном в области черепа. Именно ее предпочтительно исследовать наиболее внимательно и найти объяснение наличию ряда структур, причем эти объяснения могут оказаться отличными от чисто физических.
Если сформулировать задачу вкратце, – продолхал Конвей, – мы обследуем практически здоровое существо, которое периодически ведет себя аномально. Если мы предположим, что картина поведения гоглесканцев сложилась в результате сочетания факторов окружающей среды и эволюции, нам следует начать с разговора о вашей истории.
Он дал Коун несколько мгновений для осмысления сказанного, после чего продолжал:
– Лейтенант Вейнрайт, утверждающий, что он – неплохой археолог-любитель, рассказал мне о том, что со времен появления на Гоглеске ваших нецивилизованных предков на вашей планете не происходило никаких серьезных природных катаклизмов. Не отмечалось ни изменения орбиты вращения, ни выраженной сейсмической активности, ни обледенений, ни сильных колебаний климата. Все это указывает на то, что характер поведения гоглесканцев, в настоящее время тормозящий прогресс цивилизации, развился в ответ на угрозу со стороны внешних врагов в незапамятные времена. Что это за враги или что это были за враги?
– У нас нет врагов в природе, – поспешно ответила Коун. – Никто не угрожает нам на Гоглеске, кроме нас самих.
А вот в это Конвею верилось с трудом. Он передвинул сканер к одному из жал, укрытых шерстью, обнаружил под ним мешочек с ядом и спроецировал увеличенное изображение на экран монитора, чтобы его получше рассмотрела Коун.
– Это, – сказал Конвей, – мощное средство защиты или нападения, которым вас снабдила природа. Без веской причины оно не появилось бы. Существуют ли какие-либо воспоминания, письменные или устные сведения о каком-нибудь злобном хищнике, от которого приходилось защищаться столь смертоносным оружием?
Гоглесканка вновь ответила «нет», однако Конвей обратился за помощью к Вейнрайту, чтобы тот рассказал гоглесканке о местных ископаемых. Отозвавшись, Вейнрайт сообщил Конвею, что Коун несколько раз видела останки местных ископаемых, но не знала, что эти зверюги представляли собой при жизни, и вообще не придавала им никакого значения. Население Гоглеска вообще не имело такой научной дисциплины, как археология. Но теперь, когда он разъяснил Коун, что означают странные отпечатки на камнях и кое-какие странные окаменелости, Вейнрайт полагал, что гоглесканская целительница запросто может стать матерью этой науки на Гоглеске.
– Случалось ли вам видеть страшные сны об этом звере? – поинтересовался Конвей, не отрывая глаз от дисплея сканера.
– Он виделся только в детских фантазиях, – настолько торопливо отозвалась Коун, что Конвею показалось, что она жаждет сменить тему беседы. – Сознание взрослых они тревожат редко.
– Но когда они все-таки вам мерещатся, – не отступал Конвей, – какими вы их видите? Как они выглядят?
Последовала пауза длиной в минуту, не меньше. В течение нее Конвей старательно обследовал сканером внушительный пучок мышц, окольцовывавших мешочек с ядом и основания жал. Он явно коснулся болезненной темы и ждал крайне важного для себя ответа.
Однако ответ его разочаровал. После такого ответа возникало множество новых вопросов.
– Это существо не имеет четкой физической формы, – отвечала ФОКТ. – Во сне возникает ощущение ужасной опасности, необъяснимой угрозы, исходящей от быстро передвигающегося, злобного существа, способного кусать, рвать на части и проглатывать свою жертву. Такие фантазии пугают детей, такие мысли тревожат взрослых. Дети могут дать выход своему страху и сбиться в кучку, потому что вместе им не так страшно, – но они не обладают достаточной физической силой, чтобы произвести большие разрушения. Взрослым же следует избавляться от этой дурной психологической привычки, и потому они стараются и умственно, и физически держаться поодаль друг от друга.
Конвей обескураженно уточнил:
– Следовательно, маленьким гоглесканцам можно соединяться при желании, а взрослым нельзя?
– Малышей удержать от этого трудно, – отвечала ФОКТ, – но им внушается, что это дурно, чтобы у них не сформировалась привычка, расстаться с которой в зрелом возрасте крайне тяжело. Я догадываюсь, что вы очень желали бы пронаблюдать за процессом соединения детей, который не повлек за собой разрушений. Однако пристальное наблюдение за соединением детей невозможно без того, чтобы не вызвать сильнейших психических потрясений у их родителей, а эти потрясения непременно спровоцируют непроизвольное соединение взрослых.
Конвей вздохнул. Коун опередила его – он ведь собирался попросить ее именно об этом. Он задал гоглесканке другой вопрос:
– Внешний вид представителей моего народа сколь-либо напоминает вам ваши детские фантазии?
– Нет, – отвечала Коун. – Но совершенное вами вчера тесное сближение, а в особенности – физический контакт с гоглесканцем произвели впечатление угрозы. Реакция и испускание сигнала тревоги были инстинктивными, логически необъяснимыми.
Конвей беспомощно проговорил:
– Если бы знали точно, достоверно о том, что лежит в основе этой видовой панической реакции, мы могли бы попытаться ликвидировать ее. Как же оно выглядит, это ваше страшилище?
Коун молчала так долго, что Вейнрайт не выдержал и решил вмешаться в разговор. Из коммуникатора сначала послышалось вежливое покашливание, а затем – голос лейтенанта:
– Нельзя ли заключить на основании приблизительных описаний и тех фактов, что это существо передвигалось быстро, нападало бесшумно, терзало и глотало свою жертву, что оно было большим летающим хищником?
Конвей, обдумывая эту версию, старательно изучал нервные волокна, связывающие тоненькие блестящие стебельки, лежавшие на макушке у Коун посреди жесткой шерсти. Стебельки соединялись с небольшой, сильно минерализованной долей головного мозга, лежавшей ближе к его центру.