Голубая роза. Том 1

Конор поймал себя на том, что внимательно изучает Тино. Тот напоминал картинку из SQ. Тино всегда прекрасно выглядел, но особенно хорошо – у себя в ресторане. Конор заходил в его ресторан раза два в год, но большую часть денег тратил обычно в баре. Однажды он видел там аппетитную маленькую китаяночку, которая, очевидно, и была Мэгги Ла.

– Эй, Тино, какое самое лучшее блюдо в твоем ресторане? – Конор подчеркнул интонацией слово “лучшее”, но никто, видимо, этого не заметил.

– Наверное, утка по-сайгонски, – ответил Тино. – По крайней мере, у меня оно на сегодняшний день любимое. Жареная маринованная утка с рисовой лапшой. Потрясающий вкус. Это невозможно описать.

– А туда ты тоже кладешь этот их рыбный соус?

– Нуок-мам? Конечно.

– Не понимаю, как люди могут есть всю эту гадость. Помнишь, когда мы были там, мы ведь точно знали, что это совершенно несъедобно.

– Нам было тогда по восемнадцать лет. У нас были другие представления о том, что такое хорошая пища. Нам казалось, что это – огромный бифштекс с жареной картошкой.

Конор не стал признаваться Тино, что ему до сих пор так кажется. Он допил остававшуюся в фужере водку и почувствовал, что настроение непоправимо испорчено.

4

Но через какое-то время все опять стало, как в прежние дни. Конор узнал, что, кроме обычных трудностей и проблем, которыми изобиловала жизнь Тино Пумо, ему приходится теперь иметь дело с дополнительными сложностями, связанными с Мэгги Ла. Дело в том, что девушка была лет на двадцать младше Тино и не только такой же сумасшедшей, как он сам, но к тому же гораздо умнее его. Как только они сошлись, Тино, по его словам, начал чувствовать слишком большое давление на себя. Это было абсолютно нормально, он не раз испытывал подобное ощущение с другими женщинами. Но что было необычно в его романе с Мэгги, так это то, что через несколько месяцев она исчезла. И теперь эта чертовка водила Тино за нос. Иногда она звонила по телефону, но упорно отказывалась сообщить, где находится. Иногда она посылала ему шифрованные сообщения на последней странице “Виллидж Войс”.

– Кто-нибудь из вас способен представить себе, каково читать последнюю страницу каждого номера “Виллидж Войс” в сорок один год? – вопрошал Пумо.

Конор Линклейтер покачал головой. Он-то ни разу не читал ни одной страницы ни одного номера “Виллидж Войс”

– Все ошибки, которые ты когда-либо совершал с женщинами, глядят на тебя с этой страницы, – продолжал Пумо. – Страсть к смазливым рожицам – “Симпатичная блондинка в футболке с глубоким вырезом в “Седутто”. Мы почти познакомились, и теперь я проклинаю себя за то, что не узнал адрес и телефон. Уверен, нам было бы хорошо вместе. “Позвони парню с рюкзаком. 581-490”. Романтический идеализм – “Зуки! Ты – моя звезда. Не могу жить без тебя. Билл”. Не менее романтическое отчаяние – “Схожу с ума с тех пор, как ты ушла. Несчастный из Йорквилля”. Мазохизм – “Жестокая девчонка. Не надо чувствовать себя виноватой – я все простил. Твой Грибочек”. Нерешительность – “Мескуит. Я все еще думаю. Маргарита”. И еще куча загадок с картинками, молитвы, а больше всего все-таки историй о разбитых сердцах, весь этот бред, на который способны молодые люди в двадцать с небольшим. И вот я должен рыскать глазами среди всей этой мути. Я несусь сломя голову купить эту бульварную газетенку, как только она появляется в среду утром. Я перечитываю последнюю страницу четыре-пять раз, потому что могу пропустить ее сообщение, не отгадать, под каким именно номером оно зашифровано. Да-да, я каждый раз должен ломать голову над тем, как обнаружить ее объявление. Иногда она подписывается “Первый Сорт”: это звучит как название местечка, откуда Мэгги родом. Иногда называет себя “Кожаной леди” или “Неполной луной”. Неполная луна изображена на татуировке, которую она сделала недавно.

– Где? – спросил Конор. Теперь настроение его было уже не таким плохим, просто он чувствовал, что изрядно набрался. Что ж, по крайней мере у него не такая сумасшедшая жизнь, как у Пумо. – На заднице что ли?

– Чуть ниже пупка, – ответил Пумо. У него был такой вид, как будто он сожалел, что он вообще коснулся этой темы.

– Что, прямо там? – удивленно спросил Конор. Черт возьми, хотелось бы ему присутствовать в этот момент в салоне татуировщика. Хотя китайские девчонки и не во вкусе Конора – все они напоминали ему женщину-дракона из “Терри и пиратов”, – он все же не мог не признать, что Мэгги была более чем хорошенькой. В ней все было приятно округлым. Она носила прическу под панка и джинсы, и балахоны, которые покупались уже дырявыми, как это модно среди молодежи, но даже это выглядело на ней, как будто только так и надо одеваться.

– Да нет же, говорю тебе! – Пумо начинал раздражаться. – Чуть ниже пупка. Трусики закрывают татуировку почти целиком.

– Да ведь это же все равно почти там, – не унимался Конор. – Половина луны наверное в ее волосах, а? А ты был там, когда парень делал ей татуировку? Она плакала, кричала?

– Конечно, был, можешь не сомневаться. Специально пришел проследить, чтобы этот парень не отвлекался от работы. – Пумо отпил из бокала. – И можешь себе представить, Мэгги даже глазом не моргнула.

– А какого она размера? – продолжал расспрашивать Конор. – С пятьдесят центов или больше?

– Если тебе так интересно, попроси Мэгги показать тебе, – взорвался наконец Пумо.

– О, да, я так и сделаю. Представляю себе, как это будет... До Линклейтера долетали обрывки разговора, который вполголоса вели между собой Пул и Биверс. Что-то там про Я-Тук и про парня, с которым Майкл разговаривал об этом во время парада.

– Бывший штурмовик? – расспрашивал Биверс.

– Выглядит так, как будто только что с поля боя, – улыбаясь, ответил Майкл.

– И что, этот парень действительно помнит меня? И сказал, что мне должны были дать медаль за храбрость?

– Он сказал, что тебе надо было дать медаль за то, что ты совершил, а затем отобрать ее за то, что у тебя хватило ума распустить язык перед журналистами.

Конор в первый раз слышал своими ушами, как Гарри Биверс пытается оспорить широко распространенное когда-то мнение, что именно он разболтал прессе все подробности того, что произошло в Я-Тук. И, конечно же, Биверс вел себя так, будто слышит об этом впервые.

– Но это же просто смешно, – доказывал он. – Что касается медали, я с ним согласен. Я горжусь тем, что сделал там, и надеюсь, что и вы тоже. Если бы это зависело от меня, мы все получили бы по медали. – Гарри на секунду отвлекся, поправляя складку на брюках. – Зато люди помнят, что мы поступили правильно. Это лучше любой медали. Люди согласны с тогдашним решением суда, если вообще помнят, что он был.

Конор недоумевал, как это Биверс может говорить такие вещи. Как это люди могут знать, что они поступили правильно, если даже те, кто побывал в Я-Туке, толком не знали, что же именно там произошло.

– Ты бы удивился, если бы узнал, сколько моих знакомых – я имею в виду адвокатов и судей – знают мое имя именно в связи с этой акцией. По правде говоря, репутация героя, пусть второстепенного, событий во Вьетнаме не раз помогала мне в профессиональном смысле. – Обжора оглядел всех присутствующих с таким слащавым выражением лица, что Конора затошнило. – Я не стыжусь ничего из того, что совершил в Наме. Все надо уметь обращать себе на пользу. Майкл Пул рассмеялся:

– Сказано от души, Гарри.

– Это просто необходимо. – Несколько секунд Гарри выглядел растерянным и уязвленным. – У меня такое впечатление, что вы все пытаетесь в чем-то меня обвинить.

– Я ни в чем тебя не обвинял, Гарри, – сказал Пул.

– Я тоже, – раздраженно произнес Конор. – И он тоже, – указал он на Тино Пумо.

– Мы все время были рядом, день за днем, шаг за шагом, – сказал Гарри, и Конору потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что лейтенант опять заговорил о Я-Тук. – Мы всегда помогали друг другу. Мы были одной командой. И Спитални тоже. Конор не мог больше сдерживаться.