Свет былого (сборник)

— Ну, конечно! — Взгляд Джона оживился. — Уеду, куда угодно. Я не дурак.

— Ну и хорошо.

Они посмотрели в глаза друг другу, и в голове Джека Бретона возникло странное ощущение. Его сознание соприкоснулось с сознанием Джона Бретона. Соприкосновение было кратким, легким, как касание пушинки, но пугающим. Такое с ним произошло впервые, но сомнений не было. И он успел понять, что Джон солгал, объявив, что готов с поклоном удалиться со сцены.

— Наверное, мы просто созданы, чтобы подхватить телепатическую лихорадку, про которую трубят, — тихо сказал Джон. — Ведь твой мозг и мой должны быть идентичными.

— Мне очень жаль.

— А мне нет. Я тебе почти благодарен, если на то пошло. Я не сознавал, как много для меня значит Кэт, но теперь я знаю. Так много, что я не могу уйти и оставить ее такому, как ты.

— Даже если альтернатива — смерть?

— Даже если альтернатива — смерть. — Джон Бретон сумел улыбнуться.

— Хорошо, пусть так, — твердо сказал Джек. — Пусть так.

— Но ведь ты меня все равно не отпустил.

— Я…

— Телепатия — двусторонний процесс, Джек. Минуту назад я узнал о тебе столько же, сколько ты обо мне. Ты убежден, что отпустить меня было бы слишком рискованно. Ну, и еще кое-что.

— А именно? — Джек Бретон с беспокойством обнаружил, что утрачивает инициативу в разговоре, где верх безусловно должен был бы оставаться за ним.

— В глубине души ты хочешь меня убить. Я воплощение твоей вины. Твое положение уникально: ты можешь принести величайшую искупительную жертву — убив меня — и все-таки остаться жить.

— Это словесное шулерство, если можно так выразиться.

— Нет. Я не знаю, что ты перенес, когда в твоем потоке времени Кэт погибла, но психологически ты стал калекой, Джек. Оказавшись перед проблемой, ты закрываешь глаза на все решения, кроме одного — того, которое удовлетворит твою потребность убить.

— Ерунда. — Джек отошел проверять, плотно ли задернуты занавески на оконцах подвала.

— Ты ведь это уже доказал… по твоему собственному признанию. — Голос Джона становился все более сонным.

— Валяй дальше.

— Когда ты совершил этот решающий переход во времени, тебе вовсе не требовалось брать ружье и убивать Шпиделя. Ты мог бы добиться того же, или даже больше, если бы вернулся к моменту дурацкой ссоры, между мной и Кэт, когда машина сломалась. Тебе было бы достаточно просто предупредить меня.

— По-моему, я объяснил тебе принципы хрономотивной физики, — ответят Джек. — Момент прибытия не выбирается. Сознание притягивается к ключевому событию, к решающему моменту.

— Об этом я и говорю! Я ведь тоже страдаю «гемикранией сине долоре». И за последние девять лет десятки раз видел цветные движущиеся зигзаги. И проделал десятки переходов — всегда к моменту ссоры, потому что знал, что все началось с него. В нем заключалась моя вина, но ты, Джек, не мог этого выдержать. Некоторое время ты с этим смирялся, а потом — ты рассказал нам про это в ту ночь, когда явился, — потом ты постепенно сфокусировался на сцене убийства. На улицу начали накладываться деревья парка. Потому что сцена убийства обладала для тебя особым магнетизмом. Дело в том, что Шпидель стал для тебя идеальным козлом отпущения. Это был момент убийства Кэт, и взвешивать вопросы добра и зла времени не было. Времени хватало только, чтобы убить…

— Нет — нет, — прошептал Джек.

— Взгляни правде в глаза, Джек, это твой единственный шанс. Ты и я в то время были одним человеком, и потому я знаю, что таилось в глубине твоего сознания. Ты хотел, чтобы Кэт умерла. Когда приехал Конвери в тот первый раз, ты услышал тот же внутренний голос, что и я, — тот, что шепнул тебе, что ты свободен. Но в этом нет ничего ужасного… — Глаза Джона снова закрылись, голос начал ослабевать. — Нельзя любить женщину и иногда не желать ее смерти… Она не всегда такая, какой ты хочешь ее видеть… Иногда она хочет быть самой собой… И секрет в том, чтобы приспосабливаться… надо приспосабливаться… — Джон Бретон заснул, уткнувшись в пол лицом в синяках.

— Дурак, — сказал Джек. — Жалкий дурак.

Он поднялся по лестнице и постоял с рукой на выключателе, проверяя, все ли он сделал, чтобы Джон, когда очнется, не сумел освободиться. Он сможет ходить по середине подвала, но не сможет добраться до инструментов. Джону Бретону будет очень скверно, подумал Джек. Ну да недолго. Он выключил свет и вышел из домика, тщательно заперев за собой дверь.

Пока он был внутри, заметно стемнело, но небо буквально пылало огнями. Над северным горизонтом раскинулись призрачные полотнища красного и зеленого мерцания, изгибаясь и колыхаясь под грозными солнечными ветрами. Блеск был так силен, что в нем утонули северные звезды. На остальном небосводе можно было различить знакомые созвездия, но и они терялись в колоссальном бесшумном фейерверке метеорного ливня. Словно взбешенный великан бомбардировал ночной мир градом чудовищных камней. Их следы разбегались по атмосферному щиту в нервном ритме. Через них прочерчивали немыслимые дуги пылающие болиды.

Этот фантастический спектакль отражался в озере, превращая его поверхность в колышущееся зеркало. Слепо помедлив минуту, Бретон сел в машину, и его рука задела черный гладкий предмет на переднем сидении. Туфля Джона Бретона — та, что привлекла внимание лейтенанта Конвери тогда днем. Опустив стеките, он швырнул туфлю в воду, но она не долетела, и он услышал, как она запрыгала по гальке. Пожав плечами, он включил мотор и рванулся вперед, разбрызгивая камешки.

Ведя машину на юг по Силверстримскому шоссе, он поймал себя на том, что то и дело поглядывает в зеркало заднего вида, словно опасаясь преследования. Но позади не было ничего, кроме колышущихся огненных полотнищ.

13

Подъезжая, Бретон с облегчением увидел, что в окнах дома темно.

Загнав машину в гараж, он вошел через задний ход. Взгляд на часы сказал ему, что он отсутствовал меньше трех часов. А казалось, что много дольше. Проходя по холлу он увидел флакон со снотворными таблетками там, где бросил его, подобрал и отнес назад в ванную.

Увидев свое лицо в зеркале над раковиной, Бретон вздрогнул — измученное, обросшее щетиной. И одежда мятая, вся в грязи. Он с одобрением взглянул на глубокую ванну. Пока из крана с шумом лилась горячая вода, он порылся в стенных шкафах и достал чистое белье Джона, темно-зеленую рубашку и домашние брюки. Отнес их в ванную, запер дверь и принял самую горячую ванну в своей жизни. Полчаса спустя чистый, гладко выбритый, он расслабился и почувствовал себя хорошо.

Он спустился в дружескую уютность мягких тонов обширной гостиной и в нерешительности остановился перед баром. Много лет он практически не брал в рот спиртного — для него напряженная работа и алкоголь взаимно исключали друг друга. Но ведь эта стадия его жизни теперь позади, он обрел уже почти все, к чему стремился, так почему бы не позволить себе небольшую передышку? Он посмотрел на виски («Джонни Уолкер», черная этикетка) и удовлетворенно кивнул. За девять лет они с Джоном значительно дивергировали, однако его альтер эго не утратил умения разбираться в крепких напитках. Он налил почти полную стопку, опустился в самое глубокое кресло и отхлебнул раз, другой. Достопамятный аромат, теплота эссенции солнечного света разлились по его организму, даря еще большее умиротворение. Он налил еще стопку…

Бретон в панике рывком вырвался из сна, не соображая, где он. Прошло несколько мгновений, прежде чем обстановка помогла ему сориентироваться, но тревога не улеглась. Старинные часы показывали четверть третьего, а Кэт, видимо, домой не вернулась. Он поднялся на ноги, поеживаясь после долгого сна, и тут услышал негромкий стук гаражной двери. Значит Кэт все-таки вернулась! И разбудил его, конечно, шум мощного мотора ее машины.

Нервно, смущенно он направился по коридору на кухню. Кэт вошла из темноты. Пояс твидового костюма был развязан, распахнутый жакет позволяет заметить горизонтальное натяжение оранжевого свитера. Никогда еще Кэт не была так похожа на Кэт.