Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 30 из 31



- А я люблю тебя, Итачи, - прошептал Наруто в макушку девушки, ласково касаясь губами её волос. – И пусть я не настолько силён, чтобы обещать тебе спасение, но, умоляю, думай о том, что пусть и в этот раз вероятность будет девяносто девять и девять.

- Глупый! Глупый ребёнок! – Итачи резко вскочила. – Как ты не понимаешь, что одним своим желанием уже спасаешь меня!

Итачи засмеялась и закружилась по комнате, словно в танце складывая печати, от чего зажигались свечи и загорались огни. Она не замечали ни спутавшихся волос, ни окончательно развязавшегося пояса и сползшего с плеч кимоно. В каком-то детском восторге она продолжала кружиться, снова и снова повторяя: «И я тебя люблю! Люблю! Люблю! Люблю!». А потом она подбежала к Наруто и, тяжело дыша, рухнула в его объятия.

- Я так счастлива! – сказала Итачи сбивающимся голосом. – Люблю! Так хорошо, наверное, не было никогда в жизни!

«… Хоть завтра и умирать!»

Недосказанная фраза повисла в воздухе. Словно защищая, Наруто прижал к себе девушку так нежно и крепко, как только мог, и поцеловал. Она была прекрасна! Хороша! Умопомрачительно идеальна! Хотя на самом деле испещрённая шрамами кожа не напоминала шелк, а сухие искусанные губы не были маняще мягкими. Итачи была тем, что ему нужно. И она была жива.

За заколоченными окнами выцветала ночь, и Наруто точно знал, что даже если бы с восходом солнца рухнул мир, то принять это было бы куда проще, чем смерть одной женщины. Потому что она – единственная.

========== Конец. ==========

Комментарий к Конец.

Да, автор мудак. Да, фик писался больше 4х лет. Торжественно прошу прощения у всех, кого мучила отсутствием проды, а сейчас и вовсе покалечу неугодной концовкой. Но так уж вышло.

Впредь обещаю постараться не писать работы дольше года. Ну или хотя бы двух. Давайте будем реалистами(

Спасибо всем, кто дошел со мной до конца.

Если бы Итачи была способна замечать хоть что-то вокруг себя, то она бы знала, что проснулась одна в пустой комнате с заколоченными окнами. Она бы непременно услышала тяжёлые шаги тех, кто пришел за ней. Она бы завязывала пояс, подгоняемая их презрительными взглядами, и тонула бы в неизбежности собственной смерти.

Но всё это было далеко от девушки. Где-то в другом месте и в другой жизни. Она была настолько бесконечно счастлива, что злоба людей, мимо которых её проводили по улице, не достигала её. Их ненависть была предназначена убийце и предательнице, а не влюблённой девушке в наспех надетом кимоно. Если бы Итачи могла, она бы видела жителей деревни, каждый из которых, казалось, посчитал своим долгом присутствовать на площади этим утром. Она бы слышала осуждающий рёв толпы, затихавший, стоило ей приблизиться. Но девушка не видела и не слышала всего этого. Она всё ещё сидела в объятиях Наруто, который обещал ей, что ни за что не умрёт сам и спасёт её.

И Итачи верила ему. Даже когда чья-то тяжёлая рука заставила её встать на колени, а в занесённом над её шеей мече отразилось визжащее солнце, она продолжала верить.

Её вера убивала. Наруто просил Итачи поверить, разделить с ним своё горе, но теперь, когда она доверилась ему, он понял, что не в силах поднять этот груз. Итачи лежала рядом с ним, во сне отчаянно шепча «Люблю», а он разрывался между желанием остаться с ней и необходимостью уйти и сделать хоть что-то. Когда ночь в прорехах между досками совсем выцвела, а цветы на шелке потухли, Наруто ушел. У него не было ни сил, ни плана. Всё, на что он был способен: поступить так, как поступал на протяжении всей своей жизни.

«Кимоно жалко…» - подумала Итачи, опускаясь на плохо выструганные доски. Раньше она никогда не позволяла себе подобного непочтительного отношения к столь глубоко обожаемой вещи, потому даже в такой ситуации это волновало её. Девушка едва сдержалась, чтобы не рассмеяться от собственной абсурдной мысли. Необработанное дерево, впивающееся в колени, вернуло ей чувство реальности, и она понимала, что смех на плахе слишком неуместен. Для и без того ошеломлённых жителей Конохи это было слишком.

Итачи подняла голову и наконец посмотрела вокруг. Площадь, заполненная людьми, была неестественно тиха. Лишь голос Хокаге, зачитывающего приговор, нарушал всеобщее молчание. Итачи не слушала его. Она думала о том, что все эти люди обязаны ей жизнью. Её боль, кровь и раны – плата за то, чтобы они стояли здесь и смотрели, как она умирает. Девушка решила, что не будет ненавидеть их за это. Не стоит сводить усилия всей своей жизни к ненависти. Потому Итачи открыто смотрела в лица собравшихся и улыбалась им. И чем громче становился голос Хокаге, описывающего преступления Учиха, тем меньше людей оставалось на площади.

- Демоны, как же ты меня бесишь! Мелкий!.. Тупой!..

Привычная ругань Курамы и свист ветра в ушах были для Наруто слаще любой музыки. Наконец-то он знал, что делать. Напряжение последних недель лопнуло в тот момент, когда он сжал в ладонях шерсть огромного лиса. У Итачи была вера, а у Наруто не было ничего, кроме бесплотной надежды. Теперь же, имея план, парень был спокоен, потому что мог действовать. А значит, он будет действовать.

- ИДИОТ! – гремел голос Курамы в голове у Наруто. – А если бы я убил тебя?!



- Но не убил же, - отметил Узумаки. – Я никогда не поверю, что ты мог бы убить меня.

- ДА ТЫ! Ты знаешь кто я?! – ревел Курама, не забывая при этом работать лапами.

- Девятихвостый Демон Лис, зло во плоти, ужас и смерть… - парень старательно парадировал недавно услышанную от самого демона фразу.

- Мелкий!

- Ты никогда не убьёшь меня. Потому что любишь. Мне казалось, мы уже выяснили это.

- Я ЛЮБЛЮ ТОЛЬКО УБИВАТЬ И РАЗРУШАТЬ!

- Этим мы и собираемся заниматься, разве не так?

На это Кураме нечего было возразить. Он действительно сам согласился помочь Наруто разрушить Коноху и спасти Итачи. Потому сейчас огромный Демон Лис с девятью развивающимися хвостами за спиной на невероятной скорости нёсся крушить деревню Скрытого Листа.

- Я никогда не верю тому, что мне говорят, - сказал Наруто, крепче сжимая шерсть Лиса. – Я верю только поступкам. Ты вырастил меня, ты много раз не позволял мне сдохнуть. Даже являясь демоном, ты один относился ко мне по-человечески.

- Меня заставили, - после продолжительного молчания возразил Курама. – Я заботился о тебе, чтобы выжить самому. Теперь ты знаешь это. Я никогда не любил тебя.

- Я мне плевать на твою мотивацию! – рассмеялся Наруто. – Понимаешь, плевать! - на смену спокойствию пришла дикая эйфория и азарт. Чем ближе была Коноха, тем больше парень заводился, предвкушая агонию так ненавидимого им места. – Я никогда не видел от тебя ничего плохого, и что бы ты не говорил - это останется так.

- Дурак.

- Это ты дурак! – огрызнулся Наруто. – Орал что теперь свободен, что всех убьёшь и Коноху с землёй сравняешь! Месяц уже прошел, а все целы!

- Это всё ты виноват! – возмутился Курама. – Извёл меня своей депрессией! Я пришел только потому, что устал от твоих эмоций! Если эта твоя Итачи умрёт, то я свихнусь от твоего горя!

- Она умрёт.

- Я знаю.

В этот момент Лис достиг Конохи и, оттолкнувшись лапами от края скалы, прыгнул вниз. В этот раз не было никаких театральных эффектов, рёва и буйства на окраинах деревни. У Девятихвостого была цель – главная площадь Конохи, и он достиг её за два прыжка.

Приговор был зачитан. Голос Хокаге исчез, а оставшиеся на площади люди затихли. От толпы осталась едва ли треть. Многих Итачи знала: старейшины и главы кланов, её тюремщики. Лица остальных жителей деревни были ей незнакомы, но всех их объединяло одинаковое хищное выражение. Но она, Итачи, не чувствовала себя жертвой. Она верила, и вера эта не померкла даже тогда, когда её пришлось опустить глаза и склонить голову.

Боль пронзила тело, лишила чувства времени и пространства. Воздух выбило из лёгких так привычно, что Итачи поняла сразу – это не смерть. Какая-то сила снесла её с помоста и швырнула в стену дома. Перед глазами полыхало что-то белое и красное, голова гудела, и девушка не могла объяснить, что происходит. Но шум в голове рассыпался на крики, а из вороха пятен выделились фигуры людей, беспорядочно бегущих в разные стороны. Кто-то схватил Итачи за руку и потянул за собой. И она послушно пошла, потому что что даже в таком состоянии не перепутала бы эту ладонь ни с какой другой.