Страница 5 из 10
– Ох-хо-хо! Какая туча-то накликалась. Пойду-ка сено соберу. Не замочило б.
Да, ему определённо было очень, очень скучно.
Когда в доме появился ребёнок, он пошёл в свой родной угол и заплакал. От счастья. Ведь теперь ему точно будет чем заняться. Дети – они такие. За ними глаз да глаз. Лес-то совсем близко к дому подходит. Он хорошо помнил, какого труда ему стоило вывести хозяйку, когда она по босоногой глупости заплутала в чаше. Как потом он ходил с пирогами к местному лешему: «Прими в дар за то, что отпустил». Да и речка недалеко. Но это уже позже, позже, сперва дорастить малька надо. До речки-то.
Малёк оказался девочкой.
Первый раз заглянув в её кроватку, он понял, что никогда и никому не позволит её обидеть. Будет ходить по пятам, присматривая, оберегая.
Ребёнок посмотрел на него и улыбнулся.
Он даже оглянулся через плечо, не подошёл ли кто? Но никого не было.
Так он и думал. Хлопот с Мальком было много. Даже с избытком.
Девчонка росла юркой, любопытной, вечно сующей нос куда ни попадя. Только и успевай поворачивай.
Велосипед он ненавидел лютой ненавистью. Специально проколол камеру, чтоб не ездила. Малёк так рыдала, что его самого затошнило от раскаянья. Но смотреть на неё, катающуюся то без рук, то стоя на раме, была мука мучная. Охо-хонюшки!
А деревья? Ну разве дело девчонке лазить по деревьям? Да ещё ходить по веткам над пропастью. Тьфу! Пропасть! Вот же раньше у девиц развлечения были. Любо-дорого. На пяльцах повышивать или там пряжу прясти. Удовольствие, одно удовольствие, а не присмотр. А нонче и не поймёшь, то ли пацан, то ли девка.
Зато теперь он так уставал, что не нужно было вытягивать сон силком из подстилки. Сладко тянули уставшие от долгого беганья ноги, и улыбка сама собой возникала на лице.
Но однажды летним днём, который он запомнит навсегда, случилось непоправимое. А ведь начиналось все очень невинно – от этого у него всегда холодело внутри. Не углядел… Не смог распознать… Охо-хонюшки…
Сильно парило. Надвигалась гроза, это он знал точно. Не знал только когда. Поэтому бегал туда-сюда. Из дома в огород и обратно. Смотрел за сеном. А вот Малёк осталась без присмотра.
Как он потом перебирал всё в уме. Как казнил себя… а толку-то? Вот если бы не гроза… Вот если бы он послал к лешему это сено… Вот если бы не соседская девчонка.
Но всё случилось, как случилось.
И гроза собиралась. И сено присматривалось. И девчонка соседская зашла за Мальком.
Пруд был недалеко. Он думал, что недалеко. Оказалось – вечность. Соседский домовой подсказал, пошли, мол, с час как уже.
Недоглядел, старая развалина. Бежать изо всех ног, не опоздать бы.
Они плыли уже на середине пруда. Он бежал и отчётливо видел, уходят под воду, но ещё барахтаются и плывут.
Зелёный хвост мелькнул и пропал.
Ундина! Вот кто ему нужен.
Запыхавшись, перемежая слова всхлипами, он всё же сказал:
– Вода, вода, иди сюда!
Ундина недовольно вынырнула. На зов она обязана была появляться. Но как же ей не хотелось. Две девчонки ей бы ух как подошли. В услужение.
– Помоги… Моя воспитанница тонет.
– Ну не зна-а-аю, не зна-а-аю… Плата?
Он почувствовал, как руки холодеют. Плата – это серьёзнее некуда. С платой шутки плохи.
Не в силах сказать, он кивнул. Соглашаясь.
Ундина звонко рассмеялась и, красиво изогнувшись, ушла под воду.
Девочки плыли изо всех сил. Но сил становилось меньше и меньше. А отчаянья все больше и больше. Они уже плакали, потому что понимали – похоже, им не доплыть. Макушки всё чаще оказывались под водой. И в очередной раз скрывшись, не появились…
А появились обе девочки, жалкие, мокрые, кашляющие и выплевывающие воду. Воды им было примерно по пояс. Хотя вчера здесь было глубже не придумать. Чудеса. Отплевавшись, они стали смеяться. Повезло!
Он сидел около пруда на бугре. Смотрел на Малька, а в голове было пусто.
Всплеск… Ундина появилась над водой. Всем своим видом она излучала довольство.
– Моя часть выполнена, а плату с тебя я возьму позже. Смотри не забудь…
Он брёл за девочками домой и уговаривал себя, что всё хорошо, что главное – Малёк с ним. Но вспоминалась довольная Ундина, и на душе противно скребло.
Жизнь потихонечку устаканилась, утряслась. Происшествие почти забылось. Вернее, он затолкал его в самый тёмный чулан души. Хотя иногда, особенно перед сном, из этого чуланчика выползало данное Ундине обещание. Выползало мерзким чудовищем, и царапалось, и тянуло из него силы. Тогда он ворочался с боку на бок, сон не шёл.
Малёк подрастала, вытягивалась. Из девочки уже проглядывала девушка. Ещё по-подростковому неуклюжая, но он-то видел – красавица растёт. С одной стороны, он этому радовался, а с другой – не очень. Скоро начнутся страдания душевные. Слёзы ночью в подушку. Или вообще чё похуже. О-хо-хо!
Утешало его только одно. Любовь Малька к лесу. Вот там он был за неё спокоен. С лешим-то он тогда, после пирогов, задружился знатно. Не разлей вода теперь. И за советом, и просто так – в гости посидеть. В лесу за Мальком всегда присмотрят, направят, выведут. Но пока и не надо было. Она сама каким-то пятым чувством находила нужное направление, даже если забредала далече. А уж грибов-то насобирает – еле тащит. Любил, любил её лес. А она любила его. Светлый березняк, стройный орешник, тёмный ельник.
Малёк – по грибы, а он, если не было срочных дел, – к лешему на разговоры да на моховый чаек. Ох и хорош чаёк был у лешего.
Сядут, бывалучи, около избы, чайку нальют и разговоры задушевные ведут. Леший – всё про птиц да зверей, кто когда прилетел, не опоздали ли, всем ли хватило места. А он – про хозяйство да про хозяйку свою, а потом уж и про Малька. Самое интересное-то в конце сказывается.
– Ты эта, плату-то тебе назначили?
А теперь вот какие разговоры всплывают. Всё чаще и чаще. О-хо-хо!
Что он мог ответить? Нет, молчит Ундина. Как в рот воды набрала. А если спрашивать – смеётся заливисто и уплывает.
Всему своё время – так уж он теперь-то решил. А ждать – самое тяжкое.
Он сидел на крутояре у реки и смотрел вниз на плещущихся девчат. Они плавали, ныряли, гонялись друг за другом и брызгались, хохотали.
Вот и дорастил он Малька до речки. И даже больше. Вот и вылетит скоро птенец из гнезда, из-под уютного крылышка. Это пугало. От этого тоскливо щемило на сердце. Она же не справится без него. Пропадёт. Нет. Пропадёт – это, конечно, вряд ли. Вон какая умница выросла. Любо-дорого. А вот он без неё пропадёт. Это точно.
Он уже тосковал заранее. Чтобы привыкнуть.
В камышах раздался мелодичный смех, и его сердце рухнуло куда-то вниз. Он стал пробираться к реке.
– Плата. Назначена плата. Ты должен покинуть свой дом.
– Но я же… Как же так? Хозяйка совсем старая, она пропадёт. Да и Малёк… Они как же без меня?
– Нас это не касается…
– Я не уйду!
Ундина рассмеялась и, нырнув, скрылась из виду.
Он стоял и смотрел на то место, где она только что была, не в силах отвести взгляд, как под гипнозом. До сознания постепенно, медленно доходило, что вокруг что-то происходит. Какая-то возня, крики. Он посмотрел в сторону. Девочки ныряли и выныривали. Но как-то не так, не так, как раньше. Малька не было.
Он заметался по берегу, что он мог сделать? Опять звать Ундину? Не придёт – не поможет. Время уходило, как вода сквозь песок.