Страница 128 из 147
Обычно же ходил пешком, хоть и рысаки у него отменные и машины лучших заграничных марок. Церковь посещал, но больше для форсу. Он чуточку играл в простачка, в Тита Титыча, при всей своей образованности.
Как переехал в Париж, эти причуды пришлось свести до минимума, чтобы не прослыть чудаком. После домашних сцен махнул рукой и на детей: они уже говорили по-русски с ошибками и заметным акцентом. Иностранцы!
Так шаг за шагом сдавал одну позицию за другой. Остались в утешение одни ярмарочные матрешки, как у экономки Анастасии Георгиевны ее произношение в нос. Одиночество! Даже Сальникова нет с его цинизмом. Даже Бобровников уехал, не с кем о бескровном вторжении потолковать. Соратников по Торгпрому Рябинин недолюбливал: ни ума, ни воображения. Дерьмо. Вот и докатился, можно сказать, до ручки, в день шестидесятилетия сидит один с этим, прости господи, представителем "высшей расы".
Эти безрадостные мысли промелькнули у Рябинина, пока он подкладывал себе на тарелку маринованных грибов.
- Ну-с, - произнес он наконец, охотясь за ускользающим грибом, - о чем будем говорить? О Ницше? О разведении блондинов? Читал, читал сочинение Германа Бальтцера! Чувство любви - гуманитарное суеверие, женщина - родильный агрегат. Создать случные пункты, взять на учет белокурых девушек и выводить от них белокурую породу, скрещивая их с брюнетами.
- Вы все шутите, - сдержанно отозвался фон дер Рооп, - а мне хотелось бы говорить о серьезных материях и с предельной откровенностью, какая только возможна между единомышленниками и деловыми людьми.
- Какие уж шутки! Вы говорите так, словно это я издал книгу Бальтцера "Раса и культура". А ведь издали-то ее вы. Или еще один шедевр: "Давать образование неграм - преступная насмешка..."
- У вас завидная память. Но об этом ли надо говорить в исторический момент, переживаемый нами?
- Все моменты - исторические. Например, этот процесс фальшивомонетчиков у вас в Германии...
- Что же в нем исторического? Обыкновенное уголовное дело. Грузинские меньшевики Карумидзе и Садатирашвили изготовили целые кипы фальшивых советских червонцев...
- И все? И это вы призываете к предельной откровенности? А как же быть с внезапной смертью генерала Макса Гофмана? Не следует лгать больше, чем это вызывается необходимостью!
- Не отрицаю, Гофман был замешан, как и сэр Детердинг.
- Кто еще?
- Если вы знаете, зачем же спрашиваете?
- Замешано верховное германское командование?
- Возможно. В общем, дело замяли, признали, что соучастники действовали по бескорыстным политическим мотивам и заслуживают оправдания.
- Вот и говорите после этого, что деньги - не квинтэссенция политики!
- Именно потому я и удивлен, что вы держите деньги мертвым капиталом. Скрепя сердце, новая Германия, мы, нацисты, берем деньги у Америки. Кто знает, не настанет ли пора, когда мы схватимся с заокеанскими акулами... Но сейчас деньги приходится брать - вы, например, ведь не даете? Приходится использовать Америку для своих целей.
- Все воображают, что кого-то использовали. Америка рассчитывает стравить Германию с Россией и обескровить обе стороны. Англия и Франция давным-давно заключили L'accord Franco-Anglais относительно разделения зон влияния после захвата России: Англия получает кавказскую нефть и Прибалтику, Франция - Донбасс и Крым...
- Донбасс? Как бы не так! - взметнулся фон дер Рооп и даже перестал жевать. - Любят они, чтобы чужие дяди доставали им каштаны из огня! Посмотрим, как они заговорят, когда германские войска хлынут на русские равнины! Тогда и разберемся, где чья зона!
- Я слышал, опять решили отложить начало войны?
- Будто бы французы еще не готовы. Вранье! Сэр Детердинг категорически заявил, что война начнется летом тридцатого года.
- И конечно, это будет уже не бескровное вторжение? - усмехнулся Рябинин, вспомнив о романе Бобровникова.
- О нет! Крови будет много, - оживленно возразил фон дер Рооп. Сейчас как раз и стоит на повестке задача о механизации убийства. В старину, чтобы казнить одного, воздвигали помост, наряжали палача в красную рубаху, пригоняли на площадь войска, выстраивали караул, приказывали барабанщикам отбивать дробь - и тогда только отрубали одну-единственную голову. Теперь будет не так. Совсем не так! О-о!
Рябинину показалось странным необыкновенное оживление фон дер Роопа. Он посмотрел внимательнее и понял: фон дер Рооп был пьян.
3
В конце 1929 года все было наконец утрясено, согласовано, вот-вот должны были все капиталистические страны обрушиться на Советский Союз, оставалось утрясти кой-какие разногласия.
- Освобождение России может произойти гораздо скорее, чем мы все думаем! - вещали заправилы политической жизни.
Дивизии были укомплектованы, дула орудий наведены...
И вдруг из-за океана прилетели потрясающие сообщения, которым никто не хотел верить: там, на Уолл-стрит, на Нью-Йоркской бирже, голубые экраны взбесились, выскакивающие на них значки и цифры вышли из повиновения, все рушилось, все падало, разлеталось на куски. Лопались банки, разорившиеся фабриканты пускали пулю в лоб или выпрыгивали из окна, выбирая повыше небоскребы.
Рябинин только что прочитал в "Нью-Йорк таймс" заявление президента "Нейшнл сити бэнк", что положение в США является фундаментально прочным, и, представив при этом самодовольную жирную физиономию банкира, подумал с раздражением: "Вам-то что! Вы и в ус не дуете!" И вдруг - все полетело вверх тормашками!
Рябинин внимательно следил за газетами. Недурно бы сейчас взглянуть на главный зал биржи сверху, с галерки, куда пускают широкую публику. Любопытное зрелище - поглазеть на ошалелых, вытаращивших глаза, что-то выкрикивающих, мечущихся около стоек, топчущих обрывки бумаг биржевых игроков, на выносимые оттуда трупы разорившихся самоубийц.
Продано в один день тринадцать миллионов акций!
Продано в один день шестнадцать миллионов акций!
Застрелился Кребс! Знаменитый Сидней Кребс! Покончил с собой Ричард Рамсэй!..
Кукурузу зарывают в землю! Кофе пускают на растопку печей! Транспорты рыбы выбрасывают обратно в море!