Алая дорога

– Это мой брат Евгений.

Брат Натальи оказался невысоким сухим господином с непонятного цвета волосами и узким лицом, на котором обильно выступали изжёванные скулы. Он безразлично оглядел Елену и процедил что-то в ответ на её заверения в том, что они обязательно подружатся.

При приближении Алексея, еле отделавшегося от ряженных, но, тем не менее, находящегося в прекрасном расположении духа, Евгений обменялся с ним парой фраз. Несмотря на неожиданный интерес последнего, просиявшего от одного звука его имени, Евгений забился в угол и не прикоснулся к сладостям, щедро разостланным по столу самой Ольгой. Елена вновь почувствовала себя непосвящённой в таинственные обряды и вздохнула.

– Почему он так себя ведёт? – спросила она у Натальи.

– У него создались определённые проблемы… – уклончиво ответила та и с непредсказуемым интересом начала следить за виртуозной игрой приглашённой на торжество пианистки.

Елена, рассеянно следя за движением обволакивающей мелодии и думая совсем о другом, краем глаза заметила, какими заостренными взглядами обмениваются Алексей и Евгений.

Когда гости начали расходиться, Евгений поймал сводную сестру за рукав.

– Как ты, Женя?

– Если учитывать всё, не так уж плохо.

– Ты поздравил новобрачных?

– Я не мог быть неучтивым. Ты недооцениваешь меня, Тата.

– Извини, ведь я не видела тебя. Как Ольга отнеслась к этому?

– Ты зря опасаешься. Меня вряд ли бы пустили, не пригласи она меня сама.

– Ты плохо выглядишь.

– Не слишком приятно сидеть под стражей, а потом видеть, как от тебя шарахаются старые приятели. Благо хоть вы не отвернулись.

Наталья понимающе кивнула, а потом, прищурив глаза, спросила:

– Это точно не из-за неё?

– Умоляю тебя, Тата, я не страдаю всю жизнь из-за одной неудачи. Отказала – отказала, это её право. Это я дурак, приплёлся к матушке, думал, так лучше будет. Надо было у неё самой спросить, не в прошлом веке обитаем, к счастью!

На заре формирования общества, так привлекавшего Елену, Наталья, только познакомившись с Алексеем через Евгения, стала свидетельницей того, как её непутёвый братец загорелся Ольгой. Евгений бредил террором гораздо сильнее друзей и частенько попадал в лапы правосудия. Для него противодействие было доказательством того, что он способен на необдуманные, смелые поступки. Его отец, вынужденный постоянно выкупать сына, в конце концов не оставил ни гроша и Наталье заодно с Евгением. Дочь была воспоминанием о его второй, так же скончавшейся жене. Евгений долго сопротивлялся возможной женитьбе на подруге сестры и никогда не дошёл бы до предложения руки, если бы его не подтолкнула Наталья, мечтающая о справедливости к обездоленным не меньше брата. Ольга даже при своих взглядах на свободу наверняка пошла бы на поводу у семьи и вышла замуж за пугающего суровостью Евгения (обеспечения он лишился позже, а до того смотрелся перспективным юристом), если бы её отец во времена сватовства не отсутствовал в городе. Мать же так желала дочери счастья, что, выпытав у неё всё, мягко, но категорично отказала претенденту, уверив его, что он непременно найдёт суженную. Где-нибудь в другом месте.

Ольга поражала, как иные поражают глупостью или обаянием, всепоглощающей добротой. Перед ней ярые безбожники – террористы склоняли голову, видя то, что хотели наблюдать во всех, включая себя.

– Странно видеть девушку, которую когда-то мнил своей, на свадьбе с другим. Причём достойным, вот в чём беда. Нестеров с кем попало не свяжется. А кто эта восторженная дворяночка, что просила тебя представить её? – спросил Евгений.

– Новое увлечение Алексея.

– Не повезло тебе, – сдержанно посочувствовал ей брат после паузы. – Но не расстраивайся, из него хорошего мужа всё равно не получится. Пусть лучше спутается с этой наивностью и отрастит живот. Тебе о другом бы подумать…

– Я вовсе не расстроена. Но… – прорвала она пленку сдержанности, не утерпев, так ей хотелось поговорить о Нестерове, – почему не получится?

– Он будет разрываться между домом и поприщем. Не нужно людям дела думать о браке! Вот Пётр – молодец. Оставил свои игрушки и остепенился – борец из него никудышный. Будет теперь детишек нянчить, – поморщился Евгений.

– Ты говоришь так, словно всё на свете знаешь, – проворчала Наталья, досадуя на брата.

Глава 7

– Елена, – сказал Аркадий Петрович своим хрипловатым голосом, – я намерен жениться.

Елена почувствовала, как холодная волна пробежала по животу, а кончики пальцев оцепенели. С её губ чуть было не сорвался бессмысленный вопрос: «На ком?», но остановился. С кем отец любезничал всё это время, на кого выплёскивал запасы галантности? Елена не могла подумать, что её отец, проживший без жены столько времени и прекрасно обходясь служанками, вдруг опять захочет испортить чью-то жизнь. Сначала, конечно, медовая патока и несколько счастливых месяцев, как и у всех новобрачных, но потом… Она прекрасно знала отца, гораздо лучше, чем думала, и понимала, какую жизнь он устроит Аде. Елена могла, конечно, отогнать неприятное, хватающее за сердце чувство, и сказать себе, что Ада не мама, она сильнее и жестче. Но Елена пыталась быть честной перед собой, поэтому сдалась.

– Что же ты молчишь, Ленушка? – мягко спросила Елизавета Петровна. – Не рада, что отец нашёл своё счастье?

Нужно было что-то сказать.

– О, конечно, рада… Поздравляю, папа.

Заходя на выставку русского искусства, Елена думала о будущем союзе и лихорадочно создавала перед собой картину под названием «Счастливый брак». Бесконечные адюльтеры отца, его равнодушие к страданиям ещё недавно по-своему любимой жены, ссоры, слёзы, упрёки, ненависть, болезнь, и, если и не смерть, то состояние, к ней близкое. Дать Аде вот так сломать свою жизнь, а потом смотреть, как она превращается в отупевшую старуху, какой стала мама? И тут же, глядя, как к ней спешит Алексей, решила, что выйдет замуж только за такого, как он, а ещё лучше – за него самого. Сердце её наполнилось нежностью, поднимающейся до краев и даже переливающейся через них.

– Доброе утро, Елена Аркадьевна, простите за опоздание, по дороге встретил мать Пётра, так она чуть не расплакалась, что её дорогой сыночек вылетел из гнезда. А сыночку уже двадцать пять лет, представляете? – в голосе Алексея звучала ирония, но Елена уже привыкла к этому. Говорил он не зло, а остроумно, но на него всё равно часто обижались люди, лишённые воображения. Теперь это казалось Елене смешным и странным, хотя поначалу она сама опасалась Алексея. – Как можно так потребительски относиться к собственным детям?

– Наверное, она просто до безумия его любит. Со всеми матерями так.

– Нет. Не со всеми, – последние слова Нестеров произнёс медленнее, чем обычно.

Елена промолчала, решив, что он думает о своей матери, и засмотрелась на картину кисти Кустодиева. Елена всегда поражалась своеобразной красоте изображаемых им женщин. Игривая, обаятельная, до умопомрачения красивая, словно из зефира слепленная, но… «С прошлым», – невольно подумала Елена. Такие мысли после знакомства с Алексеем перестали казаться крамольными, больше не вызывали еле заметного румянца. А после сознания собственной недалекости и способности краснеть из-за ерунды, на которую нужно смотреть свободно, если желаешь шагать в ногу со временем. Да и что страшного в том, что у женщины может быть прошлое? Ничего. Зачастую это ей только на пользу.

– Вот такой была моя мать, – донёсся до Елены задумчивый голос Алексея.

Она недоуменно оглянулась на него, изящно изогнув шею, увидела нескрываемую горечь и смущенно повернулась обратно к холсту.

– Такой же красивой? – Елена ждала, что он усмехнётся, но решила сделать вид, что не понимает его едкой откровенности.

– Такой же неугомонной, – со вздохом сказал Алексей. – Не думающей ни о чём, кроме насыщения.

Елена снова развернулась к Алексею. Никто из родных не знал, что она встречается с посторонним мужчиной без компаньонки, иначе пришли бы в волнение и, скорее всего, устроили бы серьезную беседу с попирающей нормы морали Еленой. Но именно сознание того, что она идет против пожеланий семьи, пьянило Елену и представлялось приятным развлечением, тем более с Алексеем, общество которого она предпочитала всем прочим. Нестеров, статный, мрачный и в то же время открытый, позволяющий ей созерцать себя не идеализированным борцом, а живым человеком, выделялся на фоне посетителей выставки и составлял странный контраст с ними и даже воспевающими вечную красоту полотнами. Манера держаться и поведение шли ему только на пользу. Так, по крайней мере, считала Елена, смиренно опуская взгляд, чтобы не растерять слишком многого. В последнее время она начла надеяться, что заработает взаимность.