Страница 4 из 19
Последние слова потонули в дружном смехе Исполнителей. Заразительнее других смеялись записные «гусары с хулиганскими наклонностями» (по версии Шефа, «хулиганы с гусарскими наклонностями») Григорий Мальцев по прозвищу Сепа и Петруша Миронов по кличке Плугатарь.
– Нет, серьёзно, ребятки, – клятвенно заверял Шеф, с нежностью глядя на ничем не отличающихся от резвящихся на перемене пятиклашек матёрых спецагентов ДБ, – я искренне хочу, чтобы вы всегда смотрелись прилично, регулярно ходили на занятия, вообще не выглядели беспросветными идиотами… Встаньте те, кто считает себя идиотом! – неожиданно предложил он.
Аудитория ошалела. В наступившей гробовой тишине медленно и неуверенно поднялся с места один лишь Ольгерт Васильев.
– Почему встал именно ты, дружок? – искренне изумился Шеф. – Всем известно, что ты фрондёр, пакостник, ёрник – кто угодно, но только не идиот.
– Мне просто стало неловко, что вам приходится стоять одному, – смиренно ответствовал Ольгерт и рухнул на полумягкое сиденье кресла, словно подкошенный сверхмощным рокотом гомерического смеха, унисонно вырвавшегося из тридцати трёх (Шеф засмеялся тоже) лужёных глоток.
– Иван Дурак повсеместен и неизбежен, а это и есть кратчайшее определение классического горохового шута! – едва почувствовав затухание амплитуды звуковых колебаний, не без ехидства заметил Шеф, и учебный класс вновь содрогнулся от хохота, шутя преодолевшего пресловутую «герметичность» помещения.
Понадобилось не менее минуты, чтобы установился приемлемый уровень шума, не мещающий уверенному вербальному общению. Тем не менее, объявляя, так сказать, следующий номер, Шефу пришлось говорить с ярко выраженным надсадом.
– Сегодняшнее теоретическое занятие заменяется небольшой научно-популярной лекцией. Её прочитает директор ИТК Муамар Хаддафович Псевдоквази. Убедительно прошу вас не дремать излишне откровенно и хотя бы на сорок пять минут отложить личные дела. Желаю всем приятных ассоциаций!
Шеф сошёл с трибуны и направился к служебной двери справа от огромной доски-экрана, протянувшейся по стене вдоль всего подиума. Он исчез в дверном проёме, и спустя минуту оттуда появился среднего роста человек в отливающем тусклым скафандровым блеском отлично пошитом костюме, однако же не могущем скрыть выпуклый и какой-то уютный животик его владельца-обладателя. У человека был крючковатый нос, блестящие масленые глазки, густые тёмные брови и обширная плешь. Плешь напоминала то ли плохо выкошенный нерадивыми косцами луг, то ли кочковатое болото, то ли вересковую пустошь: на её окаймлённом тёмными, без единой сединки, волосами пространстве некогда мощная растительность уже зачахла, но продолжала борьбу за по сути бессмысленное существование. Сию примечательную плешь нельзя было банально сравнить с пресловутым биллиардным шаром, но если сравнить небанально, то можно сказать, что она выглядела, как биллиардный шар, покрытый пятидневной щетиной, причём щетиной довольно редкой и резко контрастирующей по цвету с растительностью основного, так сказать, оазиса.
Слегка подбрасывая коленками живот, человек бодрым шагом устремился к трибунке и выдающим огромный опыт жестом уверенно оседал её. Облизнул сухие, словно покрытые тонкой восковой плёнкой, губы и, медленно обведя взглядом вальяжно развалившихся в полумягких креслах Исполнителей, открыл широкий, какой-то кукольный рот.
– Меня зовут Муамар Хаддафович Псевдоквази. Я являюсь директором Института Теоретической Ксенологии и в рамках программы «Отлуп» прочитаю вам короткую лекцию на тему «Жизнь как космический фактор». Данная лекция адаптирована к Программе, поэтому прошу отнестись к ней с должным вниманием и пониманием. Я, в свою очередь, даю слово не злоупотреблять вашим вниманием и постараюсь сделать всё, чтобы максимально расширить грядущий перерыв, который, надеюсь, вы этим вниманием и заслужите.
Господин Псевдоквазер сделал полагающуюся в таких случаях предстартовую, абзацную паузу и, облизнув вечно пересыхающие губы, продолжал:
– Прежде всего я должен сделать педантичное до занудности замечание, что выражение «жизнь как космический фактор» не содержит почти никакой продуктивной и эвристической информации и вообще лишено особого смысла. Вызревшее, вероятно, в ограниченном мозгу человека, привыкшего грубо ломиться в открытые двери, оно по своей ложной глубокомысленности сравнимо с широко известной сентенцией «масло масляное» или «рыба плавает в воде». Разумная и неразумная жизнь, живая и неживая материя – всё существующее в природе так или иначе является космическим фактором. Довольно странно было бы рассуждать о жизни как о некоем феномене, существующем в фантастической герметической теплице, в своеобразной космической башне из слоновой кости.
Но давайте не будем лукавить и мелочно придираться к изобретателям постулата «жизнь есть космический фактор», поскольку данный подход неизбежно уведёт нас с бескомпромиссного чистого поля принципиальной битвы идей и усадит за усыпанный сигаретным пеплом круглый стол унылых терминологических переговоров. Совершенно очевидно, какого рода смысл неявно вкладывается в это неновое понятие: называя жизнь «космическим фактором», подразумевают её способность оказывать макро– и даже мегавоздействия на окружающую нас природу, подразумевают астрономические, космические, вселенские масштабы таких воздействий. Перефразируя популярную филиппику, можно определить ситуацию следующим образом: дело не в факторе, а в его количестве. Но упомянутый фактор, как ни парадоксально это сейчас прозвучит, не в состоянии сколько-нибудь значительно повлиять на глубинные основы Универсума или просто слегка поколебать его сверхмощный сейсмоустойчивый фундамент. А ведь только такой масштаб воздействия и давал бы право называть жизнь космическим фактором!
Уснастив заключительную фразу абзаца жирным восклицательным знаком и выдержав солидную паузу, как нельзя кстати потребовавшуюся аудитории для усвоения обрушившейся на неё «необходимой» информации, Муамар Хаддафович напористо продолжал:
– Чтобы проиллюстрировать эту не совсем тривиальную мысль, воспользуемся простейшей аналогией. Представим себе Универсум в виде гигантского океанского лайнера. Космическим, то есть глобальным фактором по отношению к нашему лайнеру следовало бы признать лишь такой фактор, который мог бы коренным образом изменить его природное естество (например, превратить надводный корабль в подводную лодку), полностью уничтожить судно или, по меньшей мере, кардинально – подчеркиваю: кардинально! – изменить его твёрдый курс. К счастью (а для некоторых горячих голов, к сожалению), мы нигде не наблюдаем настолько высокоразвитые цивилизации, основным или побочным продуктом жизнедеятельности которых явилась бы некая гипотетическая торпеда, способная гарантированно отправить на эволюционно-гносеологическое дно чрезвычайно остойчивый и живучий корабль Универсума, гордо рассекающий волны физического вакуума на пути к неведомой нам великой цели. В рамках такого сравнения жизнь во Вселенной, по всей вероятности, имеет на Мироздание гораздо меньшее влияние, нежели прирастающие к днищу рачки и полипы на судьбу облюбованного ими океанского лайнера.
Безусловно, приверженцы теории «жизнь есть космический фактор» вряд ли безоговорочно согласятся с такой расширенной трактовкой важнейшего для практической космологии тезиса и в доказательство своей правоты могут спокойно сослаться на принятую ещё в двадцатом веке условную шкалу технологического развития цивилизаций – шкалу, фантазия разработчиков которой не пошла дальше того, чтобы наделить цивилизацию даже так называемого III-го (то есть высшего, по тогдашним понятиям) типа смехотворной способностью к овладению энергией в масштабе своей галактики. В скобках оговоримся, что это даже не рачки и полипы, а один-единственный жалкий полип на днище гигантского корабля или, по другой аналогии, нечто вроде комка жёваной бумаги, выпущенного из трубочки хулиганистым пятиклашкой в борт колоссального лайнера в наивной надежде сбить чрезвычайно массивное судно с его величественного курса.