Страница 3 из 4
– Ничего, я привык. И вы правы: я тоже не самый активный читатель – но… Я могу говорить откровенно?
– Конечно.
– Вы мне очень нравитесь, – чувствуя, как комната плывет у него перед глазами, пробормотал молодой человек. – Не подумайте, я не из этих… Мне не нужны отношения на час. Черт, как сложно! Вот вы вошли – и я больше ни о чем и ни о ком не могу думать. Словно свет из вас какой-то идет, понимаете? Рядом с вами мне хочется быть лучше. Я глупости говорю, да?
– Не думаю, – девушка смущенно опустила ресницы, и Корешок увидел, какими длинными они были. – Это неожиданно. Но приятно. Я не привыкла слушать такие слова в свой адрес.
– А я не привык говорить эти слова кому-либо, – моментально отреагировал молодой человек, обрадовавшись тому, что собеседница адекватно отреагировала на его признание. – А я ведь даже не знаю, как вас зовут. И еще – когда вы сказали, что собираетесь уехать, и я понял, что могу больше никогда не увидеть вас, у меня внутри будто что-то оборвалось. Для меня это выражение всегда было всего лишь словами, а теперь я знаю, что это. Это и боль, и счастье. Словно кто-то другой говорит сейчас вместо меня. Когда я был маленьким… Вам не скучно со мной? Может быть, мне лучше замолчать?
– Нет, что вы. Напротив. Продолжайте, пожалуйста.
– Когда я был маленьким, моя бабушка читала мне книгу, которая называлась «Горный венец». Не помню, к сожалению, кто написал ее.
– Петр Негош, – подсказала девушка. – Это удивительно, что ваша бабушка читала вам его. Это не детское произведение.
– Да, я знаю. Точнее, теперь понимаю. Но это не важно. А важно то, что я на долгие годы забыл о том, каково это – узнавать что-то новое, пусть временами страшное и непонятное. И теперь я вдруг вспомнил об этом. И мне хорошо. Может быть, это судьба? Я имею в виду нашу встречу.
– Не знаю. Если следовать логике, то каждый наш шаг – это судьба. Так что – да, наверное, вы правы. А зовут меня Нота.
– Очень красивое имя!
– За него я должна благодарить своих родителей. От них у меня осталось только оно – и вот это.
Девушка вытащила из-под накидки книгу и продемонстрировала ее собеседнику.
– Так о чем она? – поинтересовался Корешок, теперь уже совершенно искренне.
– Не о чем, а для чего, – ответила Нота. – Точнее, для кого.
– И для кого же?
– Для меня. Отец написал ее, когда был уже сильно болен. Я до сих пор не могу поверить в то, что его нет рядом со мной. Наверное, поэтому и читать эту книгу не могу. Для меня она как надгробная плита.
– То есть вы не прочитали ее? – поразился молодой человек. – Разве такое возможно?
– Как видите. Ни одной страницы не освоила. Мне кажется, что как только я приступлю к чтению, отец навсегда исчезнет из моей жизни и больше уже никогда не вернется. Вот и ношу ее с собой, как библию.
– А если наоборот? Начнете читать – и отец вернется?
– Все может быть. Но я не хочу рисковать.
Глядя на свою собеседницу, которая, несмотря на странности, все больше нравилась ему, Корешок пытался понять, чем он мог бы настолько заинтересовать ее, чтобы она захотела остаться. Хотя, напомнил себе молодой человек, дело было не только в ее желании – местная администрация не хотела вешать себе на шею очередную беженку, у которой не было никого, кто мог бы позаботиться о ней. Впрочем… Может быть, это как раз и не плохо.
– Скажите мне, Нота, – обратился он к девушке, которая сидела, задумавшись о чем-то своем, – неужели у вас там все настолько плохо, что вы решили перебраться к нам? Мне всегда казалось, что здесь не очень.
– Не очень, – согласилась гостья. – Но сейчас везде не очень, и ваш окоп далеко не худший вариант. Если бы вы знали о том, что творится за его пределами… Люди звереют от голода. Никакой морали, кто сильнее, тот и прав. Все, как в самых жутких фантазиях, но только происходит это наяву. А мне так хотелось бы проснуться и понять, что всего этого никогда не было!
– Да, мне тоже, – соврал Корешок, который до этого момента никогда не задумывался о чем-то более важном, чем мешок картошки.
На самом деле, все, о чем рассказывала девушка, он видел вокруг каждый день, но ему совершенно не хотелось говорить об этом. Пока Нота будет продолжать верить в то, что здесь все иначе, у него будет шанс.
– Не хочется туда возвращаться, но человек – это, по сути, приспособленческое животное, и я рано или поздно привыкну, – продолжала рассуждать гостья.
– Разве нет другого варианта?
– Возможно, и есть. Но не у меня.
– Думаю, я смогу вам помочь! – Корешок решительно встал из-за стола и направился к двери. – Только вы никуда не уходите, хорошо? Слышите? Дождитесь меня обязательно!
– Что вы задумали?
– Пока не хочу об этом говорить, – пригнувшись, чтобы не стукнуться головой о низкий косяк, отозвался молодой человек. – Если все получится, сами обо всем узнаете. Только ни шагу за дверь. Договорились?
На самом деле Корешок просто боялся озвучить свои мысли раньше времени. Они, по его мнению, были слишком смелыми, чтобы вот так, без всякой подготовки, вывалить их на девушку. Ему никогда прежде не приходилось принимать более или менее важные решения – до сих пор от него их попросту никто не требовал. Поэтому, приближаясь на полусогнутых ногах к землянке администрации, парень отчаянно трусил и, чтобы хоть как-то унять бешено колотящееся сердце, напевал про себя песенку, которую услышал однажды в детстве и с тех пор бубнил ее про себя во время самых жестоких обстрелов, когда каждая секунда могла стать последней в жизни.
Остановившись перед дверью, на которой крупными буквами было написано «ТОЛЬКО ПО ВАЖНЫМ ВОПРОСАМ». Корешок сделал несколько глубоких вдохов и только после этого решился войти. Внутри помещение мало чем отличалось от его собственного, если не считать большей площади и симпатичной секретарши, которая сидела на скамейке, закинув ногу на ногу, и рассматривала свои ухоженные ногти.
– Вы что-то хотели? – она недовольно покосилась на посетителя, посмевшего отвлечь ее от этого важного занятия.
– Да… У меня, знаете ли, дело личного характера. Не то чтобы важное, но и не самое простое.
Слыша собственное лепетание, Корешок искренне презирал себя за мягкотелость и поэтому даже не удивился, когда секретарша, не дослушав до конца, отвернулась и равнодушным голосом попросила прийти как-нибудь в другой раз.
– Когда будет не так людно, – пошутила она напоследок, усмехнувшись себе под нос.
Молодой человек по привычке покорно повернулся к двери и даже взялся за ручку, но в последний момент в нем подняла голову личность, и он, сжав кулаки, обратился к секретарше.
– Нет.
– Что, простите? – девушка, не ожидавшая такого поворота, удивленно моргнула.
– Я сказал: нет, – Корешок почувствовал, что в нем закипает злость. – Мне нужен Губернатор. Сейчас.
– Он на совещании, – нервно дернулась секретарша, смерив наглого посетителя подозрительным взглядом. – И я не знаю, когда он освободится.
– Так поинтересуйтесь. Это ведь ваша работа, верно?
Поведение парня совершенно не вязалось с его внешностью, и чиновница вдруг струсила. Ей пришло в голову, что у этого замухрышки вполне могут быть влиятельные друзья. Или, чего доброго, пистолет в кармане. Или, еще хуже, это проверка. Откажешь такому – и вылетишь с работы с волчьим билетом. Нет, ей не так много платят, чтобы она искала неприятности на свой красивый зад. В конце концов, можно ведь было, действительно, спросить у Губернатора – а там пусть он сам разбирается.
– Конечно, – она лучезарно улыбнулась и, поднявшись со своего места, скрылась за одной из дверей, чтобы спустя всего несколько секунд появиться снова. – Проходите, пожалуйста. Вас примут.
Когда Корешок, все еще находящийся под воздействием адреналина из-за собственной смелости, вошел в кабинет, то поразил его великолепному убранству. Скромная прихожая, в которой он только что находился, была всего лишь ширмой, скрывавшей истинное положение дел. Огромная комната, в которой могла бы с легкостью уместиться пара десятков стандартных землянок, была оформлена со вкусом: под ногами лежал дорогой ковер, на стенах висели картины, об истинной ценности которых молодой человек мог только догадываться. В центре кабинета стоял тяжелый деревянный стол, за которым сидел самый пожилой человек и с задумчивым видом рассматривал его. Остановившись перед ковром, Корешок разом растерял всю свою самоуверенность и все никак не решался сделать шаг вперед – ему казалось, что произойдет что-то ужасное, если он наступит на все это великолепие своими не самыми чистыми ботинками.