Страница 50 из 50
Разбирая и описывая огромный - занимающий 145 картонов - родовой архив графов Орловых-Давыдовых, поступивший в начале двадцатых годов из национализированной подмосковной усадьбы Отрада в Румянцевский музей, сотрудница отдела рукописей Библиотеки имени В. И. Ленина К. Майкова, отдавшая архивному делу около тридцати лет, выбрала эпиграфом к своему печатному обзору архива слова Лероке:
"Не вздумайте жалеть тех, кто составляет каталоги рукописей: это самые счастливые из смертных..."
Немногие из архивистов станут оспаривать эти слова. Они знают, что работа в архиве не только звучащее со всех сторон memento mori. Это и постоянное, ежедневное созерцание того, как на вечное хранение ложатся документы, существование которых не подвластно отныне изменениям временной школы ценностей, не подвержено колебаниям стрелки сегодняшнего дня.
Опыт архивной работы учит многому, и жаль, что он мало еще становится достоянием общества. Приведем один лишь из возможных аспектов той архивоведческой трамоты, начатки которой необходимы, по нашему убеждению, каждому. Прекрасно, когда нравственный регулятор заложен в самой душе человека и не может быть выдернут оттуда никакими внешними силами, когда даже полная, всей ситуацией гарантированная уверенность в том, что, соверши он сейчас неблаговидный поступок, и никто никогда не узнает, не может никоим образом повлиять на поведение человека. Но есть натуры, которым необходимы внешние подпоры, натуры, чьи нравственные устои зыбки и чьи поступки зависят от множества привходящих обстоятельств. И можно вообразить себе с достаточной долей вероятности систему представлений человека этого типа, незнакомого с тем, сколь огромна та часть сегодняшней нашей жизни, которая постепенно перетекает в хранилища архивов и накапливается за прочными их стенами.
Такой человек, по-видимому, живет с ощущением, что произнесенное им слово, сослужив свою службу, истаивает в воздухе, что неблаговидный поступок с годами забывается и изглаживается вовсе, что два его письма, написанные в один и тот же день, но содержащие противоположные оценки некоего факта, поступка, произведения, никогда не сойдутся в одной точке. Быть может, жизненное поведение многих было бы несколько иным, если бы они знали так же ясно, как знают это архивисты, что их письма не улетают по касательной к земной поверхности в бесконечность небытия, а лягут рано или поздно рядом на стол исследователя, что слово, сказанное публично, дойдет до потомков в десятках свидетельств - дневниковых, мемуарных, эпистолярных.
В той брошюре 1919 года, которую цитировали мы раньше, призыв обращен был к каждому из соотечественников: "Придет время, нас не станет и наша пора, богатая событиями большого значения, сулящая стать преддверием новой жизни, сама отодвинется в прошлое.
Ее будут жадно и пристально изучать, в ней будут искать ответов на самые разнообразные вопросы... Живых свидетелей наших дней не останется. Где же будут искать сведений о нашем времени? Конечно, прежде всего и больше всего во всем том, что сохранится от нас, что нас переживет: в новом строе хозяйства, в новых общественных и государственных учреждениях, одним словом, в новых формах жизни. Но многое в них может показаться непонятным, если мы сами не позаботимся о том, чтобы сохранить следы тех мыслей, чувств и желаний, которые одушевляли нас при их создании. В чем же можно будет найти отражение всего того, что сейчас движет нами в происходящей замене старого новым?
В спокойном, бесстрастном документе, в книге, журнале и газете, в живой личной переписке деятелей наших дней от мала до велика, наконец, в вещественных результатах наших знаний и умений. Документы, бумаги и переписка хранятся в архивах, книги, журналы и газеты - в библиотеках, а предметы, созданные знанием и искусством, - в музеях. Отсюда становится понятным, что прямой долг каждого культурного человека состоит не только в бережной охране всеми зависящими от него средствами существующих архивов, библиотек и музеев... но и в пополнении названных хранилищ собственными материалами наших дней..."
Призыв этот не устарел и посейчас. Любое отлагательство и промедление здесь невозможно. По каждом из нас не только звонит колокол, так же ежечасно, взывая именно к нам и ни к кому другому, поют трубы истории.