Страница 1 из 19
Повсюду наши флаги
будут реять скоро!
Подражание Вильяму Шекспиру и Бертольду Брехту
Бесноватый:
Судеты наши! Предков славных край, отторгнутый злодейскую рукою, сегодня возвращен. Но не войной — война мне ненавистна. Только волей немецкого народа! Как волна, из черной глубины до звезд поднявшись, сметает на пути своем преграды, так и восстанье наших кровных братьев обрушило за час державу чехов, предателей и трусов, неспособных оружьем защитить пределы края. Так пусть же бьются радостно сердца! Зима исчезла — и настало лето!..
Народ:
Победе — слава! Ныне — и всегда! Да здравствует победоносный фюрер!
Бесноватый:
Я принимаю вашу благодарность. Народа сын, познавший хлад и голод, я защищал наш Фатерлянд в окопах Войны великой, не жалея крови, и вражьей, и своей. Тогда мы были на ноготь от Победы. Не вина бойцов отважных, что пришла Измена и нож вонзила в спину. Я упал, и мы упали все, но снова встали. Моя борьба! Мы начинали в полночь, немую, словно старая могила, и черную, как смертный приговор. А ныне ясный полдень светит нам! Свободен путь для наших батальонов, свободен путь для штурмовых колонн!..
Народ:
...Глядят на свастику с надеждой миллионы. День тьму прорвет, даст хлеб и волю он!
Бесноватый:
Так есть и будет! Путь великий наш продолжим смело. Прочный мир в Европе от Бреста до Урала — наша цель. И мы ее достигнем! Вижу я не Чехию, фантом затей версальских — Богемию, исконный немцев дом. Швейцария, обитель плутократов, народ немецкий ставит ни во что. Нам ли терпеть? Протянем братьям руку! А дальше — Мемель. Он — наследье предков, обильно землю кровью напитавших. Та кровь в сердцах — и в ваших, и в моем. В последний раз сигнал сыграют сбора! Любой из нас к борьбе готов давно...
Народ:
...Повсюду наши флаги будут реять скоро, неволе длиться долго не дано!
Бесноватый:
И пусть не лгут, что мы несем войну! Ее мы не хотим — но не страшимся. Французам — мир, когда не помешает нам Франция вступить в пределы наши. Не то ей кровью истекать, а нам, бичу Господня гнева, — покарать за гордость тех, кто на дороге встанет. Мир Англии, когда ее войска останутся на острове навеки. России — мир, но пусть забудет путь из Азии в Европу, и окно, царем Петром пробитое когда-то, прочнее заколотит. Миру — мир! Но если все враги, в безумье впав, обрушатся на нас — тогда и Небо подмогой нашей будет. И падет на землю вражью красная планета, взметнув потоки раскаленных магм. И Рагнарёк придет, и волк поглотит и Солнце, и Луну, неся отмщенье. Победе — слава! Да живет наш Рейх! Тысячелетний Рейх — мечта германцев!
Народ:
Победе — слава! Фюрер! Фюрер! Фюрер![1]
Глава 1. Ночь нежна
1
...Ангел Смерти — никому не известно, каким будет его лицо. И когда он впервые приходит, его не могут узнать...
— Я хочу поскорее подружиться с твоей дочерью. Сколько ей уже? Десять?
— Десять. Совсем взрослая. Мне иногда даже страшно.
Море осталось далеко внизу. Гора, темный неровный склон, за ним — огни городских кварталов, светящаяся гирлянда кораблей в бухте. Еще дальше, над самым горизонтом — еле заметная полоска заката.
— Она научилась читать в четыре года. Пришлось прятать книги. Я долго уговаривала ее начать со сказок, а не с «Истории финансовой мысли» Зонненфельса. Уговорила... на свою голову.
— Надо подбирать правильные сказки!
День ушел, уходит и вечер. Мать-Тьма вот-вот неслышно шагнет из-за черных гор. Здесь же — пустое шоссе, запах остывающего асфальта, густой хвойный дух, ровный чистый гравий под ногами. Смотровая площадка — двадцать шагов на десять.
— Помнишь «Снежную королеву»? Да-да, Андерсена. Она прочитала и спросила: «Мама, а что дальше?»
— А что дальше? Кай и Герда вернулись домой, вспомнили любимый псалом про Христовы розы. Наверняка поженились, а потом жили долго и счастливо.
Авто — светлое лупоглазое чудище с трехлучевой звездой на капоте и серебристыми дудками-клаксонами[2]. Мотор выключен, радио работает. Диктор читает новости, но слушателей нет. Пассажиры, он и она, отошли к самому краю, к неровной каменной балюстраде, нависшей над обрывом.
Слева он, она — справа.
— «Так сидели они рядышком, оба уже взрослые, но дети сердцем и душою, а на дворе стояло теплое, благодатное лето!»[3] Наизусть помню. А моя дочь рассудила иначе. Герда быстро поняла, что Кай ей совершенно не нужен. Ей было интересно его искать — и не больше. А Каю стало очень скучно в маленьком провинциальном Копенгагене. В конце концов Герда вышла замуж за соседа-моряка и уехала в Америку, а Кай вернулся к Снежной Королеве, и они стали жить вместе... Когда дочь это придумала, ей было шесть лет.
На женщине — брючный костюм по последней моде: белые расклешенные брюки, приталенный черный пиджак, пестрый шейный платок (широкий узел, цветные квадратики вперемешку). На безымянном пальце левой, поверх тонкой ткани — массивное кольцо с черненым египетским саркофагом. Мужчина... Его не разглядеть, неслышно шагнувшая из-за гор Мать-Тьма укрыла человека своим тяжелым пологом.
— Теперь ей десять. «Историю финансовой мысли» уже осилила?
— Давно... Никак не уговорю ее бросить курить. Какой-то ужас!
У нас в семье никто ни курит, ни я, ни муж...
Днем здесь фотографируют. Вечером и ночью — объясняются в любви. Лучшего места не сыщешь: пустое горное шоссе-серпантин, умирающий закат у самого горизонта, а над головами — недвижный купол темных небес. Никто не помешает, ни Мать-Тьма, ни сама Смерть.
— Мальчишка тебя недостоин. Я не сделаю ему ничего плохого, но о тебе он забудет. Навсегда! Считай, что в тот вечер ты просто не пошла на концерт.
— «Серенады Джека Картера», второй ряд, седьмое место... Хочешь отменить Прошлое? А что взамен?
— Взамен? Старушки Европы уже мало? Но ты права, вдвоем мы способны на большее.
Обшитая темным бархатом коробочка — посреди широкой мужской ладони. Неяркий блеск золота высокой пробы.
— Кольца... Они очень красивые. Очень!
Женщина смотрит, но не прикасается, словно боясь спугнуть. Руки в легких белых перчатках лежат на теплом камне балюстрады.
Смерть не подает голоса — стоит рядом.
Слушает.
2
О Северной стене Эйгера не имело смысла даже мечтать.
Андреас Хинтерштойсер, горный стрелок и скалолаз-«категория шесть», понимал, что их с другом-приятелем Тони взгреют. Опоздали из увольнения, случился грех. Но не так же!
— Четыр-р-ре писсуар-р-ра в здании пер-р-рсонала, две убор-р-рные в пятом бар-р-раке и... и еще пол в офицер-р-рском казино, — добродушно прорычал обер-фельдфебель. — Не сжимайте кулаки, Хинтер-р-рштойсер-р-р, у меня пер-р-рвый р-р-разр-р-ряд по боксу. Это — ар-р-рмия, гор-р-рные стр-р-релки, здесь даже бавар-р-рцы начинают любить наш общий Фатер-р-рлянд. А для особо упер-р-ртых имеется тр-р-рибунал. Хочу напомнить — идет война[4].
Кулаки Хинтерштойсер разжал. Язык прикусил. Рядом молчал Тони Курц, тоже «категория шесть» и тоже на свою голову — горный стрелок.
— Хор-р-рошей ночи, господа!
Обер-фельдфебель желтозубо оскалился. Немного подумал — и сплюнул на пол. Негромко хлопнула дверь.
...Sitzungssaal во всей красе, грязный пол, две лампочки под потолком, потрескавшийся кафель, ночь за окнами... Позавчера они взяли южную стену Унтерсберга — таинственной горы, в недрах которой спит, сидя за огромным каменным столом, Карл Великий. Каждый мальчишка в окрестностях Зальцбурга знает, что император проснется, когда его борода три раза обовьется вокруг стола, а над Унтерсбергом перестанут летать вороны. Южная стена — ночной кошмар скалолаза. Взяли! Опоздали из увольнения всего на каких-то полчаса...
1
Время действия книги — лето 1936 года. В нашей реальности Судетский кризис и последующие события произошли два года спустя. «Аргентина» — произведение фантастическое, реальность, в нем описываемая, лишь отчасти совпадает с истинной. Автор сознательно и по собственному усмотрению меняет календарь, географию, судьбы людей, а также физические и прочие законы. Исследование носит художественный, а не исторический характер.
2
Все упоминаемые в тексте автомобили и мотоциклы не более чем авторский вымысел.
3
Здесь и далее сказка Г. Х. Андерсена «Снежная королева» цитируется в переводе А. В. Ганзен.
4
Здесь и далее будут приводиться цитаты из замечательного художественного фильма «Nordwand», режиссер Филипп Штёльцль.