Страница 6 из 18
Тем не менее, до кулаков не дошло.
—…Мое заявление теперь звучит так: не все янки варвары, а некоторые из них знают, как играть в эльферн. Вы удовлетворены?
Уолтер мысленно проговорил слышанное. Со вторым спорить не приходилось, первое же… Варвары, понятно, не все, но ведь встречаются же! Стоит за угол завернуть — с авеню на стрит…
— Согласен, — буркнул он без особой приязни.
Тевтоны вновь переглянулись и, даже не поклонившись, разошлись. Не все — главный, в монокле и с усиками, остался. Не иначе, все-таки подраться решил.
— Поскольку этот маленький инцидент можно считать исчерпанным, решусь сделать одно замечание, — оловянный взгляд сверкнул внезапной насмешкой. — Подобный патриотизм весьма похвален, но… Согласитесь, вы же сами — немец!
— С какой этой стати? — окрысился гражданин США Уолтер К. Перри.
— С фонетической. Ваш немецкий неплох, но его не учат в школе. Это «лаузицер» — средненемецкий диалект. А по тому, как вы произносите «о» и «е», могу предположить, что тот, кто вас учил, родом из Позена — или откуда-то неподалеку. Вряд ли это был школьный учитель, вероятнее всего, родственник.
Уолтер наскоро вспомнил учебник.
— Могу и на «хохе», если вы так настаиваете.
Бесцветные губы сложились в некое подобие улыбки.
— Не трудитесь. Я ни на чем не настаиваю. Но «лаузицер» в ваших устах звучит не в пример убедительней.
О том, что его немецкий — не «хохдойч», а нечто совсем иное, Уолтеру рассказали в армии, на курсах иностранных языков. Пришлось учить «хох», что оказалось делом не слишком трудным. Сложнее давался Espanol mexicano, который, как выяснилось, нечто иное по сравнению с просто Espanol.
— Нас некому представить, поэтому беру инициативу на себя. Виллафрид Этцель фон Ашберг-Лаутеншлагер Бернсторф цу Андлау, барон. С первого раза это запомнить невозможно, поэтому смело сокращаем до «барона». Вполне демократично, согласитесь. Впрочем, если и у вас имеется титул, можете его не скрывать.
Теперь уже Виллафрид Этцель фон Ашберг… и так далее ухмылялся искренне, от души. Уолтера так и тянуло назваться каким-нибудь Вальтером Квентином фон Перри-Пэллмэлл цу Вольфлюсс герцогом Теннесси-и-Кентуккийским, но он предпочел не дерзить. Свое доказал, а ругань без драки — дело пустое.
— Уолтер Перри. Нью Йорк, Ист-сайд, Третья авеню [9]. А титулы у нас еще при Джордже Вашингтоне отменили.
5
— Все ясно? — строго вопросила девушка.
— Да-а-а-а! — хором пропели ученицы. — Ясно-о-о!
— Ну, смотрите, конкурс через месяц. Надеюсь на вас, мышки!
Улыбнулась, махнула рукой, закрыла дверь класса, на миг прикрыла глаза. Все сделала? Все!
Домой!
Короткий коридор, широкая лестничная площадка с бронзовым бюстом Моцарта, мраморная доска на стене — белый камень, золотые буквы. Надпись она выучила наизусть, когда еще сама ходила в ученицах. «В лето Господне 1783 повелением и милостью Его Светлости…» Пять строчек, над ними — геральдическая корона. Три года назад, по случаю очередного юбилея, Моцарта хотели заменить Его Светлостью, тоже бронзовым, чей бюст давно уже пылился в музее. Угодил он туда в бурном 1918-м, чудом избежав переплавки. Не пора ли вернуть? Как ни крути, Основатель.
Моцарта отстояли, но Его Светлость из музея все же извлекли, пристроив на третьем этаже.
Это — второй. Два широких пролета белой лестницы, мраморные перила, мраморные ступени, огромное окно почти во всю стену. Щедр был Его Светлость, жаль, витражи пропали — осколками разнесло. Велик был год и страшен по рождестве Христовом 1918…[10]
Но и простые стекла — красиво. Весеннее солнце, весеннее небо.
— Уже убегаете?
Коллега. Улыбнуться. Кивнуть. Вздохнуть устало.
— У меня с самого утра занятия. Заменяю. А еще конкурс…
Коллега (средних лет, среднего ума — и таланта среднего) не из вредных. Муж — полковник Генерального штаба, значит, не бедствует, работает больше для души. Иногда помогает. Зато — первая сплетница.
— А еще вас кое-кто ждет — на стоянке напротив. Между прочим, у него новый мотоцикл. Чешский — JAWA 250 Special[11]. Неплохо для студента!
Муж-полковник в технике явно разбирается и даже супругу сумел поднатаскать. Спорить не имеет смысла, значит снова улыбнуться, пожать плечами…
Уходим!
Двумя ступеньками ниже девушка стерла с лица ненужную улыбку. Студент — сама виновата, обмолвилась месяц назад. Болтали с профессором Кашке — просто так, уже после работы, дождь пережидая. Лило от всей души, такое весной редко бывает. Профессор, даром что на восьмой десяток нацелился, глаз имеет снайперский. Он и спросил про «молодого человека спортивных кондиций», шутник. Не промокнет, мол? Она тогда тоже отшутилась, помянув студентов, которым ничего не сделается, и не к тому, мол, привыкли.
Памятливый старичок!
Последняя ступенька… Вестибюль. Слева — столик дежурного, справа — уродливая будка охраны, пустая. На стене еще одна мраморная доска, уже поменьше. И золото тусклое, считай, бронзянка. Три короткие строчки. «Граждане! Остановитесь! Вспомните! Здесь, на этом месте, были зверски убиты трое учащихся…»
Все тот же 1918-й.
Девушка, задержавшись на миг, скользнула взглядом по мрамору. Один из этих троих — их бывший сосед. Тихий молодой человек, очень вежливый, здоровался первым. Ей он тогда казался очень взрослым.
Тяжелая тугая дверь-вертушка…
Солнце!
* * *
Мотоцикл стоял, где и обычно, слева от входа, рядом с большой черной жабой — ректорским «Ситроеном» 7CV. Крепкий парень «спортивных кондиций» скучал рядом, листая какую-то книжонку в яркой обложке. Заметил, махнул рукой.
Девушка ускорила шаг, приглядываясь к мотоциклу. Да, совсем другой, сразу заметно.
Парень закрыл книжку, спрятал в карман серого спортивного пиджака.
— Ну, привет!
— Привет, привет! Долго ждал?
Легкий поцелуй в щеку. Резкий рык мотора. Улица сдвинулась с места, поплыла, помчалась…
Теперь можно не думать об улыбке.
* * *
Ехали недолго. Через два перекрестка мотоцикл, свернув на тихую улицу, снизил скорость, рыкнул в последний раз, причаливая к бордюру.
…Серые пятиэтажки, молодые деревца в палец толщиной, пустая лавочка, женщина с детской коляской, старик у входа в подъезд.
Девушка оказалась на тротуаре первой. Поправила платье, волосы, пристроила поудобнее сумочку на плече.
— Как это понимать, Руди? Мотоцикл. Почему другой?
Парень взглянул удивленно. Рука в черной перчатке легла на теплый от солнца бак.
— В гараже выдали, мой кто-то забрал еще утром. Номера мы заменили. Обычные, городские, все чин-чином.
— Я напишу рапорт, лейтенант.
Руди сглотнул, отступил на шаг.
— Из-за этого? Мухоловка, вы что?
Девушка открыла сумочку. Достав пачку сигарет, взвесила на ладони. Спрятала. Резко щелкнул замочек.
— Не поняли? Лейтенант Кнопка…
— Кнопке!
Мухоловка поджала губы.
— Хотите быть истинным арийцем? Тогда для начала сожгите свое личное дело и побеспокойтесь о родне, которая похоронена на еврейском кладбище. А еще лучше не спорьте со мной, а то мигом вернетесь в уличные регулировщики.
Лейтенант Рудольф Кнопка принялся снимать перчатки. Спохватился, дернулся, замер по стойке «смирно».
— Вы кто? Вы — мой поклонник, не из богатых, возможно, студент. На авто денег нет, зато есть мотоцикл, которым вы очень гордитесь. Мои коллеги к вам уже привыкли, вы для них нечто вроде рейсового автобуса. А сегодня появились вопросы. Мотоцикл — ерунда, но завтра по вашей вине может случиться что-нибудь похуже. Тогда уже последует не рапорт, а трибунал.
9
Все адреса в Нью-Йорке вымышлены и подобраны автором исключительно по законам фонетики.
10
Для тех, кто родился после 1991-го: Михаил Булгаков «Белая гвардия».
11
Все упоминаемые в тексте марки мотоциклов и автомобилей не более чем авторский вымысел.