Страница 15 из 32
– Не знаю, не знаю. Знаю только, что летать хочу.
– Я тоже, – усмехнулся Серёжа. – Но выше головы не прыгнешь.
Дома меня, как всегда, первым встретил сын. Он бесцеремонно засунул руку в карман шинели и выудил оттуда детскую шоколадку.
– Зря ты его балуешь, – улыбнулась Светлана, вытирая ладони о фартук в цветных разводах. – Как бы аллергии не случилось. Есть хочешь?
– Попозже, – опустил я сынишку на пол, и пока раздевался, прикидывал, стоит ли посвящать женщину в служебные дела.
Поразмыслив, я всё же рассказал жене о своём решении перейти на лётную работу и коротко – о беседе с генерал – майором Тюхтяевым.
– Жаль, – с сожалением покачала она головой. – И что ты такой неугомонный? Живём в таком замечательном городе, скоро получим квартиру, и я уже присмотрела неплохую должность в сельхозинституте. Чего ещё нужно для нормальной семьи?
Она помолчала и с тоской произнесла:
– Господи, как надоели мне вечные переезды! Ты бы хоть со мной посоветовался.
– Поздно теперь шашкой махать. Прости, если обидел. Я ведь хочу, как лучше.
– Я тоже этого хочу. Но не кажется ли тебе, что с некоторых пор наша жизнь делает пробуксовку, – посмотрела она на моё озабоченное лицо и сама определила, что кажется.
– Что ж, в нашем положении остаётся только одно – ждать.
Неотъемлемой чертой характера профессионального журналиста является умение слушать и убеждать. Дайте собеседнику высказаться, может это последний шанс вопиющего в пустыне. И чем терпеливее и естественней вы будете воспринимать его откровения, тем доверчивее он будет. Не важно, согласны ли вы с приводимыми доводами или нет, но уже сам факт, что его рассуждения воспринимаются всерьёз, рождает у человека доверие. И тогда он расскажет вам такое, в чём бы и самому себе не признался. Редко из тех, кто обладает тайной, не поделится с ней и не освободится от тяжёлого груза даже под страхом смерти. Помните притчу о виртуозе – цирюльнике?
У царя Соломона были ослиные уши. Ни одна живая душа об этом не знала. Но ему приходилось стричься, и каждый месяц он приглашал во дворец брадобрея, а потом отрубал ему голову. Иначе правда об ушах стала бы всеобщим достоянием, а правитель – посмешищем.
Однажды к царю привели такого искусного парикмахера, мастерство которого растопило даже кровожадное сердце властителя, и он сохранил ему жизнь.
– Но если ты поделишься тайной с кем-нибудь из людей – не сносить тебе головы! – жёстко сказал Соломон.
Десять лет брадобрей боролся с искушением поделиться пикантной новостью, но мысль остаться без головы охлаждала его желание. И тогда, чтобы снять с себя тяжкий груз молчания, он ушёл в пустыню, выкопал ямку в песке, наклонился и прошептал:
– У царя Соломона ослиные уши.
Передоверив сверхсекретную информацию пустыне, он тщательно засыпал углубление, с облегчением вернулся во дворец и благополучно дожил до глубокой старости.
Мудрость цирюльника меня настолько покорила, что и я никогда и ни с кем не делился откровениями не только в интимной жизни, но и о делах более прозаических. Похвальба, как мне кажется, – это удел слабых, неуверенных в себе людей. Это один из моментов саморекламы и самовосхваления, когда нет других способов утвердить себя в обществе.
И если ты, читатель, усомнишься в искренности моих убеждений и откровенных признаний, то будешь неправ.
Должен сказать, что я всерьёз увлёкся журналистской работой. Во–первых, другого выбора мне не оставили. Во – вторых, университет находился под боком, и хотя первый курс давался нелегко, я всегда мог найти поддержку и понимание в лице преподавательского состава. И, в – третьих, никогда в жизни мне не приходилось так много путешествовать.
За короткое время посчастливилось побывать в гарнизонах Прибылово и Смуравьёво, Парголово, Вещево и Выборге, Луге и Кронштадте, на финской границе и в Карельских лесах. И я не только восхищался тамошними красотами и историческими памятниками, но и встречался с замечательными, известными во всей воздушной армии людьми.
Конечно, всякая поездка предопределяла работу, но я был молод, напорист, тщеславен, настырен и ничего не боялся. Классик, наверное, про меня сказал, что в моём щекотливом положении я ничего не теряю, кроме своих цепей. Потому что я был лётчиком и по своему социальному положению относился к рабочим, пролетариям то есть. Не то, что штурманы – интеллигенция, которая тяжелее навигационной линейки в руках ничего не держала.
Кстати, вы знаете, кто был самым первым штурманом в нашей стране? Матрос партизан Железняк. Об этом даже в песне поётся: « Он шёл на Одессу, а вышел к Херсону…».Шучу, конечно. Настоящий штурман никогда не заблудится.
Иногда материалы удавались, и меня хвалили. И я был счастлив и горд и приглашал друзей на символическую стопку коньяка, и обязательно с лимончиком. Но в основном критиковали в хвост и в гриву. Сначала я не на шутку обижался, считал её предвзятой, однако ко всему привыкаешь, и я придумал для себя легенду, что это – одна из форм обучения. Теперь – то мне понятно, что даже самая коротенькая планёрка – квинтэссенция творческого образования.
В Управление Воздушной армии неожиданно нагрянули гости – космонавт Павел Романович Попович вместе со своей очаровательной женой Мариной. Я во все глаза рассматривал человека, который каких – то четыре месяца назад был известен нескольким десяткам людей, и в мгновение ока стал славой и гордостью своего Отечества. Он летал на корабле «Восток – 4» одновременно с полётом космического корабля «Восток – 3» и совершил первый в истории освоения космоса групповой многосуточный полёт. Это был солдат удачи, балансирующий, как на лезвие бритвы, между жизнью и бессмертием, для которого риск так же привычен, как необходимость дышать.
В принципе, каждый лётчик рискует, поднимая самолёт в воздух. Но на фоне тысяч успешных полётов какая – то толика катастроф терялась, как иголка в стоге сена. И лётчики перестали думать об опасностях своей профессии. Обыкновенная работа, не более того. Другое дело – что – то новое, незнакомое, неизведанное. Заманчивое и влекущее, как вечный зов жизни.
Людям свойственно любопытство. И заборы существуют для того, чтобы заглянуть в щель и посмотреть, что за ними находится.
Я был шокирован, когда узнал, что жена Павла по профессии лётчик – испытатель. В этой хрупкой на вид красавице ни на йоту не чувствовалось мужского начала. И я, как ни старался, никак не мог представить её в противоперегрузочном костюме и шлемофоне с ларингофонами.
Но так было. И мне подумалось, что в утверждении семейных отношений совпадения увлечений жены и мужа углубляют гармонию чувств.
После оживлённой беседы мы сфотографировались на память, и я впервые в жизни получил автограф от знаменитого человека.
Жить у реки и не искупаться – абсурд. Так я рассуждал, оценивая наши возможности в приобщении к культуре Ленинграда. Город – музей, город – легенда, город прошлого и будущего, он был и остаётся историей русского народа, гордостью и величием Отечества. Пока я осваивал пригородную зону Северной Пальмиры, Светлана использовала свободное время для посещения музеев, театров и кино. Сын уже заметно подрос и с удовольствием ходил на дневные спектакли в театр юного зрителя, любил гулять по городу и терпеть не мог художественных салонов. Я мечтал попасть в Мариинский, знаменитый на весь мир театр, но одному идти было неудобно, а вместе с женой не получалось – оставить Серёжу на целый вечер без присмотра было рискованно.
В угоду маленькому диктатору каждое воскресенье мы выбирались на детские утренники, и иногда отправлялись на экскурсии. Ближе к лету нам посчастливилось побывать в Петергофе, и я впервые увидел фонтанное великолепие этого райского уголка. Мы были в восторге от монумента «Самсон, разрывающий пасть льва», установленный два с лишним века назад в память о Полтавской битве. Фонтаны «Волхов» и «Нева», «Нимфа» и «Данаида», «Адам» и «Ева», водомёты Монплезирского сада возникали перед нами, словно фрагменты сказок из «Тысячи и одной ночи», и, покорённые ими, мы долго не находили в себе сил, чтобы оторваться от созерцания этого чуда.