Страница 6 из 19
Эта любовь Николая Ивановича к лекарственным растениям сохранилась у него до старости. И спустя многие годы в его усадьбе «Вишня» был разбит аптекарский огород, где выращивались различные лекарственные растения, используемые для лечения многочисленных больных, приезжавших лечиться к старому профессору.
После смерти отца Николая – Ивана Ивановича, наступившей 1 мая 1825 г., когда Николай учился еще на первом курсе, материальное положение семьи стало крайне тяжелым. Не прошло и месяца после его внезапной смерти, как семья лишилась дома и всего, что в нем находилось ценного, которое пришлось отдать казне и частным кредиторам. В это время им на помощь пришел троюродный брат отца, Андрей Филимонович Назарьев, сам обремененный семейством. Он предложил Пироговым переехать в его небольшой дом у Пресненских прудов, предоставив в их распоряжение мезонин с тремя комнатами. Жили они в доме дяди, не платя ничего за квартиру, более года, а затем переехали на наемную квартиру, в которой сами стали сдавать одну половину внаем, что хоть как-то помогало сводить концы с концами.
Все неурядицы в семье, однако, не нарушали учебу Николая в университете, и его жизнь шла по-прежнему, только теперь ему пришлось забыть об извозчиках и ходить в университет пешком в любую погоду, что требовало немало времени и сил.
Николай Иванович с благодарностью вспоминает о бескорыстной помощи своих родных, которые взяли на себя все материальные и хозяйственные заботы, предоставив ему возможность продолжить и закончить учебу в университете.
«Три женщины (мать и две старших сестры. – А.К.) содержали меня своим трудом. Кое-какие крохи, оставшиеся после разгрома отцовского состояния, недолго тянулись; мать и сестры принялись за мелкие работы; одна из сестер поступила надзирательницей в какое-то благотворительное детское заведение в Москве и своим крохотным жалованьем поддерживала существование семьи». Более того, мать не хотела, чтобы Николай перешел на положение стипендиата или казеннокоштного студента. «Это считалось как будто чем-то унизительным: “Ты будешь, – говорила она, – чужой хлеб заедать; пока хоть какая-нибудь есть возможность, живи на нашем”. Так и перебивались, как рыба об лед» [17].
Студенческая жизнь в Московском университете до кончины императора Александра I была относительно привольной. Князь Оболенский, попечитель университета, почти не появлялся. Студенты его видели только на актовом дне. Мундиры студенты еще не носили. Но начиная со вступления на престол Николая I и декабрьского события 1825 г., произошедшего на Сенатской площади в Петербурге, мы, пишет Николай Иванович, «почувствовали перемену в воздухе». Князя Оболенского сменил новый попечитель – генерал Писарев, имевший неприятный голос и поэтому получивший от студентов презрительную кличку Фагот. Он стал тут же наводить дисциплину, посещая лекции и конфликтуя не только со студентами, но и с профессорами. Одним словом, начались времена, которые в русской истории известны как николаевские.
Университет, вскоре после воцарения, посещает и сам император Николай I. Он приехал на дрожках и, никем не замеченный, кроме сторожа, отставного гвардейского солдата, пошел прямо в студенческие комнаты, где велел при себе переворачивать тюфяки на студенческих кроватях и под одним тюфяком нашел тетрадь стихов. Очевидно, там были стихи, не дозволенные цензурой, и студент был отдан в солдаты.
Вскоре после этого посещения царя в университете были введены студенческие мундиры. Для Пирогова, как, очевидно, и для многих других малообеспеченных студентов, предстояло войти в новый расход.
И опять на помощь Николаю пришли его сестры. Они, по словам Николая Ивановича, «ухитрились смастерить мне из старого фрака какую-то мундирную куртку с красным воротником и светлыми пуговицами, но неопределенного цвета, и я, пользуясь позволением тогдашнего доброго времени, оставался на лекциях в шинели и выставлял напоказ только верхнюю, обмундированную часть тела» [18].
Медицинский факультет Московского университета в период учебы Н. И. Пирогова был известен именами таких ученых, как Юстус Христиан Лодер, Матвей Яковлевич Мудров, Ефрем Осипович Мухин, Федор Андреевич Гильдебрандт. К сожалению, другие профессора университета, как отмечает Николай Иванович, недостаточно владели научными средствами для преподавания своей науки и составляли живой контраст со своими знаменитыми коллегами.
Интересны и первые впечатления от профессоров университета, которые сложились у первокурсников. Они сразу заметили большую разницу между ними. Так, Пирогов вспоминает: «…поражала нас наружность профессоров, так как одни из них в своих каретах, запряженных четверкой, с ливрейными лакеями на запятках (как М. Я. Мудров, Ю. Х. Лодер и Е. О. Мухин), казались нам важными сановниками, а другие – инфантеристы[6] или ездившие на ваньках во фризовых шинелях – имели вид преследуемых судьбой париев» [19].
Одним из ярких профессоров университета был Ю. Х. Лодер, «друг Гете и учитель Гумбольдта» [20], который заведовал кафедрой анатомии. Его имя было широко известно не только в Москве. До своей службы в Московском университете Лодер был лейб-медиком Александра I, а в 1812 г. ему было поручено организовать устройство военных госпиталей на 6 тыс. офицеров и 30 тыс. нижних чинов. После войны он был главным доктором Московского военного госпиталя. В 1819 г. Лодера приглашают преподавать анатомию в Московском университете. Он имел большую анатомическую коллекцию, которую, уговорив попечителя Московского университета князя Оболенского, смог продать университету за громадную сумму – 125 000 руб. [21]. Справедливости ради надо сказать, что Лодер собирал ее постоянно, начиная еще с периода своей работы во Франции, Англии, Голландии и Германии, где сотрудничал с выдающимися анатомами и физиологами того времени.
В Московском университете Лодер организовал анатомический театр, издал первую часть «Анатомии тела человека» на латинском языке. Его перу принадлежал целый ряд монографий по анатомии и хирургии, изданных на различных европейских языках.
Свои лекции Лодер сопровождал анатомическими демонстрациями. Однако при практическом изучении анатомии от студентов не требовалось обязательного упражнения на трупах. «Я во все время моего пребывания в университете ни разу не упражнялся на трупах в препаровочной, не вскрыл ни одного трупа, не отпрепарировал ни одного мускула и довольствовался только тем, что видел приготовленным и выставленным после лекции Лодера», – с сожалением вспоминал Николай Иванович [22].
Ю. Х. Лодер, энергичный и предприимчивый человек, предложил москвичам простой и доступный метод лечения, который не потерял своего значения и в нынешние времена. Он смог внушить состоятельным, хлебосольным москвичам, отличающимся хорошей упитанностью, что минеральная вода и пешие прогулки способствуют выздоровлению и сохранению здоровья. К сожалению, даже в начале XXI века, когда писалась эта книга, далеко не все наши российские современники следуют этому простому и мудрому совету.
В 1825 г. Лодером было открыто популярное в Москве «Заведение искусственных минеральных вод». По сути дела, «Заведение» представляло собой прогулочный парк на берегу Москвы-реки, где пациенты совершали многочасовые прогулки. Чтобы они были нескучными, играла духовая музыка. Все, входящие в этот «парк здоровья», который начинал принимать пациентов в пять часов утра, получали кружку минеральной воды, которую должны были тут же выпить. Лечение стоило немалых денег – 300 рублей. Интересно, что со временем имя Лодера стало в России синонимом бездельника, а положили начало трансформации его фамилии в презрительную кличку лентяев – «лодырь» именно московские кучера. Они привозили своих господ к «парку здоровья» и затем были вынуждены ожидать их часами, наблюдая, как господа прогуливаются по парку. Обмениваясь между собой мнениями, они, очевидно, считали гуляющих господ бездельниками, которых Лодер «гуляет». Вот так имя профессора Московского университета Ю. Х. Лодера превратилось в «лодыря», общепринятый синоним лентяя. Существует еще одна легенда происхождения слова «лодырь», и тоже связанная с Ю. Х. Лодером. Профессор заставлял своих студентов для отдыха от занятий совершать вместе с ним пробежки по берегу Москвы-реки. Московские прохожие, глядя на бегущих студентов во главе с профессором, также полагали, что Лодер занимается безделицей, – «Лодырь гоняет», что также закончилось «лодырем».
6
Инфантерия – пехота. Вероятно, Н. И. Пирогов имел в виду профессоров, которые ходили на работу из-за нехватки средств пешком.