Страница 10 из 19
Мойер был учеником знаменитого итальянского анатома и хирурга Антонио Скарпа и учился у него в период апогея его славы. В Италии Мойер получил степень доктора хирургии. Затем он прошел хирургическую школу в Вене под руководством Иоганна Руста. Там, в Вене, он сблизился с великим Бетховеном, что, несомненно, повлияло на его музыкальное образование.
Вернувшись в Россию, Мойер, как пишет Пирогов: «…прямо попал хирургом в военные госпитали, переполненные раненными в Отечественной войне 1812 г.». Затем Мойер поселился в Дерпте, где в 1815 г. был избран профессором хирургии.
Со временем Мойер стал меньше уделять внимания науке и своей хирургической клинике. Однако появление группы молодых людей, приехавших в Дерпт из русских университетов, среди которых кроме Пирогова были такие одаренные личности, как Ф. И. Иноземцев, В. И. Даль, А. М. Филомафитский, оставившие заметный след в науке и культуре, вновь оживило научный интерес Мойера. «Он, – пишет в своих воспоминаниях Пирогов, – к удивлению знавших его прежде, дошел в своем интересе до того, что занимался вместе с нами по целым часам препарированием над трупами в анатомическом театре… Мойер своим практическим умом и основательным образованием, приобретенным в одной из самых знаменитых школ (Пирогов имел в виду школу Антонио Скарпы. – А.К.), доставлял истинную пользу своим ученикам» [42].
Нельзя не сказать и о семье Мойера, в которой Пирогов стал близким человеком. После избрания Мойера профессором хирургии Дерптского университета он женился на Марии Протасовой, внучке помещика Афанасия Ивановича Бунина, имевшего обширные поместья в Орловской и других губерниях. Афанасий Иванович Бунин (он умер в 1791 г.) был предком великого русского писателя Ивана Алексеевича Бунина и отцом незаконнорожденного от плененной турчанки по имени Сальха (после крещения – Елисаветы Дементьевны Турчаниновой) поэта Василия Андреевича Жуковского. По просьбе А. И. Бунина мальчик был усыновлен проживавшим в его имении обедневшим помещиком Андреем Григорьевичем Жуковским, который и дал ему свою фамилию и отчество. Таким образом, мать Маши – Екатерина Афанасьевна – была сводной сестрой В. А. Жуковского и поэтому не позволила ему жениться на своей дочери, в которую он был бесконечно влюблен. Однако это не помешало ему сохранять дружеские отношения с Машей и с ее мужем Мойером. Жуковский часто приезжал в Дерпт, куда он продолжал приезжать и после смерти Маши. Она болела туберкулезом, и Мойер еще до свадьбы заметил симптомы болезни, однако не изменил своего решения. Маша умерла при вторых родах в 1823 г. В последний путь ее провожал весь Дерпт и студенты университета [43].
К тому времени, когда Пирогов стал вхож в дом Мойера, его семейство состояло из самого Мойера, его тещи Екатерины Афанасьевны Протасовой и дочери Кати, которая была еще маленькой девочкой.
После физических перенапряжений, в которых проходила жизнь Пирогова в Дерпте, регулярно работавшего по много часов в день в анатомическом театре и в лабораториях, в семье Мойера он находил душевное отдохновение. Он писал в своих воспоминаниях: «…для меня самое отрадное было посещение дома Мойера». Екатерина Афанасьевна – добрая русская женщина – душевно отнеслась к Пирогову. Узнав о его прежней нелегкой жизни в Москве и материальных затруднениях в Дерпте, она на несколько месяцев, когда истек срок найма его квартиры, в которой он до этого квартировал, предложила ему бесплатно жить в их доме [44].
Дом Мойера был центром русской культуры в Дерпте. Частыми гостями здесь были друзья Пушкина: А. Н. Вульф, В. А. Жуковский, А. П. Керн, Н. М. Языков. Из студентов университета и товарищей Пирогова по профессорскому институту здесь бывали люди с недюжинными способностями и интересами. Среди них – поэт В. А. Соллогуб, граф, писатель, печатавшийся в журналах «Современник», «Отечественные записки», будущий выдающийся ученый в области права П. Г. Редькин. К Мойеру захаживал и однокашник Пирогова – В. И. Даль, в то время живо интересовавшийся хирургией, но ставший впоследствии известным этнографом и составителем знаменитого толкового словаря живого великорусского языка. Частым гостем дома Мойера был и А. Ф. Воейков, женатый на старшей дочери Екатерины Афанасьевны Протасовой. О Воейкове следует сказать, что он был заметным литератором XIX века, известным своими патриотическими стихами «К Отечеству» и «Князю Голенищеву – Кутузову Смоленскому», а также поэтическим посланием выдающемуся генералу – артиллеристу А. Д. Засядко, создателю первых русских боевых ракет и руководителю Константиновского артиллерийского училища (Орудий, бранных средств, махин изобретатель/ Вождь храбрый, будущих вождей образователь/…)
Жуковский в 1814 г. выхлопотал Воейкову место ординарного профессора русской словесности в Дерптском университете.
Вот как пишет Пирогов об одной из этих встреч с Жуковским в доме Мойера: «Я живо помню, как однажды Жуковский привез манускрипт Пушкина “Борис Годунов” и читал его Екатерине Афанасьевне; помню также хорошо, что у меня пробежала дрожь по спине при словах Годунова: “И мальчики кровавые в глазах”» [45].
Если снова вернуться к наставнику Пирогова Мойеру, то можно сказать, что жизнь этого замечательного человека была счастливо связана с тремя гениями – величайшим композитором Бетховеном, поэтом Жуковским и великим хирургом Пироговым, в судьбе которого Мойер сыграл огромную роль.
С первых дней учебы в университете Пирогов кроме клиники очень много времени уделял практическому изучению анатомии – своего любимого предмета, а также экспериментам на животных. Ни в секционном материале, ни в экспериментальных животных Пирогов не испытывал недостатка, что выгодно отличало университет в Дерпте от других российских университетов, где имело место религиозное преследование ученых, изучавших анатомию человека на трупах. В особенности это касалось Казанского университета, попечителем которого в 20-х годах XIX века был махровый реакционер М. Л. Магницкий. Этот мракобес не только громил научные школы университета, но и добился признания занятий анатомией на трупах «богопротивным» делом. Там по его инициативе экспонаты анатомического музея университета в специально изготовленных гробах, после панихиды и под колокольный звон, были отвезены на кладбище для захоронения [46]. Удивительно, что это мракобесие, которым отличался не только Магницкий, но и попечители других российских университетов, поддерживал и Александр I, несмотря на то что он лично даровал многие права и свободы Дерптскому университету и тесно дружил с его ректором Парротом. Дерптский университет смог получить привилегии, а другие российские университеты – нет. Поистине политика двойных стандартов.
В Дерпте Пирогов много читал, реферировал научную литературу и трудился в анатомическом театре, забывая про отдых и развлечения.
По заданию медицинского факультета он стал работать над конкурсной работой, посвященной перевязке сосудов, провел огромное количество экспериментов на животных. Результатом этих трудов в 1829 г. явилась первая научная работа Пирогова: «Что нужно иметь в виду при перевязке больших артерий во время операции?» Она была написана, традиционно для того времени, на латинском языке.
За этот труд Пирогов был удостоен медицинским факультетом университета золотой медали и был освобожден от обязательного посещения некоторых лекций. Это была особая награда факультета и большой успех молодого ученого. Николай Иванович настолько увлекся анатомическими и экспериментальными исследованиями, что перестал посещать другие занятия, вызывая нарекания со стороны ряда профессоров. Он получил возможность свободно распоряжаться своим временем, и может быть, это была его первая победа в отстаивании своих прав, что в дальнейшем ему пришлось делать неоднократно.
Первый успех окрылил молодого ученого. С еще большим рвением он взялся за дальнейшее изучение вопросов перевязки крупных сосудов, в первую очередь брюшной аорты, которую не так давно, впервые на живом человеке сделал Астлей Купер. Эта операция английского хирурга, однако, закончилась смертью пациента.