Избранная луной

Леда выскользнула из зеленого шатра и нагнала дочь.

– Ты и правда хорошо себя чувствуешь, мама? – прошептала Мари, наклонившись поближе к Леде.

– Да, – шепнула Леда в ответ. – Я так горжусь тобой, Мари! Ты и впрямь совершила чудо. – И, склонившись к самому уху дочери, спросила: – А Ригель?

– Я отправила его домой перед тем как на нас напали. Это он меня предупредил, что враги идут.

– Я так и думала, – кивнула Леда.

– Мама, один из Псобратьев говорил о Ригеле. Я все слышала. Они пришли сюда, потому что один, по имени Ник, ищет щенка овчарки, наверняка Ригеля. Как же нам быть?

Леда сжала руку дочери.

– Дома разберемся. А сейчас сосредоточься, попробуй мысленно поддержать щенка. Он, наверное, без тебя места себе не находит.

Мари так и сделала – представила Ригеля у входа в нору, вообразила невидимые нити, что связывают их, и по этим нитям послала ему волну любви и поддержки, представив, будто они, все трое, снова вместе и радуются встрече.

Тогда-то Мари и допустила самый большой промах. В лесу первое правило – всегда, каждую минуту быть настороже. Едва Мари научилась ходить, Леда твердила ей зарифмованные слова с правилами безопасности:

Но в ту ночь все было иначе. Впервые с тех пор, как Мари стала взрослой, она утратила бдительность в лесу после заката. Да и Леда была рассеянной, как никогда. Тревога за Мари и Ригеля, за Дженну и Ксандра, за плененных собратьев и скорбь по убитым захватили ее целиком и мешали сосредоточиться. Жрица не слышала низкого грозного гула до тех пор, пока их с Мари не окружили со всех сторон.

Шорох листьев и треск сучьев заставили Мари остановиться: девушка ощутила опасность. Не успела она толком понять, что происходит, а кровь уже быстрее бежала по жилам, все чувства обострились, внимание переключилось.

В этот миг обе поняли, откуда звуки, и все переменилось бесповоротно.

– Волкопауки! Спина к спине, Мари! Жди моего знака!

Леда кричала во весь голос, и все мысли о маскировке у Мари мигом улетучились, а с ними и уютная, домашняя картина, которую она передавала Ригелю. За долгие годы вымуштрованная Ледой, Мари машинально прижалась к матери спиной, и они одновременно сняли с плеч сафьяновые бурдюки, сорвали с горлышек восковые печати и поднесли бурдюки к губам.

– Держись, Мари. Держись. Найди опору. Отгородись от опасностей и безумия – как я тебя учила – как ты уже умеешь. И помни, я с тобой. Я всегда с тобой.

Мари дышала глубоко и размеренно, а страшный гул отдавался у нее внутри. Леда все не подавала знака, но Мари ждала с небывалым спокойствием, почти отрешенно. Отхлебнула из бурдюка, набрав в рот крепкой смеси соленой воды с лавандовым маслом. Зоркими, как у матери, глазами, которые видели ночью не хуже, чем днем, Мари окинула чащу, высматривая во тьме хищников, что крались за ними по пятам.

Шум стих, и вокруг Мари воцарился хаос и опасность.

Леда кивнула, но Мари не нуждалась в знаке.

То, что лишь миг назад казалось грудой палых листьев, зашевелилось, изменило облик и обернулось пауком величиной с белку; паук изготовился и прыгнул, целясь Мари в лицо.

Взвизгнув от страха и ярости, Мари выпустила изо рта струю соленой воды с маслом, забрызгав пауку все восемь выпученных глаз. Уже безвредный, он шлепнулся рядом с девушкой, корчась в муках и шипя, как горящая головешка, в которую плеснули водой, и Мари с наслаждением раздавила его.

– Еще! – предупредила Леда.

Мари снова набрала в рот смеси, ослеплявшей хищных пауков, и даже успела нашарить в сумке нож, прежде чем на нее кинулся второй паук. Струя поразила сразу двоих, и Мари, встав на колени, добила ножом обеих корчащихся тварей.

– Помни, убегать от них нельзя. Они только и ждут, чтобы мы побежали, – быстро, но спокойно сказала Леда, прежде чем набрать в рот еще жидкости. – Идем дальше. Не спеша. Вместе. Я с тобой и ты со мной, спина к спине. Твой бурдюк еще полон?

– Да, – заверила Мари.

– Значит, должно хватить, если действовать спокойно.

– Пойдем, мама. Надо добраться до дома во что бы то ни стало.

– Готовься, еще ползут! – встрепенулась Леда.

Мари приготовилась, а лес полнился леденящим душу гулом. Мари как раз подносила бурдюк к губам, когда из мрака показались новые пауки.

Вдруг, грозно рыча и щелкая зубами, откуда-то возник Ригель, прорвался сквозь кольцо пауков, которое все сжималось, и встал с ней рядом.

Леда плюнула струей яда в гущу пауков, уложив троих, сбила рукой четвертого и растоптала в лепешку. Мари одним взмахом ножа разрубила двоих.

– Прикрывай Ригеля, – сказала Леда, утирая ладонью рот. – Не дай им увести его в сторону. Стоит им заполучить собаку – опутают паутиной и уволокут паучатам на съедение.

Мари, улучив миг, притянула щенка к себе, заслонила его собой, и, по-прежнему стоя спина к спине с матерью, внушала Ригелю: будь рядом, рядом, рядом… – снова и снова. Ригель утробно рычал. Все внимание его было обращено на кишащую ползучими тварями тьму, но при этом он тепло жался к ногам Мари.

– Не бойся, Леда, никуда он не денется.

Ригель сражался бок о бок с Мари, сдерживая натиск хищников, разя челюстями любого паука, ускользнувшего от яда и от ножа.

– А теперь вперед, все вместе. Не спеша, осторожно, Мари. Между атаками, по моему сигналу, – распорядилась Леда, но не успела она подать знак, как впереди на тропе расцвел огонек и показался человек с факелом, а за ним – целый отряд, и они бросились вперед, отбиваясь от пауков дубинками.

– Самки на тропе! Хватай их – и скорей отсюда! – донеслась команда одного из Псобратьев.

Мари застыла на миг и с безмолвным криком: «Ригеля не отдам!» – нагнулась и сгребла щенка в охапку. Взяла за руку мать, увлекая ее прочь с тропы, но от сильного толчка упала, вместе с щенком и Ледой. Падая, Мари успела сжаться в комок с Ригелем на руках, прикрывая его от удара о землю. Она все еще катилась кувырком, вслепую ища мать, когда ночную тьму прорезал крик:

– Бегите!

С трудом встав на колени, Мари подняла голову – на том месте, где только что были они с матерью, стоял большой человек. На него тучей надвигались пауки, он отбивался от них кулаками, а факелы алели все ближе и ближе.

Будто во сне Мари увидела, как взгляд Ксандра остановился на ней. Глаза его полезли на лоб от изумления и отвращения, и только тут Мари поняла почему – ведь все это время она держала на руках Ригеля. Ксандр смотрел на нее, не веря глазам, и голова у него тряслась, взад-вперед, взад-вперед.

– Самец! Убейте его! – проревел Псобрат, и в тот же миг полный ужаса вопль раздался в ночной тьме.

Мари и Ксандр вмиг обернулись – Псобрат с факелом тащил за собой Дженну.

Взревев, как раненый зверь, Ксандр кинулся к дочери. Он будто не замечал ни пауков, облепивших ему спину, шею и голову, ни Псобратьев, что целились в него из арбалетов, и до поры до времени не обращал внимания даже на стрелы, жалившие его со всех сторон. Мари насчитала дюжину стрел, вощедших в его тело по самое оперение – и даже тогда он еще бежал навстречу врагу, уносившему его дочь.

– Ему уже не поможешь. Бежим, Мари! Сейчас же! – Лихорадочный шепот Леды привел Мари в чувство.

– Но они схватили Дженну! – рыдала Мари.

– Если мы задержимся, схватят и нас. Бежим, Мари! Ну же, давай! – твердила Леда. И, схватив Мари за руку, потянула, увлекая ее и Ригеля за собой в темноту, все дальше и дальше от полных боли и ярости криков Ксандра, от света факелов и от запаха крови.

12

Ник еще не бывал на Фермерском острове после захода солнца, не тянуло его туда и сейчас, зато только там он наконец-то сможет избавиться от плачущей самки. Наверное, уже в тысячный раз Ник оглянулся через плечо на пленных землерылих. Было их пять, связанных между собой так, чтобы идти цепочкой. Плакса – та, которую поймали, когда на них набросился самец – плелась в хвосте, безутешно рыдая. Небольшой охотничий отряд, с Тадеусом и его терьером Одиссеем во главе, окружал пленных со всех сторон, они шли, высоко подняв зажженные факелы, чтобы пауки не застигли их врасплох, и подгоняя самок, заставляя тех бежать бодрой рысцой. Солнце давно закатилось – еще не хватало, чтобы отряд, и без того ослабевший, достался на ужин хищникам, не дойдя до безопасного места.