Тот самый остров

— Ты спасён, Данни, — продолжил я. — Всё о’кэй, ты пойдёшь со мной на «Отчаянный». Но сначала я посмотрю твою посудину. Ты один здесь, да? Что же у вас тут стряслось? Где твои хозяева?

Пёс, ясное дело, промолчал. Плюхая по воде, я прошёл через салон в носовые каюты, потом по левому борту через камбуз — в кормовую. Яхта была великолепно отделана красным деревом и выглядела совсем новой. На борту больше никого не было. Одна из пуль, пробивших борт, угробила дорогой плоский телевизор. Нигде ничего не разбросано, лишь камбуз завален немытой посудой. На диване с небесно-голубой обивкой лежала книга; я машинально глянул название: Норман Мэйлер, «Нагие и мёртвые». Я читал её, когда мне было лет двадцать. Рядом – ещё одна, «Путешествие в Икстлан» Кастанеды, вся засаленная и потрёпанная.

Напоследок я внимательно осмотрел штурманский стол (хотя, если по уму – с этого нужно было начинать). Аппаратура была выключена, никакого вахтенного журнала я не нашёл. Карты на столе также не было, зато лежал карманный приёмник GPS со вдавленным и треснутым серым дисплеем. Я озадаченно почесал затылок – кроме загадки продырявленной пулями яхты без экипажа оставался открытым вопрос, где же мы всё-таки находимся. Понятно, что где-то к востоку от Малых Антильских островов, но насколько далеко? Севернее широты Барбадоса или южнее? Идя на запад, можно узнать у встречного судна (вот идиотизм!). Или наткнуться на какой-либо остров и там спросить (ещё больший идиотизм). Но с таким же успехом можно и промахнуться мимо берега, снова оказавшись в Карибском море без навигационных приборов, или же не встретить никого – законы Мэрфи никто ещё не отменял. Значит, надо идти на вест длинными переменными галсами, только и всего.

Тут у меня проскочила умная мысль найти на «Пеламиде» недостающие аккумуляторы, но едва я тронулся в сторону дизельной выгородки, как услышал откуда-то снизу странное бульканье, а яхта, чуть вздрогнув, дала слабый дифферент на корму. Я сразу сообразил, что минуты «Пеламиды» сочтены, и, словно кенгуру, подскочил к столу, на котором по-прежнему в каменной позе сидел спаниель Данни.

— Ко мне, Данни, давай быстрей! — я запихал «кобру» в задний карман шорт, схватил пса на руки и развернулся к трапу. Данни не сопротивлялся, но и не цеплялся за меня – он словно находился в каком-то ступоре. Под пайолами что-то негромко забурлило, и дифферент увеличился. Я рванул на верхнюю палубу, там поставил Данни на лапы и, махая рукой, заорал в сторону «Отчаянного»:

— Мэг!!! Давай греби сюда скорее! Не видишь, что ли — она тонет!

И в этот момент «Пеламида» начала не спеша погружаться. Сердце у меня так и застучало. Я, конечно, прыгну в воду вместе с Данни, но... Но почему-то в этот момент мне показалось, что едва я окажусь в воде, на меня снизу нападёт какое-то неведомое зубастое чудовище. На самом же деле это был обыкновенный страх, чего там говорить.

Пока корвет подходил к гибнущей яхте, я лихорадочно осмотрелся вокруг, силясь среди всего, что вижу на верхней палубе, обнаружить хоть какой-то ключик к разгадке тайны «Пеламиды». Спутанные шкоты, сломанный раструб вентиляции, разбитый компас, сдвинутый с места спасательный плот… Стоп! Тузик! Где туз? С кормовой шлюпбалки свисали только срезанные тали. Тузика не было. Точно так же, как не было и спасательных кругов-«подков» в положенных местах на кормовом релинге. Выходило, что люди бросили яхту, ушли, и получилась очередная «Мэри Селест». Побросали в тузик спасательные круги, вахтенный журнал. Кто-то споткнулся, разбил нос, залил кровью весь кокпит, потом там что-то волочили — наверно, мешок с едой… Но почему? А собака? Её-то не взяли… И откуда пулевые дырки в борту? Вот сейчас она пойдёт на дно, сработает аварийный радиобуй, и скоро здесь будут спасатели. Тогда наша проблема определения места вообще отпадает — правда, на день рождения к Хосе мы всё равно безнадежно опоздали. Я поискал глазами аварийный радиобуй, а когда нашёл — обалдел.

Буй (типа «Дельфин») был расстрелян двумя выстрелами. Оценив величину дырок, я решил, что из пистолета или револьвера.

Мэгги подошла, когда мои ноги были уже по щиколотку в воде. Теперь «Пеламида» погружалась куда быстрее. Я передал ей Данни (пёс наконец-то издал что-то похожее на визг или вяканье), ухватился за фальшборт, подтянулся и, кряхтя, перелез на «Отчаянный». В этот момент «Пеламида» камнем пошла на дно, пуская пузыри. Когда топ мачты скрылся под водой, Данни вдруг завыл. Да как! Я ни разу не слышал, чтобы собака так выла. Мороз по коже. Мэгги тоже было не по себе. Зрелище погибающего корабля — вообще штука малоприятная. А тут ещё этот вой…

Мы спустились в салон. Я шумно выдохнул и сказал:

— Это пираты, Мэг. Пираты, понимаешь? Без вариантов. И они не так далеко…

Она перебила меня:

— Там никого не было? Ты уверен?

Хм, какой хороший вопрос, мадмуазель...

Данни полакал воды и отказался от сосиски. Потом он уселся у трапа на верхнюю палубу, словно часовой, тихо поскуливая. Мэгги наклонилась к нему, и пёс с благодарностью лизнул её в нос. Мэг чмокнула его в ответ и сказала:

— Ну, вот и слава Богу… Давай перекусим и пойдём дальше. Прямо на вест, длинными галсами. Всё будет хорошо, Си-Джей.

Конечно, будет. Шторм позади, а галсить по океану — дело привычное...

Мы глотнули рому и пошли поднимать стаксель. «Кобра» пока осталась на штурманском столе — так, на всякий случай.

Но когда мы вышли на верхнюю палубу, мы и думать забыли про стаксель...

~ 4 ~

VIER

5/IX-1944

Дописываю через два дня — когда всё закончилось, и я вновь обрёл способность держать в руках карандаш. По-прежнему держим курс зюйд-вест и одновременно «наблюдаем пасмурную погоду в квадрате AE 6763».

Итак, радиограмма куда как недвусмысленная. Из неё следует, что наша лодка геройски пойдёт на дно в Северной Атлантике. Где-то там, к норду от места нашей будущей «гибели», с неизвестным результатом закончилась драка наших «волков» с большим конвоем. Или должна была закончиться — мы не перехватили ни одного донесения, ни одного приказа Льва или штаба, вообще ничего. Конечно, мы часто и подолгу торчим под водой глубже двадцати метров, где уже нет приёма. Но выходит, что нам суждено погибнуть в этих водах. За нас уже всё решено… Кто решил так? И зачем? Наш фактический курс пролегает много восточнее района АL 7100 точно на зюйд-вест. После очередного погружения, вызванного появлением из тумана летающей лодки «сандерлэнд», мы ломали голову вместе с Герхардом, но так ни к чему и не пришли. За этим занятием нас и застал капитан в тот самый момент, когда из-за переборки прозвучал доклад акустика: «Герр капитан, шумы винтов! Эсминец и тихоходный фрахтер, пеленг четыре-восемь».

— Хватит шептаться, господа серые волки! А ну, по местам, — это в большей степени относилось ко второму помощнику, поскольку я и так находился на своём посту.

Йозеф продолжал докладывать: «Ещё фрахтер… три… эсминец… пеленг четыре-семь, меняется на нос… и ещё эсминец!». Капитан дал боевую тревогу и велел всплывать под перископ.

Стало ясно, что мы, сами того не желая, напоролись на солидный конвой. Я видел, как проходящий мимо торпедный механик Франк потирал руки — совсем, как муха перед кусочком сахара. Боцман (по нашему Первый номер) тоже оживился. Ему непосредственно управлять стрельбой торпедных аппаратов, вот он и суетится, проверяет всё, что можно — а вдруг? Мне же не давали покоя радиограммы.

Что было дальше — пишу больше по рассказу Герхарда, потому что из моей рубки командный пост не видно, только совсем чуть-чуть через переборочный люк, который почему-то оставался открытым. В те минуты я мог судить о происходящем только по долетающим до меня обрывкам команд и по докладам акустика.

По часам было 13.10. Капитан поднялся в рубку, глянул в боевой перископ и присвистнул. Через секунду он проорал так, что стало слышно всем в командном посту и даже нам с Йозефом.