Страница 6 из 12
Поэтому модный Запад взирал на традиционный костюм с завистью, изумленным восхищением и зачастую с покровительственно преувеличенным уважением. Некоторые проявления жестокости, такие как остающиеся на всю жизнь увечья, вызывали презрение и страх, но такого рода косметические процедуры явно мысленно отделялись от всех этих прелестных сари и кимоно. Стабильная и свободная от моды красота традиционной одежды должна была демонстрировать высшее качество социального и личного бытия, высший уровень эстетических достижений. Некоторым хотелось верить, что традиционные формы неизменны, подобно природным циклам, и что, к примеру, ближневосточное платье оставалось одинаковым на протяжении тысячелетий.
Однако на самом деле мимолетные, нервные визуальные порывы и перемены в моде несут в себе истинный эстетический прогресс. В них проявляется культурный прорыв, аналогичный другим открытиям в истории западного искусства, коммерции и мысли – полифонии, перспективе, двойной бухгалтерской записи и научному методу, – которые и поддерживали живое дыхание западной цивилизации. Лишь на той вершине, куда привели его все эти прорывы, западный человек обретает достаточно свободы, чтобы посмеяться над ними, а заодно над модой, и превознести создания более ограниченных цивилизаций, подобно тому как сами они превознесли творения нагой природы.
Западные мужчины, по-видимому, ощущали свою неадекватность по отношению ко всему спектру возможностей моды на протяжении многих поколений – примерно с начала XIX века, когда на первый план вышло романтическое представление как о природе, так и о народном платье. В результате на основе мужской моды постепенно родилось даже псевдотрадиционное платье, псевдоэтнический костюм с минимальным набором точно прописанных эстетических требований. Этот костюм пользовался общим уважением и сковывал личную фантазию – он мог выглядеть (притворно и лживо) не-модным. Но не будем легковерны: это всего лишь мода на анти-моду, каких мы видели немало.
Поразительная живучесть классического мужского покроя, продержавшегося без малого двести лет, в пору величайших социальных потрясений и научного прогресса, объясняется разными теориями, и некоторые из них мы в дальнейшем обсудим. Но одна теория сразу же кажется чересчур удобной: Дж. К. Флюгель говорил о «великом мужском отречении». Суть ее в том, что в конце XVIII века, когда мода сделалась чересчур переменчивой, мужчины попросту выключились из нее, словно в знак протеста.
Другой столь же ограниченный подход предполагает, что мужчины трусливо бежали и от рисков, и от радостей моды, и с тех пор их костюм сделался довольно-таки скучным. Поверхностный обзор мужской и женской моды XIX века легко может внушить неверное представление, будто мужчины по большей части устранялись из этой игры вплоть до конца XX века. Если пристально-недоброжелательно вглядываться в женскую моду, то и вовсе можно сказать, что мужчины устранялись именно с целью проложить альтернативный и лучший путь, создать живой наглядный аргумент против крайностей, навязываемых модой. В таком случае женщин было бы естественно презирать за следование этим крайностям.
Во второй половине XX века некоторые женщины публично соглашались с подобными аргументами. Их согласие выражалось в том, чтобы до суеверия тщательно копировать мужскую схему одежды и отвергать женскую. Иные феминистки в 1970-е годы похвалялись отсутствием юбок, словно возвещая полный разрыв с модой, как якобы разорвали с ней мужчины. Правда же состоит в том, что мужчины вовсе не отказывались от моды, но участвовали в другой схеме одежды. Классический мужской костюм XIX века был замечательно выразителен и гибок, столь же текуч и креативен, как женские моды, но его вариации последовательно противопоставлялись женскому подходу к моде, который фактически задвигал их в тень.
Все элементы мужского классического костюма варьировались по форме и текстуре, масштабу и поведению. Пиджаки бывали прямоугольные и короткие, приталенные и длинные, с различным расположением пуговиц и швов, брюки бывали широкие и мягкие, жесткие и узкие, шароварами или в обтяжку. Верх и низ шили из разной ткани или из одной и той же. Жилеты, почти исчезавшие, а затем вновь возвращавшиеся к жизни, столь же активно менялись, зачастую были цветными и по-разному обыгрывали формальные отношения с остальными компонентами костюма. Мужчина в костюме производил впечатление изысканности или грубости, казался уступчивым или неподатливым, дружелюбным или грозным. Невероятное стилистическое разнообразие воротников и галстуков входило в моду и выходило из моды, официальные варианты дополнялись не менее пестрыми версиями неформальных шейных аксессуаров. Особо отметим стилистическое богатство шляп, этих знаменитых символов мужественности, родом из далекого прошлого. Формальные шляпы в последнее время забыты, зато неформальные процветают как никогда прежде. Стили мужской одежды сливались, разделялись и воссоединялись, постоянно порождая новые представления о том, как надо выглядеть, а как нельзя, и все это внутри одной и той же гибкой системы условностей. Эта элегантная смесь элементов бесконечно обогащалась заимствованиями из не столь элегантных источников. Мужская экипировка могла выглядеть как не-модная, но это иллюзия: мужской облик столь же склонен к риску и иронии, сколь женский, и его репрезентационная роль столь же велика.
Вообще, мужская мода нового времени – замечательное достижение современного визуального дизайна. Словно греческий ордер, она опирается на определенный набор формальных правил, но при этом течет в потоке непрерывных перемен с той же скоростью, что и женская. Как и другие аспекты дизайна, она служит важной иллюстрацией современных взглядов и чувств (а не консервативным прибежищем от них), поскольку за модой признают именно такую функцию. Тенденции современной женской моды это подтверждают: все чаще отмечается включение деталей мужского костюма в женский наряд в самых разных целях, адаптируются вышедшие из моды, на время отвергнутые самими мужчинами элементы, поскольку они остаются внутри канона и удовлетворяют визуальным требованиям. Женская мода, столь наглядная, столь «модная», часто выявляет и демонстрирует нам, насколько интересна мода мужская.
Недовольство модой как явлением высказывалось с самого ее возникновения. Претензии предъявлялись к этически или эстетически неприемлемому виду, к дороговизне или неудобству перемен; в особенности критиков не устраивало само требование, чтобы люди обоих полов постоянно следили за своей внешностью. Тем не менее стоит отметить, что долгая и счастливая жизнь моды началась в средневековой христианской Европе, то есть она росла рядом с религиозными и интеллектуальными идеалами, которые возвышали ум и душу над плотью и материальным миром. Очевидно, что в таком климате очарование моды таится в ее коварном бессознательном воздействии, непременной визуализации фантазий, которые в противном случае останутся невыраженными. С тех пор как началось это движение, мода не только привлекает приверженцев, но и возбуждает страх и отвращение. Литература, направленная против моды, обширна, красноречива, опаляюще изобличительна и насчитывает далеко не первое столетие.
Значения моды
Наиболее яркие формы моды не укладываются в традицию и требуют социальных интерпретаций. Но поскольку источники этих форм, как правило, неосознаваемы и скрыты от современников, социальное значение добавляется позднее и проецируется задним числом на тот или иной конкретный феномен. Как и в прочих областях, истолкование с позиций другого исторического момента зачастую оказывается неверным, что-то упускает или добавляет. Но в любом случае высказывания современников моды следует принимать с серьезными оговорками. Сейчас мы можем, к примеру, сказать, что подплечники, расширявшие плечи женского пиджака в 1980-е годы и исчезнувшие в 1990‐е, свидетельствовали о желании подражать внешним признакам мужской силы. Однако в пору расцвета этой моды никто из ее последователей не мог признаться в подобном и привлекательность нового облика объяснялась иными, более симпатичными причинами – например, что благодаря такому ухищрению талия становится ýже. С одной стороны, талия действительно становилась ýже, с другой, визуальное уменьшение талии – недостаточное объяснение, как недостаточно и желание напрямую подражать накачанным мужским мышцам.