Настоящий мужчина

Тонкий золотой ободок непривычно оттягивал запястье. Мой уже почти муж тоже нервно потирал свой браслет, стоя напротив и глядя куда угодно, кроме меня. Я теребила рукав и молчала.

— Я бы не стал принуждать, если бы не обряд, — все так же сипло пробормотал мужчина. Я судорожно кивнула. Мы должны перед богами подтвердить наш союз. Но эти слова обнадежили. Северяне всегда славились как очень уважающий женщин народ, и, видимо, Кортел следует традициям. Но я все же вздрогнула, когда он мягко коснулся моего плеча, — я не обижу.

Пусть я и могла бы поверить. Но единственный мужчина в моей жизни до него был так груб, что не бояться выше моих сил. В платье я чувствую себя хоть немного защищенной, не униженной, но сейчас и этого последнего барьера лишусь…

— Пожалуйста, — сглотнув, я подняла взгляд на бесстрастное лицо мужа, — давай не будем снимать одежду?

Кортел только кивнул. Я задержала дыхание, когда он склонился и коснулся губами моей шеи. Жар его ладоней, осторожно придерживающих меня за плечи, был ощутим даже через плотную ткань.

Просто закрыть глаза. Потерпеть. Ради Тимира.

========== Часть 2 ==========

По выработавшейся за много лет привычке я проснулась перед рассветом. Ночью, исполнив последнюю часть ритуала, мы с теперь уже законным мужем поправили одежду и легли спать спиной друг к другу. Кортел обещание сдержал, был осторожен и даже ласков, своим сиплым шепотом увещевал, что все будет хорошо, держал меня за руку, позволяя цепляться за сильные пальцы. Пытался было поцеловать в губы, но я вздрогнула так, что после он целовал меня только в шею. Рекордное понимание и чуткость для мужчины.

Тихо встав, я поморщилась от громкого шороха дорогой ткани платья. Когда-то платья были лишь на юге, северянки носили штаны. Я все детство в штанах пробегала, но после войны и долгих попыток найти себе пристанище среди южан пришлось следовать местным традициям.

Тихо вздохнув, я оглянулась на спящего мужа. Его большая кровать была придвинута одной стороной к стене, что вчера меня мимоходом удивило, а теперь я поняла, почему. Хозяин дома спал, забившись в уголок, вроде бы, на боку, но сильно наклоняясь к стене и плотно прижимаясь к ней плечом и бедром. Будто спрятался. Обе руки его лежали так, словно он по-детски сложил кулаки на груди. Я, кажется, на краешке спала, не могла же я во сне его оттеснить, правильно? Но кто же он? Северную знать вырезали едва ли не подчистую, когда мы проиграли войну. А он богат, по осанке видно, что с детства приучен гордо держать голову. Парк и вовсе напоминает слугу, какого всегда приставляли к родовитым мальчикам.

Сделав пару шагов к двери, я разбудила шелестом мужчину. Он резко вскинул голову, но не обернулся.

— Прости, — смутившись, я опустила взгляд.

— Ничего, — как всегда, сипло и негромко. Помявшись на пороге, я хотела было спросить насчет брюк, не нужно ли мне приготовить завтрак, но не решалась приставать с вопросами, — не хочешь выбросить эти южные тряпки?

— Хочу, — я рассматривала взъерошенный беловолосый затылок и резко опустила взгляд, когда Кортел перекатился через спину на другой бок и встал.

— Не опускай глаза, — аккуратно коснувшись моего подбородка, он поднял мое лицо, — забудь эти южные унизительные догмы. Ты северянка.

Прикусив задрожавшую нижнюю губу, я смотрела в красные глаза человека, который переворачивает мою жизнь и дает право существовать так, как я должна была по праву рождения.

Сглотнув, я еле заметно отстранилась от его руки, и мужчина отступил на шаг, давая мне пространство. Махнув рукой в сторону шкафа, он как-то нерешительно зачесал пальцами назад свои чуть длинноватые для знатного северянина волосы и вышел из спальни.

Еще одно доказательство его высокого происхождения — простолюдины не имеют права стричься всю жизнь, а люди с титулом должны носить волосы не длиннее указательного пальца. У Кортела же они длиной с мою кисть от запястья до ногтей.

Отбросив ненужные размышления, я открыла дверцу указанного шкафа. В нем были рубашки и брюки, которые на моего мужа при всем желании бы не налезли. Правда, и мне оказались чуть узковаты, но ходить в них вполне можно было, хоть и на грани приличия.

Стянув волосы в тугую косу, я присела на край кровати, пытаясь придумать себе дело. Тимир тот еще соня, завтрак, я так понимаю, готовить не нужно. Чем же мне, в таком случае, заняться?

Тихонько постучав, заглянула служанка. Спросила, не нужна ли мне помощь с одеждой и пригласила к завтраку.

В столовой ожидал только читающий какое-то письмо Кортел.

— Разбудить Тимира? — я присела на стул по левую руку от хозяина дома, где для меня были приготовлены приборы.

— Пока маленький, пусть спит, сколько нужно, это полезно для роста, — даже не глянув на меня, ответил мужчина, продолжая неторопливо читать. Я только легко улыбнулась, переводя взгляд в окно. Думаю, мальчишка и сам скоро проснется, он довольно рано лег, — лучше расскажи мне об его отце.

Вздрогнув, я потупилась, рассматривая свои нервно сплетающиеся пальцы. Но Кортел имеет право знать, раз уж он взялся воспитывать Тимира, правда?

— Он сын тех людей, у которых я работала, — едва не зашептала я, — изнасиловал меня, когда мне было семнадцать, а потом был убит какими-то ворами, я не знаю. Его родители позволили мне остаться и содержали Тимира, были довольно ласковыми бабушкой и дедушкой.

— Ему повезло, что он уже сдох, — без эмоций просипел мужчина. Когда я робко подняла взгляд, он смотрел в одну точку письма, но на лице ничего не отражалось, — прости за напоминание.

— Ты имеешь право знать, — пробормотала я, сглотнув.

Наконец-то посмотрев на меня, Кортел протянул руку ладонью вверх. Немного поколебавшись, я вложила пальцы в его ладонь.

— Я буду защищать свою семью до последнего вздоха, — очень тихо произнес он, глядя прямо мне в глаза и ласково сжимая мою руку.

— Молодожены нашли общий язык, как мило, — я вздрогнула и отняла руку, краснея, а довольно хихикающий Парк устроился за столом напротив меня. Как раз служанка принесла блюдо с фруктами и небольшую кастрюльку каши, — Кортел, ты снова забыл о тренировках.

— Начну вместе с Тимиром, — мотнул головой мужчина, виновато отводя взгляд.

Меня, разумеется, не спросили… Но я и не против — мой сын полноправный северянин, а значит должен уметь обращаться с мечом и стрелять из лука. Если бы не эта традиция, наше маленькое княжество не было бы захвачено ценой жизней южных солдат, количество которых превышало население Севера почти втрое.

Днем Кортел выпроводил меня вместе с несколько измотанным утренней пробежкой и не слишком сложными упражнениями Тимиром на рынок. Нужно было купить ему одежду, тренировочный затупленный клинок и побольше бумаги для упражнений в письме вместе со специальным детским пером с тонкой ручкой. Примерку вещей мальчишка вынес стоически, пусть и закатывал глаза; в книжной лавке с восторгом тянулся потрогать все, что только попадалось ему на глаза, но воспитание заставляло его сперва спрашивать разрешения, чему я была несказанно рада. В лавке при кузнице я уже сама себя мысленно одергивала — в детстве мы с отцом очень много времени тренировались фехтовать, я просто обожала оружие. Пока хозяин подбирал учебный меч под рост и силу Тимира, я любовалась тонким, узким клинком с простой гардой и обмоткой рукояти сыромятной лентой. Тусклая серебристая рукоять была покрыта выгравированным узором, немного напоминающим северную вязь. Прикрыв глаза, я вздохнула, вспоминая ощущение безграничности крутых голубоватых склонов, охватывающих три четверти горизонта зубчатой каймой, сводящий зубы холод талой воды в ручьях, никогда не замерзающих. Как жаль, что мой сын так и вырастет в этих удушливо-пыльных сухих степях, не переночевав ни разу у запашистого от трав костра и не зачерпнув ладонью нежный туман облака, прицепившегося к склону.

Вечером возбужденный Тимир никак не хотел ложиться спать, и Парк вызвался рассказать ему одну из старых сказок северян. Я присела в кресло у камина, чтобы тоже послушать, потому что не помнила уже ни одной сказки целиком. И только на середине повести, завороженная, словно тоже ставшая ребенком, заметила стоящего в дверях Кортела. Он прислонился плечом к косяку, прижался к нему виском, скрестил руки на груди и мечтательно-рассеянно улыбался, закрыв глаза. Я впервые видела его лицо таким расслабленным и спокойным, без сосредоточенной морщинки между бровей.