Страница 7 из 15
Что бы ни явилось причиной, но молодая девица затворила окно со вздохом. Она вернулась к своему креслу, и легкая тень пробежала по ее лицу. Она села, облокотилась о ручку и принялась печально глядеть на огонь.
Граф заметил, что она побледнела.
– Ты нездорова, дочь моя? – спросил он ее.
– Нет, дорогой мой батюшка! – отвечала она, положив его руку в свою и взглянув на него с улыбкой; но, когда она это сказала, предательница слеза упала на пол и графиня отвернулась.
– Сквозняк у окошка простудил тебя, – сказал граф с улыбкой. – Спокойная ночь все исправит.
Наконец накрыли к ужину, но только хотели принести кушанья, как вошла хозяйка и извинилась за то, что должна пригласить сюда недавно приехавших гостей. Так как ночь холодна, а у них нет других теплых комнат, то она попросила их разместиться в той, где горел камин. Как только она извинилась, вошла принцесса, которую вел тот самый красивый молодой человек.
Граф тотчас узнал в гостье даму, которую часто видел в обществе в Неаполе и Риме и у которой и сам не раз бывал на приемах.
Молодой человек был ее племянником и наследником и выгодно отличался от многих своим богатством и хорошим воспитанием. Однажды он встречался с графом и его дочерью – на даче у одного знатного неаполитанца. Молва просватала его за богатейшую наследницу некоего знатного вельможи.
Эта встреча оказалась приятной как для графа, так и для принцессы.
Граф был по-старинному учтив. Принцесса же в свое время была красавицей, всю жизнь она любила щеголять и слушать комплименты.
Молодой человек подошел к юной графине с целой тысячей учтивых комплиментов, но в его походке и голосе обнаруживалось то смущение, которое, наконец, совершенно лишило его дара речи. Молодая дама между тем потупила взор и не произнесла ни единого слова. Она снова опустилась в кресло, где осталась сидеть неподвижно, глядя на огонь, в то время как множество различных переживаний и чувств отражались на ее лице.
Старики, которые в это время приветствовали друг друга, не заметили странного поведения молодых людей. Они договорились вместе поужинать, и, так как принцесса везла с собой своего повара, в скором времени на столе появился обильный ужин. К нему присоединились отборные вина, ликеры и пирожные, которые оказались в одной из повозок, предназначенных для кухни. Принцесса была охотницей до всего изысканного, что может принадлежать человеку.
В данное время она вознамерилась совершить путешествие в Лорето, чтобы посредством богатых пожертвований получить отпущение грехов. Она, конечно, была слишком роскошна для богомолки и очень отличалась от тех, кто ходит на богомолье с сумою. Но странно было бы требовать такого самоотречения от людей, живущих по законам нынешнего света; однако же нельзя усомниться и в сильном действии богатых подарков, которые она везла тамошнему монастырю.
Принцесса и граф во время ужина толковали о светских происшествиях, которыми они в свое время наслаждались, и не замечали, что говорят только они одни. Молодые люди молчали и по очереди тяжело вздыхали. Девушка, невзирая на все просьбы принцессы, не притронулась ни к одному из любимых кушаний старухи. Граф на это только пожимал плечами.
– Ей что-то нынче нездоровится, – сказал он. – Я думал, что она упадет в обморок, когда она увидела ваш экипаж.
Румянец покрыл щеки дочери, которая опустила голову, чтобы скрыть смущение.
Как только ужин окончился, все придвинули стулья поближе к камину. Пламя уже погасло, дым рассеялся, и горячие угли распространяли приятное тепло. Гитара, которую принесли из кареты графа, стояла у стены. Принцесса увидела ее и сказала:
– Мне хотелось бы насладиться приятной музыкой, прежде чем мы разойдемся по своим спальням.
Граф гордился талантом своей дочери и попросил ее выполнить просьбу принцессы.
Молодой человек, соблюдая правила учтивости, взял гитару и подал ее прелестной музыкантше. Она бы с радостью отказалась от этого предложения, но не успела, поскольку пребывала в чрезвычайной рассеянности. Дрожащей рукой она взяла инструмент и, сыграв несколько аккордов, пропела две польские песни.
Глаза ее отца заблестели от радости. Даже ворчун Каспар остался в комнате: отчасти из любви ко всему польскому, отчасти из уважения к таланту своей госпожи.
В самом деле, мелодичность музыки и нежность исполнения привели бы в восхищение даже самых неотесанных людей. Старуха принцесса кивала головой и постукивала в такт рукой, хотя иногда и не совсем верно. Между тем как племянник, погрузившись в свои мысли, рассматривал картину, висящую на стене и почерневшую от дыма.
– Теперь, – сказал граф, потрепав дочь по щеке, – я прошу тебя, спой принцессе ту испанскую песенку, которую ты так любишь. Вы не можете вообразить, – прибавил он, – какие она сделала успехи в вашем языке, несмотря на то, что давно уехала из Испании и после этого совсем не занималась им.
Яркий румянец залил щеки дочери. Она помедлила, что-то смущенно пробормотала, но потом смело взяла гитару и заиграла. Это был испанский романс, – как водится, про любовь и тоску. Она пропела первую строфу с большим чувством, и ее прелестный голос тронул сердца. Но мало-помалу ее пение становилось все тише, губы задрожали и целый ручей слез устремился по щекам.
Граф с нежностью обнял ее.
– Ты нездорова, дочь моя, – сказал он, – и я тревожу тебя. Иди в свою спальню. Да благословит тебя Бог!
Девушка поклонилась и не глядя на присутствующих вышла из комнаты.
– Дочь моя больна, а я не знаю чем. С недавнего времени она утратила и здоровье, и всю свою веселость. Она всегда была точно нежный цветок, и мне стоило немалых трудов вырастить ее. Извините, – продолжил он, – слабость отца, но я много перенес в своей жизни. Она – мое единственное сокровище.
– Может быть, она влюблена? – спросила принцесса с улыбкой.
– Не может быть! – с горячностью возразил граф. – Она никогда мне об этом не говорила!
Племянник принцессы поспешно встал и принялся ходить по комнате.
Молодая полька, оставшись одна в спальне, отворила окно, чтобы развеять свою грусть и подышать свежим вечерним воздухом. Может быть, причиной недавнего смущения было уязвленное самолюбие? Но кроткий нрав девушки не давал оснований для подобных предположений.
– Он видел меня плачущей! – сказала она, и снова яркий румянец разлился по ее щекам и голос задрожал. – Никогда, никогда! – С этими словами она ухватилась за оконную раму, другой рукой закрыла лицо и принялась проливать горькие слезы.
Так сидела она, погрузившись в свои мысли, до тех пор пока не услышала голоса отца и Каспара, доносившиеся из соседней комнаты, и не поняла, что компания уже разошлась по своим спальням. Свет, который мелькал в окошках, подсказывал ей, что принцессу провожают в ее покои, находившиеся во флигеле гостиницы. Она ясно различила лицо племянника, когда тот проходил мимо окон.
Юная графиня глубоко вздохнула и уже хотела закрыть окно, как вдруг ее внимание привлек разговор двоих людей, стоявших на углу под окном.
– А что сделают с несчастной молодой дамой? – спросил голос, по которому она узнала служанку.
– Ха! И ее тоже убьют! – ответил голос, принадлежавший Пьетро.
– Разве нельзя оставить ее в живых? – промолвил умоляющий голос служанки. – Она так добра!
– Что нам за дело до этого? – отвечал второй голос с негодованием. – Неужели ты хочешь, чтобы все мы погибли из-за этой девицы?
Между тем оба удалились от ее окна настолько, что полька не могла больше ничего разобрать. Однако этот короткий разговор взволновал ее.
Если он касался ее самой, то как избежать опасности? Она несколько раз собиралась постучать в дверь отцовской спальни, чтобы рассказать о том, что слышала. Но она боялась, что ошибается и разговор касается кого-то другого, поскольку он был невнятен по смыслу и определенно понять было ничего нельзя.
В то время, когда она размышляла, как поступить, ее встревожил шум в углу комнаты. Подойдя туда со свечой, она увидела дверь, которую прежде не заметила и которая была заперта изнутри на задвижку. Она подошла поближе, спросила, кто там, и услышала голос служанки. Едва она отворила дверь, как та вбежала в комнату, бледная и запыхавшаяся, прижимая палец к губам в знак молчания и осторожности.